Олимп, штат Техас - Стейси Суон

стоял расставив ноги, сильно запрокинув голову и выплескивал свой гнев на зеленые листья в десятиметровой вышине. Крик не смолкал. Геп подумал бы, что Марча укусила оса или змея, но в звуке не было ни боли, ни боязни. Лишь океан гнева, слитый в единый поток.

Страх слегка отступил, когда Геп услышал, как на веранде хлопнула сетчатая дверь-ширма. Мать вышла на крыльцо. Он медленно приблизился к Марчу, тронул его за плечо.

— Ладно, хватит.

Марч толкнул брата в грудь кулаком, не прекращая кричать. Геп хотел было толкнуть брата тоже, но замер, когда заглянул Марчу в глаза.

Движения брата Геп уловить не успел. Лишь понял внезапно, что под спиной у него земля, а Марч сидит сверху. На свое, видимо, счастье, он тогда не знал, что впереди десятки лет, когда он снова и снова будет оказываться в том же самом положении. Пройдет немало времени, и он придумает, как лучше всего вырываться, но в этот первый раз он лежал, опешив, и не мешал брату себя душить. Ему казалось, будто он нырнул и задержал дыхание, чтобы вода не залилась в горло. Ручонки брата так тесно стиснули ему горло, что выбора не осталось. Своей способностью дышать он более не распоряжался. Паника уже захлестнула его окончательно, но подбежала мать, вцепилась в Марча, дернула назад. Но Марч и тут его не выпустил, Геп почувствовал, как плечи отрываются от земли.

Юна видела, как покраснело лицо старшего сына — Гепу явно не хватало воздуха. Она выпустила Марча, но не повернулась к нему лицом, не стала уговаривать или угрожать, отрывать его пальцы от горла брата, — вместо этого она вытянула обе руки вперед и зажала Марчу рот и нос. Она чувствовала, как под ладонью ходит его челюсть — ему не раскрыть рта, чтобы ее укусить, — и прошло целых десять долгих секунд, прежде чем он отпустил Гепа и попробовал вцепиться Юне в пальцы. Тогда она опустила руки, подхватила его бьющееся тело — все так же со спины. Геп набрал полную грудь воздуха.

— Я в порядке, — просипел он. — Забери его.

Юна зашагала к дому, но Марч так бился, что она едва не упала на колени. Она обездвижила его, повернула к себе, крепко прижала, скрутила руки, будто пытаясь выдавить гнев наружу. Марч все вырывался, кричал — без слов. Юна зашагала размашистее, думая, что, если его запереть одного в комнате, он угомонится.

Таких припадков гнева она не помнила с самого раннего возраста Марча — он тогда еще не умел говорить. А в три месяца случалось, что кроватка ходила ходуном, так он бился. Поначалу Юна пробовала успокаивать его так же, как Тею и Гепа в младенчестве, — давала грудь, меняла пеленки, брала на руки, укачивала, но вскоре поняла, что с Марчем нужно просто пережидать. Подойди к нему слишком рано, попытайся приласкать — заорет еще громче. Выжди, когда он начнет утихомириваться, оставь в покое — и в конце концов он угомонится.

Юна пинком распахнула дверь, тут Марч на мгновение умолк, и она ощутила, как он прижался головой к ее шее. Она вошла в дом, надеясь, что он успокаивается, а потом почувствовала, как он, широко раскрыв рот, впился зубами ей в кожу, дернул головой назад. Шею пронзила такая боль, что на миг Юна испугалась, что потеряет сознание. Постояла неподвижно в полуметре от порога, потом посмотрела на сына: рот перемазан кровью, глаза пустые. Без единой мысли она отбросила его и даже не поморщилась, когда он ударился спиной об пол и покатился к стене, ударившись о нее щекой. Потом сел, а мать, оставив его, побежала в уборную. Она чувствовала, как по шее течет кровь, огибает ключицу, капает на блузку.

Юна схватила с края ванны полотенце, намочила, глянула на укус в зеркало. Столько крови — не увидеть, что сын с ней сделал. В шее пульсировала боль, а когда она прижала к ней полотенце, пульсация обернулась пожаром. Юна сморщилась и сказала:

— Мелкий псих.

Отняла полотенце, пытаясь понять что и как, прежде чем рану снова залило кровью. Вроде неглубоко, однако круг, приблизительно соответствовавший по форме челюстям четырехлетки, отпечатался явственно.

— Больной на голову злобный псих, — добавила она.

— Мам! — Геп стоял в дверях ванной.

Когда она обернулась, вся в крови, он резко побледнел.

— Ничего, малыш. Все пройдет.

Геп указал на пол. За спиной у нее сидел Марч, вытянув ноги прямо перед собой, крепко вцепившись пальцами в коврик. Щека горела от удара о стену, рот все еще был перемазан кровью, мальчик трясся от слез, но не издавал ни звука. Юна знала: нужно взять сына на руки, но вместо этого отвернулась, сполоснула полотенце, вновь прижала к шее и глубоко вздохнула, прежде чем посмотреть на него снова. Геп встал рядом с братом на колени, накрыл его ладонь своей.

Марч посмотрел на Гепа, на мать, потом снова повернулся к брату.

— Мы были у леса. Как мы сюда попали?

В первый момент Юна подумала было, что младший ее врет, но нутром поняла: все гораздо хуже. Марча отвели к врачу, потом к детскому психологу в Хьюстоне. Выяснилось, что он не способен контролировать свой гнев, но это, собственно, и так было понятно. Через год Тея объявила, что ее достало проявлять понимание и она запрещает родителям наказывать их с Гепом, если они будут отбиваться алюминиевой битой для софтбола. Отец пошел на компромисс: наказания не будет, если потом не понадобится вызывать врача.

Питер выбрал собственную тактику: когда требовалось, ходил вокруг сына на цыпочках, Юна же отказывалась потакать его истерикам. Не обращать внимания на плохое поведение — значит отринуть все родительские правила. Чем старше Марч становился, тем реже случались припадки. Однако Юна никогда за это сына не хвалила, хотя всегда ругала за срывы. Его постоянный рефрен: «Но я не помню, как это сделал», как будто это оправдание, оставался неизменным. Впрочем, именно с его помощью Марчу удалось избежать увольнения из армии вследствие нарушения дисциплины, а в итоге был поставлен диагноз — синдром эпизодического нарушения контроля. И все равно трудно было сказать, что думает его семья: что он страдает от тяжкого бремени или что сам он — тяжкое бремя, которое им суждено нести.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Забравшись в джип, Арти с Марчем некоторое время перекладывают охотничье снаряжение, чтобы освободить место для собак. Проезжают мимо Юны — она шагает к выпасу, — но не останавливаются.

— Могло быть и хуже, — комментирует Арти. Руки у нее гудят —