Олимп, штат Техас - Стейси Суон

к дублинскому лаку для пола. Сувениры с разных поверхностей белого света.

Вспоминает бар в Корке: там она видела его в этих брюках в последний раз, там впервые поняла, что не хочет больше заниматься тем, чем занимается. Основательная деревянная барная стойка, слегка влажная от пива. Она прижалась к ней локтями, приподнялась на носках, чтобы поймать взгляд бармена. Ее толкали и пихали, в уши лупили громкие ирландские голоса, плечи давили на позвоночник — посетители ломились мимо, в соседний зал, где была сцена. Тяжелый «Гиннесс» заполнил ей желудок и мучительно распирал его, хотя она ничего не ела с самого утра, после болота размякших кукурузных хлопьев и пересушенной кровяной колбасы. Ей хотелось одного: виски с имбирным пивом — достаточно крепко, чтобы снять налет с языка, достаточно слабо, чтобы успокоить спазмы.

Она посмотрела в сторону сцены: Арло, лоснящийся от пота, ухмыляется морю голов. Никогда он не был так счастлив, как на гастролях, — но только если она была рядом. Тогда он дома. А она дома в Олимпе, вне зависимости от того, там Арло или нет, и груз этого ощущения заставлял ее странствовать с ним, даже когда она поняла, что ей надоело. Прошел еще год, прежде чем наконец она решилась ему об этом сказать.

Вернувшись в гостиную, Арти садится на ручку кресла, смотрит на спящего брата. Перед ней ее собственный нос, собственный рот. Были бы и собственные волосы, если бы он дал им отрасти больше двух сантиметров. Да, Олимп для Арти всегда дом, но все же с Арло в нем даже лучше. С ним она становится собой на все сто. Ты рядом с человеком, который знает тебя лучше всех, в месте, которое знаешь лучше всех. Она уже не припомнит, когда хоть с кем-то ей было лучше, чем с ним. И все же сегодня мысли ее — на берегу реки.

Она пишет записку: «Пошла на рыбалку», приклеивает ее к рубашке Арло.

Это ее любимая часть Бразоса, в полукилометре от дома Юны и Питера. Она загоняет джип в траву у дороги, видит, что впереди на гравиевой обочине стоит фургон Райана, занавешенный разросшимися виноградными плетями, которые оплели все деревья. Она останавливается на краю обрыва, смотрит вниз: воды немного, из нее проглядывает коса. На этом островке точка, и эта точка — Райан.

Арти спускается по крутому склону, похлопывая ладонями по стволам деревьев: схватила-отпустила, чтобы не покатиться под откос. Дружный гул цикад перекрывает пение птиц, почти заглушает плеск воды в реке. Оказавшись внизу, Арти пересекает узкую полосу заляпанного водорослями ила, а дальше неспешно катит свои воды Бразос. Арти снимает рюкзак — к нему сбоку прицеплена удочка, — засовывает в него кроссовки, снимает джинсы, чтобы не замочить, тоже засовывает внутрь. Река сегодня слишком неспешна, чтобы привлечь туристов на байдарках и каяках, а домов поблизости нет (именно поэтому Райан любит тут купаться голышом). Арти заходит в воду. Ил ласково облепляет босые ступни, течение не очень быстрое, но с ним нельзя не считаться, пока она идет, стараясь придерживаться прямой линии, к своей цели. Вот Арти уже на острове, а вода дошла ей только до середины бедра.

Райан стоит к ней спиной, в ушах наушники, он ловит горбылей. Она сбрасывает рюкзак, оставляет джинсы внутри, выуживает из-под них пакетик чипсов и бутылку «Доктора Пеппера». Стоит у Райана за спиной, наклонившись так, чтобы бросить чипсы ему на колени. Удилище не дрожит в его руке. Он просто поднимает на нее глаза, улыбаясь едва ли не вымученно, моргает. Моргает еще раз.

Она могла бы, наверное, справиться со своей привязанностью, сосредоточиться на том, что Райан ей не пара (в силу собственных семейных обстоятельств она не обращает никакого внимания на сплетни, но факт остается фактом: у Райана еще ни одни отношения не продлились дольше пяти месяцев), но мешает эта его черта. Он — мужчина, который благодаря выбору друзей и сущности женщин, с которыми раньше вступал в связь, давно привык рассчитывать на доброту только из самых неявных побуждений. Добавим к этому мать, всю жизнь считавшую, что весь мир против них, и готовую разнести в щепки любое счастье, которое выпадало на их долю. Через пару дней после их знакомства Геп сказал Арти, что Райан не вышел на работу — лежит с высокой температурой, и она явилась к нему с супом и тайленолом. Когда она предложила померить ему температуру, он попросил ее уйти, потому что не смог сдержать слез. В следующие несколько недель она убедилась, что дело было не в простуде. При любом непрошенном проявлении доброты, при всяком доказательстве того, что ей доставляет удовольствие его удовольствие, глаза у него краснели и он поспешно выходил из комнаты. Именно слезы ее и сломили, притом что сам Райан дорого бы заплатил, чтобы научиться их сдерживать. Это она тоже понимает. Непросто идти по жизни, когда пакетик чипсов способен сразить тебя наповал.

Теперь-то Арти уже поняла, как именно жизнь превратила Райана в того, кем он стал. Доброта сражала его наповал, потому что мать вырастила его в убеждении, что жизнь беспощадна. Его бесшабашность и даже его волокитство — свойства, развившиеся в человеке, которого научили, что мир суров и опасен, хоть прячься от него, хоть нет. А раз так, чего уж беречь и себя, и других? При этом Райан однажды сказал Арти, что она его изменила. Он так в нее влюбился, что вдруг понял: ему невмочь без должной бережности обращаться и с нею, и с самим собой. Может, мать все же была неправа. Может, иногда обстоятельства складываются лучше, чем ты в состоянии себе вообразить.

Она садится с ним рядом, закинув ногу ему на бедро, передает «Доктор Пеппер». Потом опускает голову ему на плечо, вытаскивает из ушей наушники.

— Арло не захотел прийти? — спрашивает Райан. Втыкает удилище в песок, вскрывает пакет с чипсами.

— Спит. Решила его не будить.

Райан кивает, чиркнув подбородком ей по лбу.

— Может, вечером?

— Может, — соглашается она.

Он снова кивает, подносит чипсину к ее губам. Она съедает из вежливости и даже самой себе не готова признаться, что вкусно.

Арти слышала о Райане еще до того, как положила на него глаз. Ее мать, Ли, как-то сказала, что видела в городе нового мужчину, очень недурного собой. Юна тоже упомянула, что Геп взял на работу сына Лавинии Барри, и ей это не по душе. Но Арти не сопоставила одно с другим, так что оба упоминания быстро забылись. Ближе к концу месяца