Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фраскита удивилась, какой шумной оказалась ночь. Остановившись у самого большого дерева, какое нашла, она вырыла под ним довольно глубокую яму, опустила туда шкатулку, засыпала яму и хорошенько примяла руками сухую землю. Фраскита начинала приручать ночь. Она внимательно посмотрела на оливу, которой доверила свое сокровище, чтобы запомнить ее. Ствол, раздвоенный у основания, соединялся выше, как если бы два дерева несколько лет росли рядом, а потом сплелись.
Поглощенная созерцанием древесной четы, она понемногу забыла о страхе, но вдруг мужской голос у нее за спиной произнес какое-то число, и она едва успела спрятаться за тем самым стволом, который разглядывала. Тень двигалась прямо к ней.
У тени было лицо прекрасного юноши.
Остановившись перед двойной оливой на том самом месте, где Фраскита только что зарыла свою шкатулку, он прокричал во весь голос: “Сто девяносто восемь!”
Фраскита проводила взглядом широко шагавшего красавца с тонкими чертами лица, так ее напугавшего. Он встал навытяжку перед следующим деревом, оглушительно выкрикнул: “Сто девяносто девять!” – и двинулся дальше, считая оливы. Едва он скрылся из виду, девочка подхватила лопату с корзиной и пустилась наутек.
И ни разу не обернулась, пока не добежала до деревни.
Поравнявшись с первыми домами, она встретилась взглядом с блестящими глазами какого-то беса, обернувшегося котом, чтобы не давать покоя полевкам, и замерла на месте. Желтые глаза мерцали между небом и землей. Зверь несколько мгновений смотрел на нее, будто взглядом прикалывал, как бабочку, к ночному пейзажу, потом отвел глаза, плавно соскользнул с дерева и растворился в темноте. Фраскита опомнилась, хотя так и не смогла до конца убедить себя, что это всего-навсего соседский кот, и побежала дальше. Тяжело дыша, толкнула дверь, ощупью пробралась через комнату и упала на постель.
Шли дни, шли недели. Натерпевшись страха во время ночной вылазки, Фраскита и не думала возвращаться к двойной оливе, под которой зарыла свое сокровище.
Зато ее мать постоянно находила всевозможные предлоги, чтобы перевернуть все вверх дном в их маленьком домике или сдвинуть с места какой-нибудь старый камень в патио. Любопытство не давало ей покоя. Желание проникнуть в тайну шкатулки так разгорелось в ней, что она едва не утратила разум.
– Надеюсь, ты не потеряла то, что было тебе доверено, а спрятала в надежном месте. Одному Богу известно, что может случиться, если кто-то найдет эту шкатулку и раньше нас ее откроет. Она все еще в доме? – в конце концов спросила мать у Фраскиты.
– Нет, в доме ее давно уже нет. Мы сходим за ней через три месяца туда, где она спрятана, и можешь не беспокоиться, никто раньше нас ее не откроет!
– Ты схоронила ее во дворе?
– Не во дворе и не в деревне. Она далеко, без моей помощи тебе ни за что до нее не добраться.
– Так скажи мне, куда ты ее отнесла! Я знаю место, где ее можно спрятать так, что никто никогда у нас ее не заберет.
– Ей хорошо и там, где она теперь.
– Как ты можешь настолько не доверять своей старушке-матери?
– Мама, пойми, того, что появится в шкатулке, когда придет названный тем голосом срок, в ней еще нет. Если ты откроешь ее сегодня, она будет так же пуста, как сорок лет назад, когда ты совершила ту же ошибку. Обещанный мне дар растет там в темноте. Дай ему столько времени, сколько требуется!
Мать ударилась в слезы и рассыпалась в извинениях, но не прошло и трех дней, как она снова принялась расспрашивать.
За вопросами последовали приказы, затем посыпались удары.
Фраскита целый месяц терпела побои. Она держалась стойко – ни кнутом, ни пряником ничего от нее было не добиться, она не уступала, оставалась такой же безмолвной и непроницаемой, как сама шкатулка. Она сама превратилась в запертый ларец, и тщетно мать день за днем пыталась взломать крышку. И даже отцу, который не лез в бабские дела, несколько раз пришлось вмешаться, не то мать убила бы ее.
Тридцать дней мать лютовала, затем ее поведение полностью изменилось. Она замолчала и целыми днями накручивала на палец длинную седую прядь. Она перестала есть, перестала причесываться, перестала выходить из дома, она чахла и угасала.
Эта вторая стадия продолжалась столько же, сколько первая.
Наконец в одно прекрасное утро заметно исхудавшую женщину будто что-то вытолкнуло из дома. Она бродила по дорогам вокруг деревни, вполголоса разговаривая сама с собой, и рыла ямы где придется.
И тогда к Фраските пришел священник.
Он был человеком городским, глухим ко всем этим бабьим поверьям. Терпеть не мог шабашей, суеверий и ведьмовства, которым занимались, при всей своей набожности, иные из его прихожанок.
Странным он был священником, не склонным наказывать. И он не верил в дьявола.
“Если моя молитва бесплодна, значит, я плохо поел за обедом, значит, в церкви холодно, и я никогда не обвиню в своих человеческих упущениях никакого чертенка с копытами. Петр отрекся от Христа, потому что боялся. Дьявол здесь ни при чем! Если дьявол и существует, то только в головах у людей”. Он часто это повторял.
Он никогда не читал с кафедры строк, где говорится об одержимых, и ни в одной своей проповеди не упоминал нечистого, больше всего опасаясь, как бы не началась эпидемия одержимости. И пусть его паства ни слова не понимала на латыни, незачем было подливать масла в огонь. Чтобы не будить лиха, лучше вообще о нем не говорить.
Пастырь долго боролся с темными вековыми поверьями, трогавшими души, о которых он пекся, но ему не удалось наставить своих овечек на истинный путь. Он всего лишь заставил их умолкнуть – ему перестали рассказывать про сглаз и про окровавленные цыплячьи головы, которыми трясли у постели больного ребенка. С ним ни о чем таком больше не говорили, опасаясь рассердить умного человека.
Выслушав исповеди Фраскиты и ее матери на следующий день после Пасхи, он глубоко вздохнул, и обе отделались двумя-тремя часами коленопреклоненных молитв в маленькой церкви. Но, увидев, как истощенная старушка день за днем голыми руками – свою лопату муж у нее отобрал – роет ямы, он догадался, что внезапное помешательство связано с нелепой историей, о которой они говорили на исповеди за несколько месяцев до того, и отправился к Фраските.
– Фраскита, что ищет твоя мать? – спросил он.
– Шкатулку. – Девочка не пыталась увильнуть от ответа.
– А что лежит в этой
- Петрушка в Городе Ангелов - Ева Василькова - Прочая детская литература / Русская классическая проза
- Том 2. Пролог. Мастерица варить кашу - Николай Чернышевский - Русская классическая проза
- Творческий отпуск. Рыцарский роман - Джон Симмонс Барт - Остросюжетные любовные романы / Русская классическая проза
- 48 минут, чтобы забыть. Фантом - Виктория Юрьевна Побединская - Русская классическая проза / Современные любовные романы
- Часы - Эдуард Дипнер - Русская классическая проза
- Пока часы двенадцать бьют - Мари Сав - Короткие любовные романы / Русская классическая проза / Современные любовные романы
- Как быть съеденной - Мария Адельманн - Русская классическая проза / Триллер
- Родительская кровь - Дмитрий Мамин-Сибиряк - Русская классическая проза
- Фантом - Сигизмунд Кржижановский - Русская классическая проза
- Усмешка дьявола - Анастасия Квапель - Прочие любовные романы / Проза / Повести / Русская классическая проза