Золотые нашивки - Юрий Дмитриевич Клименченко

зарядов, ледяной пурги… И он согласился. Его долго не хотели отпускать из пароходства на «Алтаир», но в конце концов как опытного «парусника» назначили на баркентину.

Первые два года Шведов командовал «Алтаиром» с удовольствием, но теперь стал тяготиться им. То ли дело современный комфортабельный теплоход. Интересные заграничные рейсы. А тут что? Паруса! Анахронизм. Бесперспективное, умирающее дело. Приелись ему долгие стоянки. Спокойная жизнь с Зиночкой тоже поднадоела. Моряк должен плавать.

Анатолию Ивановичу пошел сорок первый год. Он начинал полнеть, лысеть, что его чрезвычайно огорчало и беспокоило. По утрам он внимательно рассматривал в зеркало свой живот, зачесывал волосы, делая «внутренний заем», изучал свое лицо. Оно всегда нравилось ему. Таким должно быть лицо у капитана. Загорелое, с твердыми линиями губ, светлыми, прохладными глазами. Анатолий Иванович отлично понимал, что внешность не главное, но в сочетании со славой хорошего моряка такая внешность производила на окружающих выгодное впечатление. Анатолий Иванович умел носить форму. Молодежь, приходящая впервые на «Алтаир», сразу же проникалась уважением к своему капитану и начинала ему подражать.

Шведов позвонил. Прибежал вахтенный матрос.

— Позовите подшкипера Сарацинского.

Капитан нетерпеливо постукивал пальцами по столу. Он сейчас задаст жару этому тюленю. Давно надо было, да времени не хватало. Всё мешали какие-то дела.

На трапе затопали сапоги, и в каюте появился высокий, рыхлый пожилой человек.

— Прибыл, Анатолий Иванович.

— Вижу, что прибыли. Вы вот что мне скажите, Сарацинский. Почему запасные блоки у вас поржавели? Мне старпом об этом доложил.

— Что вы, Анатолий Иванович! Помилуй бог. У меня все в порядке. Какие блоки?

— «Помилуй бог!» — передразнил Шведов. — В рапорте старпома все блоки указаны. Почему не смазали вовремя? — повысил голос капитан. — Заняты очень?

На красном, одутловатом лице подшкипера появилась виноватая улыбка. Он переминался с ноги на ногу.

— Константин Петрович ошибается. Всего два или три блока поржавели. Просмотрел я…

— Короче говоря, Сарацинский, получите на первый раз замечание. Все блоки немедленно привести в порядок. Лично проверю. Идите.

— Совсем забыл, Анатолий Иванович, — почему-то шепотом сказал подшкипер, принимаясь шарить в нагрудном кармане. — Я вам тут…

Сарацинский протянул Шведову белый конверт.

— Ну, что там еще? — недовольно спросил капитан и вытряхнул на стол большую желтую заштемпелеванную марку. Шведов схватил с полки лупу и жадно начал разглядывать марку. Подшкипер молча стоял в дверях.

— Замечательная марка. Йеменская, — наконец проговорил капитан, поворачиваясь к подшкиперу. — У меня такой нет. Сколько я вам должен, Сарацинский?

— Ничего, Анатолий Иванович, — заторопился подшкипер. — Это мне один парень прислал. По моей просьбе. Вы как-то говорили…

— Ну, ладно, спасибо… Сочтемся при случае. Но не думайте, что марка освобождает вас от обязанности привести блоки в порядок, — опять нахмурился Шведов. — Не следовало брать ее от вас. Но уж больно хороша.

— Помилуй бог, Анатолий Иванович. Разве я не понимаю? Блоки блоками, а марка маркой. Разрешите идти?

— Идите, фельдмаршал, — усмехнулся Шведов. — Помилуй бог! Еще один Суворов нашелся.

Подшкипер ушел, а капитан вытащил с полки объемистый альбом и принялся любовно перелистывать страницы.

Марки! Для Шведова (исключая, конечно, его судно) не существовало ничего более интересного. Он не любил читать, на его полке, до отказа набитой книгами, стояли только учебники. Астрономия, навигация, морская практика, всевозможные справочники и бюллетени, в общем все, связанное с работой. Беллетристика отсутствовала.

А вот за коллекцией марок он мог просиживать часами. Когда он оставался один и ему не надо было заниматься судовыми делами, он доставал альбомы и принимался рассматривать, сортировать, переклеивать марки. Дома у него было много альбомов, но наиболее ценные из них капитан брал с собой на судно.

Разноцветные марки со всех уголков мира напоминали ему о странах, где он побывал. За какой-нибудь редкой маркой он был готов ехать на край города, в любую погоду. Он неохотно ходил в театры, но заседания филателистического общества, членом которого он состоял, Шведов не пропускал никогда, если не оказывался в море.

Команда знала об этой слабости своего капитана, и марки не один раз спасали провинившихся от страшных разносов, на которые Шведов был большой мастер. Поэтому матросы с «Алтаира» старались всегда иметь про запас, или, как они говорили, в «загашнике», какую-нибудь интересную марку, надеясь в случае необходимости смягчить ею гнев капитана. Но все знали, что маркой можно лишь смягчить разнос. Избежать наказания никому не удавалось. Шведов был неподкупен.

▼

Капитан приехал домой поздно. Поднявшись на третий этаж, он открыл дверь своим ключом и тотчас же услышал голос жены:

— Толя, переодень туфли, а то грязи нанесешь.

Шведов послушно надел тапочки, вошел в комнату. Блестящий, намазанный лаком паркет, полированная до блеска мебель холодно отразили его фигуру.

— Есть будешь? — спросила из кухни жена.

— Нет, спасибо. Я обедал на судне.

Шведов уселся в кресло, взял телевизионную программу.

— У меня сегодня радость, Зинуля. Замечательную марку достал. Йеменская.

— Поздравляю тебя, — равнодушно отозвалась Зина. — Коварские звонили. Звали к себе. Пойдем?

Зина вошла в комнату.

— Опять «ящик» собираешься запускать, — сердито сказала она, увидев мужа с программой в руках. — Я его разобью когда-нибудь. Поговори хоть с женой.

Шведов бросил программу на столик.

— Алька где? — не отвечая на вопрос, спросил Анатолий Иванович.

— Алька с Геником ушла, — быстро сказала Зина. — Опять сегодня две пятерки из школы принесла. По математике и литературе. Умница.

Шведов взглянул на большой портрет, висевший на стене. Алька. Шестнадцатилетняя дочь Шведовых. Кумир в доме. Отличница в школе.

— Слушай, Зина. Что-то мне не нравится этот Геник. Уж очень часто Алька бегает с ним, — сказал Шведов. — Пореже было бы лучше…

Жена пожала плечами:

— Ты себя вспомни в ее возрасте.

— Так я же мужчина!

— Геник мальчик хороший, серьезный. Я не вижу ничего плохого в их дружбе.

— Смотри, мать, не прогляди дочку. Потакаешь ей во всем.

— Не беспокойся. Не прогляжу. Так пойдем к Коварским?

— Поздно уже, Зинуля, а?

Шведову очень не хотелось двигаться с места.

— Ну, как хочешь. Устал? У тебя все благополучно на судне?

— Как обычно. На днях уходим в плавание. Опять в залив. Туда — обратно, туда — обратно. Надоел мне «Алтаир». Необходимо перебираться.

— Это я тебе надоела. Не хочешь пожить дома как люди. Четвертую зиму сидишь на берегу, а куда мы ходим? Уткнешься в свои марки или в телевизор, вот и вся радость.

— Оставь, — раздраженно махнул рукой Шведов. — И охота тебе все одно и то же говорить? При чем здесь ты?

— А при том…

Шведов искоса взглянул на жену. Она все еще нравилась ему. Он любил