Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А эти... Черт бы их побрал совсем, всех этих наглецов и высокомерных задавак, вообразивших, будто рабочие и крестьяне новой России ждут не дождутся их триумфального возвращения на родину!
Иначе говоря, хлопот и всяческих неприятностей с эмигрантами из России у инспектора хватало. Были среди них, разумеется, честные горемыки, волею судеб оторванные от родной почвы и по-человечески глубоко переживающие свое несчастье. Но имелись и беззастенчивые карточные шулера, и содержательницы тайных притонов разврата с несовершеннолетними наложницами, и ловкие пройдохи-аферисты, способные устраивать умопомрачительные мошенничества. Возни с этой публикой было вдоволь.
Наиболее отвратительной частью русской колонии, по твердому убеждению инспектора, следовало считать ее влиятельную руководящую верхушку во главе с генералом Глазенапом.
Карточного шулера, как правило, изобличали в употреблении крапленой колоды и слегка помятого, с внушительными синяками на морде, волокли в полицию. Шулер, конечно, плакался при допросе, униженно вымаливал себе снисхождение властей, норовя при этом поэффектнее рухнуть на колени перед многоуважаемым и высокочтимым инспектором криминального бюро.
Заканчивалось такое происшествие несколькими месяцами тюремного заключения либо административной высылкой из Данцига. К тому же разоблаченному шулеру наглухо закрывался доступ во все приличные дома, поскольку никому не хочется поддерживать знакомство с заведомым жуликом.
Куда как сложнее было разбираться с персонами высокопоставленными. Тут требовались отменная выдержка, хладнокровие и, главное, — проверенные многократно доказательства.
Будь ты хоть сто раз уверен в безошибочности своих наблюдений, все равно задумаешься, прежде чем вызывать этих самоуверенных господ в полицию. Иначе начнутся гневные телефонные звонки из весьма высоких инстанций, от прокуратуры до президентской канцелярии включительно, забегают пронырливые адвокаты и тебя же в конце концов могут изобразить идиотом.
Чего уж скрывать, к генералу Глазенапу и его любовнице баронессе Марии Фредерикс инспектор присматривался с особенно повышенной настороженностью. Живут припеваючи, снимая роскошный особняк на Хейлигенштрассе, закатывают у себя дорогостоящие светские приемы, разъезжают по лучшим европейским курортам, а на какие, спрашивается, доходы?
У генерала в недавнем прошлом была «Балтийская винная торговля», жалкая фирма-ублюдок, обанкротившаяся в первый же год существования, не выдержав конкуренции. Не с убытков же после ее краха шикует эта подозрительная парочка?
Про генерала и баронессу в городе ходило немало любопытных сплетен.
О Петре Владимировиче Глазенапе рассказывали, будто состоял он в свое время в высокой должности генерал-губернатора Санкт-Петербурга, сиятельной русской столицы. Еще говорили, что отличился в боях против большевиков, что нажил каким-то таинственным способом огромное состояние.
Другие, напротив, утверждали, что состояния никакого не было и быть не могло, что существует его превосходительство на средства Марии Фредерикс, единственной дочери царского министра двора барона Фредерикса, а вывезенных ею из России бриллиантов должно хватить на долгие годы роскошной жизни.
Инспектор Штраус сплетням не верил.
Смешно было поверить в мифические бриллианты, ежели эта самая Мария Фредерикс до появления генерала в Данциге кормилась исполнением легкомысленных песенок на эстраде ночного кабаре «Луна-парк». Худющая была, изголодавшаяся, похожая на облезлую кошку. Да и сам генерал не сразу заделался важной персоной с неограниченными средствами. Давно ли довольствовался убогим номерком в пансионате Дейтшес-хауз, предназначенном для голытьбы? Двухэтажного особняка тогда и в помине не было, нищенствовал подобно большинству русских эмигрантов.
Старомодность житейских воззрений Герхарда Штрауса, угрожавшая его служебной карьере, заключалась между прочим и в том, что превыше всего ценил он свою независимость. Инспектор криминального бюро имеет право начинать любое расследование без оглядки на вкусы и симпатии начальствующих особ. Его прямой долг бороться с преступностью, предупреждать ее, за это, в сущности, платят ему жалованье налогоплательщики.
Деликатнейшая и сугубо негласная проверка, организованная инспектором, поначалу не дала ощутимых результатов.
Банковский счет его превосходительства оказался пустым. Лишь изредка на него зачислялись ничтожно маленькие суммы, собираемые эмигрантской колонией в благотворительных целях. Сборы такого свойства у русских очень популярны. Сами сидят голодные, без гроша в кармане, а кому-то стараются помочь, кого-то непременно облагодетельствовать.
Не смогла сообщить ничего заслуживающего внимания и кухарка баронессы Фредерикс, хотя на уговоры этой сварливой и вздорной особы инспектор потратил много времени.
Кухаркина информация была, попросту сказать, ерундовской.
Собираются, мол, у господина генерала бывшие офицеры императорской гвардии, клянут на все лады Советскую власть, готовятся ликвидировать ее с божьей помощью в недалеком будущем. А что в этом угрожающего общественному порядку в городе Данциге? Пусть себе собираются, пусть на здоровье клянут. В компетенцию криминального бюро подобные сборища не входят. К тому же и не просто ликвидировать ее, эту Советскую власть. Существует вот уж десять лет, ничего с ней не делается.
Словом, начало было обескураживающе скверным. Однако и торопиться с окончательными выводами не хотелось. Торопливость в подобных делах начисто исключается.
Вскоре инспектор получил от своей тайной осведомительницы информацию истинно сногсшибательную. Похоже было, что в генеральском особняке на Хейлигенштрассе свили себе гнездо опаснейшие преступники. Каторга плачет по этим мерзавцам, разыгрывающим роль благородных господ из высшего общества.
Кухарка баронессы, следует отдать ей должное, несмотря на вздорный свой характер, оказалась женщиной сообразительной и достаточно ловкой. Воспользовалась отдушиной старинного камина и, представьте, сумела подслушать конфиденциальный разговор генерала Глазенапа с одним из его постоянных посетителей.
Разговор носил инструктивный характер и напоминал последнее напутствие. Посетитель, как выяснилось, едет в Советскую Россию с секретным поручением. Генерал Глазенап подробнейшим образом объяснял ему, в чем будут заключаться его обязанности, когда он достигнет Ленинграда.
Наиболее интересное кухарка услышала под конец разговора. Хозяин ее вручил своему клиенту двадцать тысяч рублей на расходы по командировке и счел нужным предостеречь, что размен этих червонцев сопряжен с известной долей опасности, так как напечатаны они отнюдь не в большевистской типографии. Качество оттисков выше всяких похвал, заметил генерал, но разумная осторожность все же должна соблюдаться. Вслед за тем они заговорили о том, как надежнее спрятать эти червонцы при переходе советской границы.
— Надеюсь, фрау, вы не фантазируете? — вежливо осведомился инспектор. — Сведения, которые вы сообщаете, слишком важны, вы должны отчетливо это сознавать...
— Разрази меня гром небесный, господин Штраус! — заверила кухарка, сама взволнованная своим неожиданным открытием. — Передаю весь разговор слово в слово, ничего не фантазирую. Я и гостя этого разглядела, если желаете знать. Чернявенький такой, бледнолицый, среднего роста. Баронесса зовет его попросту Жоржем, а он ее Марго. Они, видать, давнишние приятели...
— Где же у них изготовляются поддельные деньги?
— Вот этого сказать не могу, господин Штраус, не знаю. Только не дома, уж это точно. Где-нибудь, наверно, в специальном помещении...
На следующий день по распоряжению
- Огненный скит - Юрий Любопытнов - Исторические приключения
- Красные и белые. На краю океана - Андрей Игнатьевич Алдан-Семенов - Историческая проза / Советская классическая проза
- Смутные годы - Валерий Игнатьевич Туринов - Историческая проза / Исторические приключения
- Сердце Александра Сивачева - Лев Линьков - Советская классическая проза
- Безотцовщина - Федор Абрамов - Советская классическая проза
- Пелагея - Федор Абрамов - Советская классическая проза
- Бруски. Книга III - Федор Панфёров - Советская классическая проза
- Бруски. Книга IV - Федор Панфёров - Советская классическая проза
- Цемент - Федор Гладков - Советская классическая проза
- Алька - Федор Абрамов - Советская классическая проза