Семь лет между нами - Эшли Постон

ладонями.

— Если это было, чтобы отомстить мне за то, что я отказался вчера…

— О, не волнуйся, ты не отказался.

— Ты понимаешь, о чём я, — рыкнул он.

Конечно. Он думал, что я вернулась в квартиру прошлой ночью и переспала с его прошлой версией только ради того, чтобы сделать ему, нынешнему, больно.

Я закатила глаза.

— Ну, значит, ты ошибаешься. Квартира делает что хочет и когда хочет. И это не моя вина, что ты теперь хочешь держаться от меня подальше.

Он шагнул ближе. Настолько, что я могла бы его поцеловать. Если бы осмелилась.

— Держаться подальше? — он прошептал, не веря в мои слова. — Я помню твой вкус, Лимон. Помню, как ты дышала, когда я держал тебя.

От его слов у меня вспыхнула кожа, и я прижала к шее холодную бутылку воды, стараясь не смотреть на него.

— Я помню, как ты считала мои татуировки, помню форму твоих губ, помню, как ты дрожала, когда я доводил тебя до…

Он кончиками пальцев скользнул по моим раскрасневшимся щекам.

— И я до сих пор чертовски люблю, как ты краснеешь. Это сводит меня с ума.

У меня отвисла челюсть.

Сердце заколотилось в груди.

На мгновение он даже не выглядел как Джеймс, а как мой Айван, смотрящий на меня сквозь лицо, ставшее за семь лет чужим.

Я думала, он наклонится, чтобы украсть поцелуй, но он резко отступил назад и тут же скрылся в фургоне, а Дрю как раз свернула за угол.

— Эй, — позвала она, держа в руках еду. — Всё в порядке?

— Отлично! — пискнула я, поспешно поворачиваясь к ней.

Чем быстрее мы уйдём, тем лучше.

— Я взяла воду! Нам пора идти.

Дрю недоверчиво на меня посмотрела.

— Окей…

— Вперёд! Давайте сядем у фонтана, — выпалила я и тут же потащила их прочь от фургона.

Когда мы перешли улицу, я оглянулась назад и увидела, как Джеймс выбрался из задней части фургона. Затем он натянул кепку пониже и пошёл в противоположную сторону.

Забудь, сказала я себе, отворачиваясь к подругам.

Он запрещён.

32

Вторая и заключительная ставка

Я провела остаток выходных, отмывая квартиру тёти до блеска и зарисовывая Мать и Ублюдка в разделе путеводителя по Нью-Йорку под названием «Дикая природа». Квартира не перенесла меня обратно к Айвану. хотя мне бы этого очень хотелось. Рисование было лёгким способом отвлечься, по крайней мере, пока я не начала разбирать сумочку и снова не наткнулась на письмо от Веры. Адрес был на Верхнем Вест-Сайде. Так близко, всего через парк от Монро, но словно в другом мире.

Чем дольше я жила в квартире тёти, тем больше понимала, почему она её не продала. Почему после разрыва с Верой не избавилась от неё, а предпочла путешествовать, чтобы держаться подальше. В каждом щелчке замка, в скрипе петель, когда дверь распахивалась, была возможность. Рулетка, которая могла вернуть тебя в самое счастливое время — или не вернуть вовсе.

Аналия говорила, что роман через время не работает, но тогда почему Вера всё ещё писала ей? Мне хотелось открыть письмо, прочитать его, но это казалось слишком личным. Это не моё дело — знать, что внутри, и я сомневалась, что тётя одобрила бы это. Всё, что я могла сделать, вернуть его и спросить у Веры лично.

В понедельник, когда я пришла на работу, Ронда уже была у себя в офисе и выглядела ещё более уставшей, чем обычно. Она уже сняла пиджак, а обычно делала это только после обеда, и сменила каблуки на удобные балетки, которые хранила в нижнем ящике стола.

Я постучала в стеклянную дверь, и она подняла взгляд.

— А, Клементина! Отлично, что ты уже здесь.

— Рано начали? — спросила я.

— Не могла заснуть, вот и решила заняться делами.

Это означало, что ночью ей пришла в голову какая-то мысль, которая не давала ей покоя, и она пришла пораньше, чтобы воплотить её в жизнь. Вся её жизнь была посвящена этому издательству, она вкладывала в него всего себя. Читала книги в свободное время, разрабатывала стратегии для будущих бестселлеров, общалась с руководителями других издательств. Я тоже хотела этого, но с каждым днём меня всё сильнее грызло ощущение, будто я зажата в слишком тесной коробке, словно ошейник стал вдруг мал.

И мне было страшно, ведь я так долго искала место, где смогла бы остаться.

— Кстати, — продолжила Ронда, постукивая шариковой ручкой по блокноту, — ты уже решила, что будешь делать с отпуском?

— Думаю, просто останусь в городе, — ответила я, зная, что она спрашивает, чтобы убедиться, что я действительно его возьму. Хотя я и не хотела.

Она кивнула, и, судя по тому, как расслабились её плечи, облегчённо вздохнула.

— Хорошо, хорошо. В связи с переходным периодом, возможно, придётся быть на связи.

Я замерла.

— Переходным периодом?

— Да. — Она не смотрела на меня, аккуратно раскладывая ручки в подставке. — Как я уже говорила, Штраус разделяет мою должность на три: соредактор, директор по маркетингу и директор по связям с общественностью. Я номинирую тебя на директора по связям с общественностью, но он хочет провести внешний отбор. Что-то там насчёт здоровой конкуренции, — добавила она сухо.

— О. — Я кивнула. — Ну, это логично. Всего-то семь лет в компании.

Наконец она посмотрела на меня, и её лицо было напряжённым. Я знала этот взгляд — она злилась. Но не на меня.

— А ты — одна из самых талантливых людей, которых я встречала за последние годы. И я буду бороться за тебя до конца, Клементина, если это действительно то, чего ты хочешь.

— Конечно, хочу, — быстро сказала я, надеясь, что эти слова заглушат зуд под кожей. — Я этого хочу.

Ронда ухмыльнулась.

— Отлично. В этом я не сомневалась. Штраус может мечтать о ком-то другом, но в Strauss & Adder двое управляющих, и мой голос так же важен, как и его. — Она многозначительно посмотрела на меня. — Тебе просто нужно заполучить Джеймса Эштона.

— А, всего-то? — пробормотала я, стараясь не выдать паники. — Легкотня, как поймать Луну.

— Вперёд, к победе, — подбодрила она.

Я вернулась в свой крошечный кубик, где даже не могла по-человечески заорать в мягкую подушку для шеи, которую держала под столом на случай дневных передышек в кладовой. Я и так знала, что моя карьера и будущее издательства зависят от приобретения Джеймса Эштона. Напоминать мне об этом было необязательно.

Дыши, Клементина.

Если я хотела получить карьеру, к которой шла семь лет, мне нужно было это сделать.

Во что