Огниво Рассвета - Алексей Будников

В этот раз медитация оказалась ко мне благовольна. Стали приходить какие-то образы, разноцветные круги, линии, квадраты, а также более сложные, хаотичные фигуры, напоминавшие пресловутые, вспыхивавшие яркими зарницами на обратной стороне век кляксы. Связать это в ясные образы никак не получалось. Однако на каждую такую вспышку мое тело откликалось чудными реакциями. Когда забурлит где-нибудь в ноге, когда защиплет или защекочет, когда уколет или придавит. Эти ощущения, казалось бы, знакомы, но переживались они совсем по-иному. Словно все непонятные отзывы давала не моя телесная оболочка, а другая, спрятанная внутри, неосязаемая. Магическая.

Такие чувства сложно описать. Точно тебя уязвляют иглой, но при этом ты не чувствуешь боли, а испытывая лишь, как тонкая прохладная сталь медленно погружается тебе под кожу, пронзает мышцы, острым кончиком скоблит по кости. Ощущаешь, как лопаются давящие на плоть изнутри пузыри, но, опять же, безболезненно, сея где-то в недрах твоего тела лелеющую свежесть… Невозможно передать.

Под вечер, когда было решено покончить с обрядом медитации, ввиду того, что так долго посещавшие меня видения вдруг бесследно исчезли, я решил рассказать обо всем Вильфреду.

— Интересно, — высказался он и отхлебнул из грубой металлической кружки свежезаваренного чаю. — Ты определенно делаешь успехи. А за то, что тебя пока посещают малопонятные образы — не переживай. Поверь, не столь важно их осознание, сколь важно само их наличие. Право, я не думал, что ты дашь вот так сразу, с места в карьер. Чтобы такие чистые фигуры приходили при первых контактах, да еще и так заигрывали с твоим организмом… Редкость. Впрочем, лишь за сегодня ты успел изумить меня уже не раз.

Колдун, вероятно, имел в виду наше утреннее занятие, но, к моему удивлению, развивать эту тему не стал. Вильфред замолчал, поглядывая на плясавшее в камине по почерневшим поленьям пламя.

— А тот человек, — решился нарушить неожиданно возникшую тишину я, поставив осушенную от пряного чая кружку на пол, близ приютившей меня кровати. — Ульрик…

— Ты что же, не понял, кто он такой? — перебил меня маг, удивленно воззрившись на меня большими глазами. — Мне казалось, здесь все довольно очевидно.

— Я не об этом, — отрезал я и ненадолго умолк, собираясь с мыслями. — Почему… он назвал вас чернокнижником?

От этого вопроса лицо колдуна вмиг посерело, мелкая улыбка спала с уст, а взгляд вновь вернулся к заливавшемуся огнем очагу.

— Милорд Вильфред, — так и не дождавшись ответа, продолжил я, — Судьба распорядилась так, что ваш дом, вероятно, еще надолго станет моим приютом, и я вам беспредельно за это благодарен. Однако мне уже не по силам терпеть эти недомолвки. Многие из них связаны со мной, я уверен. Рано или поздно все скрываемое придется открыть, вы и сами это понимаете. Поэтому, быты может, начнете сейчас? Моя голова уже кипит от скопившихся в ней вопросов, и с каждым днем они все множатся. Нам с вами предстоит большая работа, оттого мне не хочется, чтобы вы таили что-либо. Тем более, если это касается меня.

— Ты прав, — недолго помолчав, проговорил колдун, чуть поерзав на стуле. — Держать тебя всевечно в неведении я бы не смог. И, что же, если тебе не терпится внять некоторым ответам сейчас, то пусть будет так. Рассказ обещает затянуться надолго… — Он хмуро отхлебнул из чашки, зашелестев чаем, и томно, тихо, начал: — Чернокнижник… Да, Феллайя, в своей жизни я познал многие аспекты магического ремесла. В том числе и его темную грань.

— В каком смысле, «темную»? — едва учитель завел повествование, как я тут же напрягся, услышав это слово.

— Темную — сиречь запрещенную, святотатственную, использование которой возбраняется всеми колдовскими и духовными заповедями. Подобного рода знание мнилось утерянным, но… Существовали маги, которые владели темным навыком. Они именовались трелонцами.

Я скривил непонимающую мину. Мне доводилось слышать про одну старую, заброшенную башню на северо-востоке страны, называемую Трелонской. Однако о ее происхождении или, тем паче, предназначении я слыхом не слыхивал.

— Свое прозвище они получили по имени отца-основателя учения — Трелона, — вняв моему недоумению, пояснил Вильфред. — Такие чародеи рождались с уникальным… даром, что играючи рушил практически все колдовские законы. Одним из таких законов было оккультное искусство: умение заглядывать на обратную сторону нашего мира, взывать к призракам или даже, в теории, оживлять мертвых. Сами трелонцы величали сею технику «некромантией». Но несмотря на то, что возник новый-старый магический раздел, Церковь не позволила Трелону открыть кафедру при Певчих Лугах, сославшись на Божьи заповеди, и, по сути, изгнав его с тогда еще немногочисленной братией приспешников на край страны, зажав новую школу между бурными Вечным Штилем и Ледовой Бороздой с одной стороны и непроходимыми топями Грон-ро с обрывистыми утесами Драконьих Клыков с другой, подальше от обитаемыхземель Ферравэла.

— Для чего? — спросил я, вызвав на себя озадаченный взгляд мага. — Вернее, почему они не могли попросту запретить некромантию? Ведь такие учения противоречат «Слову»[7].

— Верно, они идут с ним в прямой укор. Однако, как ты, вероятно, знаешь, в королевстве испокон веков существовало три формально независимых ветви — Корона, Луга и Церковь, и ни одна не смела выставлять другой уничижительных требований. Поэтому было решено поступить именно так. Но суть не в этом… Я, тогда будучи еще главой Певчих Лугов, решился на бескомпромиссный поступок, который до сих пор не могу для себя оправдать…

Форестер вдруг замолчал. Его кулаки сжались, да с такой натугой, что руки забила мелкая судорога и обелились костяшки. Глаза тяжело зажмурились. Несколько мгновений маг просидел так, не роняя ни слова и точно пытаясь погасить в себе волну нахлынувших воспоминаний.

— А знаешь, что, — заговорил он тихо, не размыкая век, — к чему эти сухие слова? Лучше тебе будет самому все увидеть.

Колдун неожиданно резко поднялся, отчего моя стоявшая подле чашка едва не опрокинулась, зашатавшись. Широко шагая, старик подошел к своему столу, дернул за рукоять шуфлядки. Та плавно выдвинулась, позволяя колдовской деснице погрузиться внутрь ящика и изъять из него небольшую обитую красной кожей книжицу. Томик осторожно и любовно лег на столешницу.

Далее учитель выхватил из чернильницы перо, подтащил из сваленной на краю неровной кипы пустой желтый листок, согнулся над ним, что-то стремительно почеркал. Момент — и маг уже откидывает погребной люк, принимаясь, с хрустом прогибающихся под ногами ступеней, спускаться вниз. От поднявшейся вдруг суеты, в моем горле комом встал вопрос: «что происходит?», и выдать его я не мог то ли от быстрой смены действий, то ли от крывшегося где-то в глубине разума осознания того, что ответа все одно не получу.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});