Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шкатулка
Еще совсем ребенком Фраскита уединялась с шитьем. Мать очень скоро заметила ее сноровку, то, как удивительно она владеет иглой, и смеялась, глядя, как девочка пришивает оторванную пуговицу или кропотливо подрубает край.
Фраскита набила руку, зашивая прохудившиеся штаны, и от штанов к штанам нитка ложилась все ровнее, стежки становились все более мелкими, движения – быстрыми, глаз – верным.
На время предшествовавшего инициации поста Фраскиту от шитья отлучили. Для нее это было тяжелым лишением, и потому сразу после Пасхи девочка с удвоенным пылом вернулась к работе.
До тех пор Фраскита, штопая, стремилась воспроизвести переплетение нитей ткани, воссоздать ее и так в этом преуспела, что работа становилась невидимой. Напрасно отец искал протертые места на коленях или в промежности своих штанов – они были как новые. Но после Страстной недели Фраските наскучило такое смирение, и она все чаще показывала свое искусство. Теперь простыни были усыпаны крохотными белыми цветочками, а на шрамах ткани, прикрывая соединенные края раны, замелькали еле заметные птички. Белым по белому, черным по черному – штопка дала ей возможность приобщиться к вышивке, и на материнских шалях появились розочки.
Только рукоделие и помогало Фраските устоять перед грозным искушением, перед шкатулкой, стоявшей в углу ее комнаты.
Тяжелый, черный, грубо сработанный куб ее ждал. Деревянную поверхность, покрытую патиной, так и тянуло погладить.
Углы шкатулки, конечно, обтерлись за века, но ни один жучок, ни один древоточец ни разу не позволил себе полакомиться ее темной плотью.
В первое время Фраскита садилась перед шкатулкой и часами ее разглядывала, пытаясь слиться с сумрачной материей, так в нее всматривалась, что вскоре знала каждый след от сучка. Она до того сосредоточивалась на этом предмете, что начинала кружиться голова.
Но шкатулка не поддавалась, шкатулка даже не приоткрывала свою тайну.
Теперь Фраскита могла выходить из своей комнаты когда ей заблагорассудится. Она бродила по окрестностям со своим маленьким стадом, а вернувшись домой, помогала матери по хозяйству, потом бралась за штопку и штопала усердно, стараясь забыть про шкатулку.
Поначалу Фраскита думала – ей ни за что не продержаться девять месяцев, не устоять перед неодолимым желанием открыть шкатулку. Не раз она уже готова была приподнять крышку, которую не охранял никакой замок. Но, подумав о матери, которая совершила эту ошибку до нее, отводила руку.
На десятое воскресенье после Пасхи Франсиска начала в кухне обучать ее действиям.
– Видишь ли, мелодию я знаю, а слова забыла. Я не могу прочитать эти молитвы, но каждая из тех, которым тебя научили, должна сопровождаться действиями, которые я тебе покажу. Сегодня мы займемся carne cortada[1]. Для того чтобы лечить порезы, достаточно произносить заклинания, повторяя действия, которые я сейчас при тебе совершу.
Взяв два крупных белых яйца, она разбила их о край чашки, перемешала белок с желтком и вылила все это в чугунок.
– Да сними же ты их с огня, пока не подгорели! – забеспокоилась Фраскита.
– Они и должны подгореть, а когда совсем почернеют, пропитай тряпку оливковым маслом и собери на нее то, что останется от яиц. Чтобы порез зажил быстрее, ты должна вот так нарисовать на нем три креста.
И тут Фраскита, пристально смотревшая на мать, заметила, как за последнее время поседели ее волосы, как увяла кожа на руках. Она обнаружила, что ее мать стала старухой.
– Мама, как ты потеряла дар?
– Я получила ту самую шкатулку, когда мне было столько лет, сколько тебе сейчас. И за три месяца до конца испытания открыла ее, решив, что никто никогда об этом не узнает. Шкатулка была пуста, а я тут же забыла все молитвы, которые мне передали.
– Но кто же научил меня, если ты их забыла? Значит, это не твой голос я слышала среди могил?
– Нет. Когда я открыла шкатулку, мне показалось, что я открываю собственный череп. Все слова, запертые в нем несколько месяцев назад, разом вылетели. Я тут же опустила крышку. В голове у меня оставалась всего одна молитва третьей ночи, ты слышала ее от меня на кладбище. Мы потеряли ее на сто лет.
– А кто посвятил тебя?
– Моя мать. Я хочу попросить тебя об услуге. Спрячь эту шкатулку в надежном месте!
– Куда мне ее отнести?
– Понятия не имею, но ее надо спрятать! Я очень боюсь самой себя, девочка моя. Ты должна унести подальше свой секрет, сделать его недоступным для твоей матери! И смотри, чтобы я тебя не выследила!
Той землей правил человек по имени Эредиа. Вся она, до последнего камешка, принадлежала ему. Никто не знал, когда и при каких обстоятельствах его семья завладела этим краем – в стороне от проторенных людьми дорог и от божественного света. Богу Эредиа оставил лишь далекие синие небеса. Белые скорлупки хижин на холмах Сантавелы были как в тисках зажаты между лазурью и камнями. Небо принадлежало Богу, камни – сеньору Эредиа, от которого зависела жизнь деревни. Случалось, люди уже не знали, к кому из них двоих обращать молитвы.
В тот же вечер Фраскита нехотя пошла в принадлежавшую этому сеньору оливковую рощу, чтобы зарыть там шкатулку.
Она впервые ночью вышла из дома одна и теперь не узнавала дорог, по которым ходила, сколько себя помнила. Самые обычные, знакомые предметы в темноте как-то странно выпирали. Она спотыкалась о каждый камень, запиналась о ступеньки, размахивая руками в ухабистой тьме. Деревня была непривычной, Фраскита удивлялась размерам домов и очертаниям деревьев. Все словно растворялось, медленно таяло в ночи: листья сливались между собой, окна казались дырами в бесформенной груде фасадов, линии расплывались, исчезали в полумраке, земля поглощала камни, а небо поглощало землю. Мир был заполнен неясными темными пятнами, будто изрыт провалами. Лохмотья забрызганного огоньками неба, разодранного пилой гор, свисали до самой земли. Стеной стояли смоковницы, иные, уже усыпанные шарами крупных незрелых плодов, словно смотрели, как она проходит в тени деревьев.
В правой руке Фраскита держала отцовскую лопату, в левой – плетеную корзину. Очень страшно было идти по
- Петрушка в Городе Ангелов - Ева Василькова - Прочая детская литература / Русская классическая проза
- Том 2. Пролог. Мастерица варить кашу - Николай Чернышевский - Русская классическая проза
- Творческий отпуск. Рыцарский роман - Джон Симмонс Барт - Остросюжетные любовные романы / Русская классическая проза
- 48 минут, чтобы забыть. Фантом - Виктория Юрьевна Побединская - Русская классическая проза / Современные любовные романы
- Часы - Эдуард Дипнер - Русская классическая проза
- Пока часы двенадцать бьют - Мари Сав - Короткие любовные романы / Русская классическая проза / Современные любовные романы
- Как быть съеденной - Мария Адельманн - Русская классическая проза / Триллер
- Родительская кровь - Дмитрий Мамин-Сибиряк - Русская классическая проза
- Фантом - Сигизмунд Кржижановский - Русская классическая проза
- Усмешка дьявола - Анастасия Квапель - Прочие любовные романы / Проза / Повести / Русская классическая проза