Том 1. Стихотворения - Алексей Толстой

Весна-лето 1875

Переводы

Андре Шенье*

«Крылатый бог любви, склоняся над сохой…»*

Крылатый бог любви, склоняся над сохой,Оратаем идет за взрезанной браздой;Впряженные тельцы его послушны воле;Прилежною рукой он засевает полеИ, дерзкий взгляд подняв, к властителю небесВзывает: «Жатву ты блюди мою, Зевес!Не то, к Европе страсть опять в тебе волнуя,В ярмо твою главу мычащую нагну я!»

Осень 1856

«Вот он, низийский бог, смиритель диких стран…»*

Вот он, низийский бог, смиритель диких стран,Со взглядом девственным и гроздием венчан,Влекомый желтым львом и барсом многоцветным,Обратный держит путь к садам своим заветным!

Осень 1856

«Ко мне, младой Хромид, смотри, как я прекрасна!..»*

Ко мне, младой Хромид, смотри, как я прекрасна!О юноша, тебя я полюбила страстно!Диане равная, когда, в закате дня,Я шла, потупя взор, с восторгом на меняГлядели пастухи, друг друга вопрошая:«То смертная ль идет иль дева неземная?Неэра, не вверяй себя морским волнам,Не то богинею ты станешь, и пловцамПридется в бурю звать, к стерну теряя веру,Фетиду белую и белую Неэру!»

Осень 1856

«Супруг блудливых коз, нечистый и кичливый…»*

Супруг блудливых коз, нечистый и кичливый,Узрев, что к ним сатир подкрался похотливый,И чуя в нем себе опасного врага,Вздыбяся, изловчил ревнивые рога.Сатир склоняет лоб — и стук их ярой встречиЗефиры по лесам, смеясь, несут далече.

Осень 1856

«Багровый гаснет день; толпится за оградой…»*

Багровый гаснет день; толпится за оградойВернувшихся телиц недоеное стадо.Им в ясли сочная навалена трава,И ждут они, жуя, пока ты, рукаваПо локоть засучив и волосы откинув,Готовишь звонкий ряд расписанных кувшинов.Беспечно на тебя ленивые глядят,Лишь красно-бурой той, заметь, неласков взгляд;В глазах ее давно сокрытая есть злоба,Недаром от других она паслась особо;Но если вместе мы к строптивой подойдемИ ноги сильные опутаем ремнем,Мы покорим ее, и под твоей рукоюПольется молоко журчащею струею.

Осень 1856

«Я вместо матери уже считаю стадо…»*

Я вместо матери уже считаю стадо,С отцом ходить в поля теперь моя отрада,Мы трудимся вдвоем. Я заставляю медьВесной душистою на пчельнике звенеть;С царицею своей, услыша звук тяжелый,Во страхе улететь хотят младые пчелы,Но, новой их семье готовя новый дом,Сильнее все в тазы мы кованые бьем,И вольные рои, испуганные нами,Меж зелени висят жужжащими гроздами.

Осень 1856

Иоганн Вольфганг Гете*

Бог и Баядера*

(Индийская легендa)

  Магадев, земли владыка,  К нам в шестой нисходит раз,  Чтоб от мала до велика  Самому изведать нас;  Хочет в странствованье трудном  Скорбь и радость испытать,  Чтоб судьею правосудным  Нас карать и награждать.Он, путником город обшедши усталым,Могучих проникнув, прислушавшись к малым,Выходит в предместье свой путь продолжать.

  Вот стоит под воротами,  В шелк и в кольца убрана,  С насурмлекными бровями,  Дева падшая одна.  «Здравствуй, дева!» — «Гость, не в меру  Честь в привете мне твоем!»  «Кто же ты?» — «Я баядера,  И любви ты видишь дом!»Гремучие бубны привычной рукою,Кружась, потрясает она над собоюИ, стан изгибая, обходит кругом.

  И, ласкаясь, увлекает  Незнакомца на порог:  «Лишь войди, и засияет  Эта хата как чертог;  Ноги я твои омою,  Дам приют от солнца стрел,  Освежу и успокою,  Ты устал и изомлел!»И мнимым страданьям она помогает,Бессмертный с улыбкою все примечает,Он чистую душу в упадшей прозрел.

  Как с рабынею, сурово  Обращается он с ней,  Но она, откинув ковы,  Все покорней и нежней,  И невольно, в жажде вящей  Унизительных услуг,  Чует страсти настоящей  Возрастающий недуг.Но ведатель глубей и высей вселенной,Пытуя, проводит ее постепенноЧрез негу, и страх, и терзания мук.

  Он касается устами  Расписных ее ланит —  И нежданными слезами  Лик наемницы облит;  Пала ниц в сердечной боли,  И не надо ей даров,  И для пляски нету воли,  И для речи нету слов.Но солнце заходит, и мрак наступает,Убранное ложе чету принимает,И ночь опустила над ними покров.

  На заре, в волненье странном,  Пробудившись ото сна,  Гостя мертвым, бездыханным  Видит с ужасом она.  Плач напрасный! Крик бесплодный!  Совершился рока суд,  И брамины труп холодный  К яме огненной несут.И слышит она погребальное пенье,И рвется, и делит толпу в исступленье…«Кто ты? Чего хочешь, безумная, тут?»

  С воплем ринулась на землю  Пред возлюбленным своим:  «Я супруга прах объемлю,  Я хочу погибнуть с ним!  Красота ли неземная  Станет пеплом и золой?  Он был мой в лобзаньях рая,  Он и в смерти будет мой!»Но стих раздается священного хора:«Несем мы к могиле, несем без разбораИ старость и юность с ее красотой!

  Ты ж ученью Брамы веруй:  Мужем не был он твоим,  Ты зовешься баядерой  И не связана ты с ним.  Только женам овдовелым  Честь сожженья суждена,  Только тень идет за телом,  А за мужем лишь жена.Раздайтеся, трубы, кимвалы, гремите,Вы в пламени юношу, боги, примите,Примите к себе от последнего сна!»

  Так, ее страданья множа,  Хор безжалостно поет,  И на лютой смерти ложе,  В ярый огнь, она падет;  Но из пламенного зева  Бог поднялся, невредим,  И в его объятьях дева  К небесам взлетает с ним.Раскаянье грешных любимо богами,Заблудших детей огневыми рукамиБлагие возносят к чертогам своим.

Август-сентябрь 1867

Коринфская невеста*

Из Афин в Коринф многоколонныйЮный гость приходит, незнаком, —Там когда-то житель благосклонныйХлеб и соль водил с его отцом;  И детей они  В их младые дниНарекли невестой с женихом.

Но какой для доброго приемаОт него потребуют цены?Он — дитя языческого дома,А они — недавно крещены!  Где за веру спор,  Там, как ветром сор,И любовь и дружба сметены!

Вся семья давно уж отдыхает,Только мать одна еще не спит,Благодушно гостя принимаетИ покой отвесть ему спешит;  Лучшее вино  Ею внесено,Хлебом стол и яствами покрыт.

И, простясь, ночник ему зажженныйСтавит мать, но ото веех тревогУж усталый он и полусонный,Без еды, не раздеваясь, лег,  Как сквозь двери тьму  Движется к немуСтранный гость бесшумно на порог.

Входит дева медленно и скромно,Вся покрыта белой пеленой:Вкруг косы ее, густой и темной,Блещет венчик черно-золотой.  Юношу узрев,  Стала, оробев,С приподнятой бледною рукой.

«Видно, в доме я уже чужая, —Так она со вздохом говорит, —Что вошла, о госте сем не зная,И теперь меня объемлет стыд;  Спи ж спокойным сном  На одре своем,Я уйду опять в мой темный скит!»

«Дева, стой, — воскликнул он, — со мноюПодожди до утренней поры!Вот, смотри, Церерой золотою,Вакхом вот посланные дары;  А с тобой придет  Молодой Эрот,Им же светлы игры и пиры!»

«Отступи, о юноша, я болеНепричастна радости земной;Шаг свершен родительскою волей:На одре болезни роковой  Поклялася мать  Небесам отдатьЖизнь мою, и юность, и покой!

И богов веселых рой родимыйНовой веры сила изгнала,И теперь царит один незримый,Одному распятому хвала!  Агнцы боле тут  Жертвой не падут,Но людские жертвы без числа!»

И ее он взвешивает речи:«Неужель теперь, в тиши ночной,С женихом не чаявшая встречи,То стоит невеста предо мной?  О, отдайся ж мне,  Будь моей вполне,Нас венчали клятвою двойной!»

«Мне не быть твоею, отрок милый,Ты мечты напрасной не лелей,Скоро буду взята я могилой,Ты ж сестре назначен уж моей;  Но в блаженном сне  Думай обо мне,Обо мне, когда ты будешь с ней!»

«Нет, да светит пламя сей лампадыНам Гимена факелом святым,И тебя для жизни, для отрадыУведу к пенатам я моим!  Верь мне, друг, о верь,  Мы вдвоем теперьБрачный пир нежданно совершим!»

И они меняются дарами:Цепь она спешит златую снять, —Чашу он с узорными краямиВ знак союза хочет ей отдать;  Но она к нему:  «Чаши не приму,Лишь волос твоих возьму я прядь!»

Полночь бьет — и взор доселе хладныйЗаблистал, лицо оживлено,И уста бесцветные пьют жадноС темной кровью схожее вино;  Хлеба ж со стола  Вовсе не взяла,Словно ей вкушать запрещено.

И фиал она ему подносит,Вместе с ней он ток багровый пьет,Но ее объятий как ни просит,Все она противится — и вот,  Тяжко огорчен,  Пал на ложе онИ в бессильной страсти слезы льет.

И она к нему, ласкаясь, села:«Жалко мучить мне тебя, но, ах,Моего когда коснешься тела,Неземной тебя охватит страх:  Я как снег бледна,  Я как лед хладна,Не согреюсь я в твоих руках!»

Но, кипящий жизненною силой,Он ее в объятья заключил:«Ты хотя бы вышла из могилы,Я б согрел тебя и оживил!  О, каким вдвоем  Мы горим огнем,Как тебя мой проникает пыл!»

Все тесней сближает их желанье,Уж она, припав к нему на грудь,Пьет его горячее дыханьеИ уж уст не может разомкнуть.  Юноши любовь  Ей согрела кровь,Но не бьется сердце в ней ничуть.

Между тем дозором поздним мимоЗа дверьми еще проходит мать,Слышит шум внутри необъяснимыйИ его старается понять:  То любви недуг,  Поцелуев звук,И еще, и снова, и опять!

И недвижно, притаив дыханье,Ждет она — сомнений боле нет —Вздохи, слезы, страсти лепетаньеИ восторга бешеного бред:  «Скоро день — но вновь  Нас сведет любовь!»«Завтра вновь!» — с лобзаньем был ответ.

Доле мать сдержать не может гнева,Ключ она свой тайный достает:«Разве есть такая в доме дева,Что себя пришельцам отдает?»  Так возмущена,  Входит в дверь она —И дитя родное узнает.

И, воспрянув, юноша с испугуХочет скрыть завесою окна,Покрывалом хочет скрыть подругу;Но, отбросив складки полотна,  С ложа, вся пряма,  Словно не сама,Медленно подъемлется она.

«Мать, о мать, нарочно ты ужелиОтравить мою приходишь ночь?С этой теплой ты меня постелиВ мрак и холод снова гонишь прочь?  И с тебя ужель  Мало и досель,Что свою ты схоронила дочь?

Но меня из тесноты могильнойНекий рок к живущим шлет назад,Ваших клиров пение бессильно,И попы напрасно мне кадят;  Молодую страсть  Никакая власть,Ни земля, ни гроб не охладят!

Этот отрок именем ВенерыБыл обещан мне от юных лет,Ты вотще во имя новой верыИзрекла неслыханный обет!  Чтоб его принять,  В небесах, о мать,В небесах такого бога нет!

Знай, что смерти роковая силаНе могла сковать мою любовь,Я нашла того, кого любила,И его я высосала кровь!  И, покончив с ним,  Я пойду к другим, —Я должна идти за жизнью вновь!

Милый гость, вдали родного краяОсужден ты чахнуть и завять,Цепь мою тебе передала я,Но волос твоих беру я прядь.  Ты их видишь цвет?  Завтра будешь сед,Русым там лишь явишься опять!

Мать, услышь последнее моленье,Прикажи костер воздвигнуть нам,Свободи меня из заточенья,Мир в огне дай любящим сердцам!  Так из дыма тьмы  В пламе, в искрах мыК нашим древним полетим богам!»

Август-сентябрь 1867