Царица Армянская - Серо Ханзадян

вином. Несколько девчушек-подростков наигрывали на свирелях.

Таги-Усак приглядел хижину поприличнее, где царица могла бы

передохнуть. Обиталище было устроено в каменной пещере. Вход в него узкий.

Внутри темно и дымно, но тепло. И ребятишек полно, мал мала меньше: одеты

в козлиные шкуры и узкие штаны. У женщин круглой формы головные уборы

обшиты клыками и зубами разных животных. Земляной пол устлан войлоком и

паласами.

Хозяин дома, белоголовый и белобородый человек, бросился в ноги

знатной гостье.

— Да будь благословен бог гостеприимства, бог Ванатур, одаривший

великим счастьем меня и мой дом! Милости прошу, великая царица! Милости

прошу, божественная! И я, и весь род мой — твои верные слуги! Да прибавит

тебе силы огонь моего очага!..

Царицу усадили на пышно взбитые цветистые подушки, и все, от мала до

велика, встали рядком, готовые исполнить любую ее прихоть, любой приказ.

Перед гостьей поставили все, что имели. Увидев такое обилие

съестного, она помрачнела. Вспомнила, что здешние горские племена, живя в

страхе перед богом Ванатуром, готовы отдать любому гостю все до

последнего. Откуда такое и зачем? Неужели эти люди навечно осуждены жить в

страхе перед богами? Несчастные. Они ни телу своему и ни душе не хозяева.

По-ихнему, все от богов — и скупые радости, и обилие бед...

Вспомнилась давняя история. Таги-Усак положил как-то ей к ногам

жертвенную телку, белую, как первый снег, и сказал:

— Да будет отныне жертвой твоею только скотина, божественная царица!

Она тогда спросила:

— А почему всего одна телка приносится в жертву?

— Потому, что я хочу, чтоб мы имели впредь и почитали одного-единого

бога! — ответил астролог...

Дело было на берегу Евфрата. Она с удовольствием ела изжаренное на

вертеле телячье сердце и с нескрываемой симпатией и нежностью смотрела на

Таги-Усака...

— Это ты бог, о человек! Ты! Потому что в тебе, в твоем лице я вижу

созидателя, создателя! А о богах мы только грезим. Будь ты единственным

богом, человек! Только ты!..

Хозяин дома ползком приблизился к Мари-Луйс:

— О божественная царица, отведай хлеба-соли в обители раба своего!..

Огонь воспоминаний разгорался, и Мари-Луйс слышала лишь голоса

минувших дней...

— Вспомните, боги, я тогда была очень опечалена: пропал мой любимый

бычок. Он был такой же игривый, как Евфрат. В то время я избегала

соблазнов, и тех, которых избегать, как стало понятно позже, не следовало.

Боялась погрязнуть во грехах... Как же все это было глупо. Я боялась даже

чужих запахов, доносимых до меня чужедальными ветрами. Боялась мужских

взглядов. Всего боялась... И вы, боги, в той моей безысходности словно

вселились в меня. И от вас наливались мои груди... Кто тогда сказал, и не

раз повторил, чтобы я остерегалась и не стала бы жертвой

самопожертвования?.. Кто так сказал?.. Может, потому так и повернулась

жизнь и потому я в себе ищу себя?.. Вода и пламень в одной чаше

несовместимы. Во всяком парном сопряжении побеждает преобладающая

сторона... Всяк, читающий мысли другого, сильнее...

На левой руке у хозяина дома было несколько колец. На большом пальце

красовалась резная печатка. От нее на Мари-Луйс повеяло вдруг холодом.

Такие печатки носят как символ бога Арега, хранящего от злых сил.

Царица про себя усмехнулась и подумала: «Неужто они и впрямь верят,

что таким образом можно уберечься от зла? Клянусь своим безымянным

пальцем, люди извечно ищут истину там, где ее нет!..»

Такая мысль приходила ей на ум и раньше. И она высказывала ее. Это

было тогда, когда супруг Каранни решил свозить свою царицу на поклонение в

Данкуву, в обитель бога Хатиса.

Данкува — это город в море. Странный город. В воду вколочены мощные

деревянные сваи, и прямо на них возведены жилища. На камышовых плавучих

островках кустятся посевы проса...

«И зачем только ты повез меня, супруг мой, в столь дальнее и странное

место?! Зачем раздул во мне угасший огонь? Ничего уже не может быть.

Создав нас с тобой смертными, себя боги наделили вечной жизнью. А потому,

супруг мой, ешь, пей, кути дни и ночи напролет. Это будет куда лучше, чем

жить, уповая на богов. Забудь о вожделении и, вместо того, чтоб искать

близости со мной, приголубь свое дитя и радуйся, что мы есть, что мы

вместе. Не поклоняйся несуществующим духам. Пользы от этого никакой.

Только колени станут болеть...»

Думы вконец одолели Мари-Луйс. А в ердик тем временем скользнул луч

зимнего рассвета и пал ей на руки.

Пора снова трогаться в путь.

* * *

Вот и владения Тег Арама — город Аревис.

Снега и здесь нападало много. Но горожан, однако, это не удержало в

домах — все вышли встречать войско. И тут люди сильнее всего дивились

тому, что видели воинов на конях. Из храма выбежал полуодетый жрец и с

безумными выкриками бросился наперерез колеснице престолонаследника.

— Подчинись предначертанию богов, государь наш Каранни. Надо принести

надлежащую жертву богу Шанту, покровителю Нерика. Сними неправедный

запрет, восстанови то, что порушила твоя супруга-царица, иначе я призову

на ваши головы кару богов!

Каранни взял у оруженосца копье. Жрец, раздирая в клочья остатки

своей хламиды, истошно завопил:

— Нет, нет! Не смей, богоотступник! Исполни предначертанное свыше, я

требую! Иначе тебя унесет бог смерти! Иначе... Убери свое копье! И знай:

истину убить невозможно, сколько ни топи ее во лжи! Тебя совращает твоя

царица, отринутая богами сокрушительница! Вспомни, ведь Мурсилиса ты

одолел с помощью богов, против которых теперь восстала твоя жена. Если ты

не отдашь богам должного, твои потери будут премного большими!..

Каранни всадил копье в грудь жреца.

Кровь обагрила первозданную белизну нетронутого снега.

Царевич приказал верховному военачальнику Каш Бихуни разослать людей

во все концы страны с тем, чтобы всюду, где есть храмы бога Шанта,

разрушить их, не оставив камня на камне.

Каш Бихуни, не в пример царевичу, абсолютно спокойный и безучастный,

проговорил в ответ только одно:

— Будет исполнено!..

Мари-Луйс резко обернулась к храму Мажан-Арамазда.

— Будет исполнено...

Каранни вдруг обратил внимание на высокого человека, мрачно

взиравшего на поверженного жреца.

— Э-эй, Арбок Перч! Давно я тебя не видал. Подойди поближе к своему

государю.

Укутанный в жреческий хитон человек и впрямь был Арбок Перч. Он

яростно передернулся от досады, что царевич узнал его. Делать нечего,

подошел, нехотя опустился на колени.

— Пригласи свою жену Ерес Эпит. Я хочу выпить с тобою вина.

Арбок Перч в поклоне коснулся лбом снега, стараясь этим скрыть

бушующий в душе гнев. Все думал-гадал, как престолонаследник узнал его...

В этом мире нет ничего тайного. Человеку нигде не дано остаться наедине с

собой.

И царевич, и Мари-Луйс были уже у себя, когда к ним провели Арбок

Перча с женой.

Мари-Луйс с нескрываемым любопытством смотрела на недавнюю свою

рабыню.

Ерес Эпит предстала перед царицей без признаков былой робости, очень

величавая. Но непривычная одежда явно стесняла ее. И в синих сияющих очах

хеттки светилась такая радость и наивная гордость, что Каранни,

умилившись, весело сказал:

— Дитя мое, мать создала тебя орлицей, только крыльями забыла

наделить.

Ерес Эпит смущенно опустила голову. Царевич сорвал со своей груди

нить с нанизанными на нее кабаньими клыками и надел на шею Ерес Эпит. Она

в ответ сняла с себя пояс и протянула ему:

— Я в твоей власти, божественный!..

— Оставь себе пояс, дочь моя, — мягко отвел ее руки

престолонаследник. — Только твой супруг ему хозяин.

И, обернувшись к Арбок Перчу, он, улыбаясь, сказал:

— Отважный мой воин Арбок Перч, не считай, что тебе удается сохранять

в тайне свои мысли и в особенности деяния. И помни, жалок и ничтожен тот,

кто побуждает ко злу и непокорности подневольного. Итак, говори!..