Пощечина - Кристос Циолкас

— Тогда после ужина не стреляй у меня сигарету — не получишь… — Анук понизила голос: — Я не уверена, что здесь прилично готовят.

Она назвала итальянский ресторан за углом. Рози напряглась. Айша как-то при ней упоминала этот ресторан. Дорогой. Ей не по карману.

— Хорошая идея, — согласилась Айша.

Рози почувствовала, как подруга стиснула под столом ее руку.

— Мы угощаем, — быстро сказала Айша, глядя на Анук. Та кивнула.

— Спасибо, — тихо поблагодарила Рози.

Ужин был сказочный. Более точного определения и не подобрать, хотя при Гэри она ни за что не употребила бы это слово, опасаясь, что он поднимет ее на смех. Так вкусно она сто лет не ела: оссобуко[99], легко отделявшееся от косточки, свежеиспеченный хлеб с пряно-ароматными травами, восхитительное тирамису, которое понравилось бы Хьюго.

После они отвезли Анук домой. Рози была рада, что Айша отклонила приглашение подруги подняться к ней на чашечку кофе. Хьюго уже соскучился по ней, без нее он вряд ли уснет. Когда они ехали через Ярру по Пант-роуд, Айша впервые за весь вечер заговорила о предстоящем слушании:

— Я бы очень хотела пойти с тобой.

— Ты и так со мной.

— Надеюсь, этот мерзавец Гарри получит по заслугам.

Рози, у тебя самая лучшая подруга на свете, сказала она себе. Лучшая подруга на всем белом свете.

Во вторник она проснулась еще до рассвета. Ей сразу подумалось, что она заболела. Это была ее первая мысль, ибо сильная тошнота, казалось, исходила из самой сердцевины ее чрева. Наверно, месячные, решила она, но потом вспомнила, что менструация у нее была на прошлой неделе. Стараясь не разбудить крепко спавших Хьюго и Гэри, она тихонько выскользнула из постели и кинулась в туалет. Стала тужиться, пытаясь вызвать рвоту, — не получилось. Она села на сиденье унитаза и стала успокаивать себя. Это просто нервы, тихо повторяла она, словно заклинание, к вечеру все будет кончено.

Рози заварила себе чай с мятой, туго запахнула халат и вышла в сад. Погода была безветренная, но холодная. Так бывает в Мельбурне ранним утром на исходе зимы, когда за ночь испаряются все признаки наступающей весны. Рози заставила себя опуститься на старый проржавевший кухонный стул и стала ждать восхода солнца. Сидеть неподвижно на одном месте было выше ее сил, хотя она понимала, что это необходимо. Она должна сохранять неподвижность, должна сохранять спокойствие, бороться с тошнотой, которая есть не что иное, как проявление страха и трусости.

Услышав неровные шаги Гэри, направлявшегося в кухню, она быстро допила чай, вернулась в дом, и они вместе сели пить кофе. Она попросила у него закурить, и он без лишних слов свернул для нее сигарету. После она разбудила Хьюго, и тот, узнав, что его не берут на суд, разразился плачем. Милый, стала успокаивать она сына, с тобой целый день будет Конни. Слава богу, что есть эта чудная девочка. Конни специально отпросилась из школы на день, чтобы посидеть с Хьюго, хотя лучше бы ей не пропускать занятия, ведь у нее скоро экзамены. Но девочка была непреклонна. Рози, я хочу помочь вам с Хьюго. В кои-то веки Рози предоставила Гэри разбираться с сыном, а сама начала собираться. Утром кормить Хьюго грудью она не будет, решила Рози: нет времени. Тем более что его и так пора отнимать от груди. Большой уже.

Наряд она выбрала еще несколько месяцев назад. Это был строгий деловой костюм бежевого цвета, который она надевала на собеседования, когда устраивалась на работу по возвращении домой из Лондона. К тому времени, когда она кончила накладывать макияж, Гэри каким-то образом удалось успокоить Хьюго. Она сделала для сына тост. Гэри за это время принял душ и оделся. Он попросил Рози завязать ему галстук. Заметив, что у него дрожат руки, она крепко стиснула их, поцеловала его пальцы, пахнувшие табаком и мылом. Он поцеловал ее в ответ — в губы, почти страстно. Все будет хорошо, прошептал она. Шамира, захватившая по пути Конни, прибыла в начале девятого. Рози едва не расплакалась при виде подруги. На Шамире были черный свитер из тонкой шерсти и гармонирующая с ним длинная черная юбка. Волосы она распустила. Платок на ней тоже был — простой синий шелковый палантин, из-под которого ее волосы густой белокурой волной падали на свитер. Она распустила волосы. Решила не рисковать, пошутила она, когда Рози обняла ее. А то вдруг судья недолюбливает мусульман. Гэри, казалось, утратил дар речи. Он тоже крепко обнял Шамиру. Видишь, рассмеялась Шамира, смахивая с глаза слезинку, я же говорила, что в душе я по-прежнему обычная белая шваль.

Она привезла их к зданию суда в Хейдельберге. Еще не было и девяти часов, когда они припарковались, но на ступеньках, ведущих к главному входу, уже толпился народ. Многие непрерывно курили. Перед стеклянными дверями о чем-то тихо беседовали двое скучающих полицейских. Когда они приблизились к лестнице, Рози показалось, что на ступеньках собрались представили народов всего мира. Там были белые и аборигены, азиаты и выходцы из Средиземноморья, островитяне, славяне, африканцы и арабы. Все они нервничали, чувствовали себя неловко в своих дешевых синтетических костюмах и платьях. Адвокаты выделялись в толпе. Костюмы у них были из дорогих тканей, сидели безупречно.

Гэри нахмурился:

— Где, черт возьми, наш адвокат?

— Придет.

— Когда? — Гэри начал сворачивать сигарету.

От толпы отделился молодой парень в голубой рубашке, которая была ему на размер мала, и подошел к ним:

— Не одолжишь табачку, приятель?

Гэри молча протянул ему кисет. Парень взял щепотку табака и, нагло улыбаясь, вернул кисет Гэри:

— По какому делу?

— Оскорбление действием.

— Вооо каак, — нараспев протянул парень. — Я тоже… — Он подмигнул Гэри: — Мы конечно же ни в чем не виноваты, да?

Ухмыляясь, он вернулся в толпу и встал рядом с пожилой измотанной женщиной. Рози улыбнулась ей, и та в ответ скривила свое скорбное, усталое, испуганное лицо.

Скорбные, усталые, испуганные. Такими здесь были почти все лица. Она быстро глянула на своего мужа. У него было другое выражение. Такое можно было видеть на лицах некоторых мужчин в толпе. Напряженное, непроницаемое, дерзкое. Словно они бросали вызов испытанию, что приготовил им нынешний день. Как и ее муж, эти мужчины отвечали хмурыми взглядами всем, кто на них смотрел. Некоторые из них пришли не в костюмах и дешевых сорочках с галстуками, а в тренировочных штанах, толстовках с капюшонами и кожаных куртках. Рози знала, что Гэри восхищается ими, испытывает к ним уважение за то, что они отказываются участвовать в глупом фарсе. Она с легкостью читала его мысли. Рози прикусила губу. Но ведь речь идет не о нем и не о ней. Они защищают Хьюго.

Двери распахнулись, и толпа повалила в здание суда. Гэри успел выкурить еще одну сигарету до того, как наконец-то появилась запыхавшаяся Маргарет. Она извинилась за опоздание, жалуясь на пробки на дорогах. Гэри впился в нее злобным взглядом, и она умолкла на полуслове. Игнорируя Гэри, адвокат повернулась к Рози. Та представила ей Шамиру.

— Ну что, пойдем?

— Да, — недовольно буркнул Гэри. — Давно пора.

Здание суда построили всего несколько лет назад. Серый стальной памятник экономическому буму нового столетия, который уже начал приобретать унылый, запущенный вид, свойственный любому государственному учреждению. Рози казалось, что здесь пахнет моющими средствами и несбывшимися надеждами. В самом здании царила бесцветность, и даже краски висевших на стенах невзрачных пейзажей и натюрмортов, казалось, тускнели, будто подстраиваясь под черно-белое будущее. Маргарет повела их по коридору к огромному залу ожидания, где под самым потолком висел небольшой телевизионный экран, на котором телеповар беззвучно рассказывал, как готовить карри по-тайски. Это выглядело довольно смешно. Они нашли места, и Маргарет, оставив их, пошла посмотреть расписание, висевшее на двери зала заседания.

— Сегодня рассматривается много дел, — сообщила она по возвращении, водя взглядом по толпе. На них она не смотрела. — Но мы не очень далеко. Дай бог все удачно сложится, нас, возможно, вызовут еще до полудня.

Гэри воззрился на нее:

— Кто судья?

— Эмметт. Она нормальная. — Маргарет по-прежнему не смотрела на него.

— Что значит «нормальная»?

Рози предостерегающе положила руку на колено мужа. Не зли ее. Она на нашей стороне.

— Хороший судья. — Маргарет хотела еще что-то добавить и вдруг внезапно умолкла. Они все разом обернулись.

Она не видела Гарри с того ужасного дня, когда он пришел к ним домой, чтобы извиниться. Хотя ведь он не раскаивался. Это было очевидно. Она никогда не забудет его презрительную усмешку. Он не сожалел о своем поступке. Он пришел поглумиться над ними. Усмешка ни на мгновение не сходила с его лица. Сейчас он тоже едва заметно усмехался, оглядывая зал. Их он еще не заметил. Зато их заметили все. У Рози тревожно сжалось сердце. Гарри и его жена выделялись из толпы, стояли высоко над толпой. Не потому что они были более элегантны, утонченны, изысканны. Ничего такого и не просматривалось в новом костюме, в новом платье, в новых туфлях, в новой сумочке, в новых стрижках. Но все в них кричало, вопило о деньгах. О грязных, мерзких деньгах. И этого было достаточно, чтобы вознести их над всеми, кто был в помещении. Рози смотрела, как их адвокат, неестественно высокий, будто гигантское насекомое, втиснутое в костюм, ведет их к свободным местам. Тогда-то она и перехватила его взгляд. Усмешка, самодовольная усмешка опять играла на его губах. Но не это заставило ее охнуть, не от этого она оцепенела, ослепленная острой яростью, пронзившей все ее существо, будто электрический разряд. За ними шел следом, сопровождал их Манолис, отец Гектора.