Аашмеди. Скрижали. Скрижаль 1. Бегство с Нибиру - Семар Сел-Азар

матери, заточенной, но не укротившейся. Свет отовсюду ласково проливаясь живительными лучами, нежными объятиями касался его многострадальных членов.

– Что сказал он о тебе? – Услышал он за спиной, голос почти неслышимый.

Обернувшись на него, он увидел, что стоит здесь не один, но склон горы чуть ли не до самой выси, облюбовали люди в долгих до пят, песочно-белых сорочках из рогожьей холстины с широкими рукавами, длинными, почти касавшимися земли. Было невозможно понять, мнут ли их ноги хоть травинку, так мягко и недвижно они стояли. И самый близкий вопрошал его.

«О ком он?!» – Лишь только мелькнуло в его голове, как вопрошающий тут же ответил, угадывая его недоумение:

– Намтар. Он вел тебя.

«Се – меч его» – Вспомнив, перебирая в голове слова высокого странника, то ли сказал, то ли подумал он, пытаясь вникнуть в их смысл. Но вопрошавший снова опередил, и не давая собраться с мыслями, изрек почти повелительно:

– Так иди.

Глава 4

Лоно матери

1. Нибиру. Дворец.

Отогнав служанок растиравших его душистыми маслами, Азуф в одиночестве нежился в купальне, разглядывая изрисованный потолок. Едва переступив порог дома Мес-э, он тотчас же озвучил желание окунуться в теплые воды его купален, в которых любил отдохнуть всякий раз после прибытия из столицы. Он не объяснял причин своей прихоти, не боясь, а скорее стыдясь сознаться, что главным образом хочет смыть грязь своего унизительного подчинения тому, кого презирал всей душой, считая недостойным повелевать даже рабами. Как же он ненавидел себя того – трусливого, как он считал, прислуживавшего кому-то; наверно так же, как ненавидел себя такого – завидующего и боящегося сознаться себе в этом. И в этих противоречивых чувствах он вынужден каждый день вставать и ложится. Если бы окружающие только знали, сколько под этой пышущей самоуверенностью личиной, таится неопределенности и неуверенности; наверняка они не стали бы даже слушать его, предав самой позорной участи. Потому-то, никто никогда не увидит в нем и капли сомнения.

Услышав за спиной шлепки, чашник и советник единодержца, спросил, до сих пор терпеливо ожидавшего его снаружи подручного, не желая оглядываться:

– Что?

– Господин. Нимийский купец ожидает в дальних покоях, и сейчас настоятельно просит принять его.

– Вот как?! Все еще настоятельно?! – Напускно-удивленно повел бровью сановник.

– Да.

– Он столь суров, что я уж чаял услышать, что-то более грозное. Жрецы уже здесь?

– Да, они прибыли раньше нас и ожидают в приемах.

– Прекрасно, – взбодрился Азуф – думаю, все их вопросы решим без других. Зачем беспокоит тех, у кого ко мне вопросов нет. Отведи их к нему, я буду следом.

Поплескавшись, растягивая удовольствие, он хлопнул в ладоши, призывая слуг закончить его омовение.

***

Бешено вращая вытаращенными желтоватыми белками, пыхтя и раздувая и без того широкими ноздрями, сверкая черным лицом, становившимся черно-багровым от злобы, что всякий раз забавляло кишского сановника, гость встретил его возмущенным негодованием.

– Когда дела не терпят, кишский вельможа изволит себе купаться! – Брызгаясь слюной, шипел он, стараясь не кричать, чтобы не поднимать шума. – Как можно?!

Примиряюще увещевая нимийца, Азуф издевательски улыбался, и говорил его особенностью речи, как будто передразнивая:

– Никак не можно встретить дорогого гостя, самому не стряхнув с себя дорожной пыли.

– У людей принято с дороги омыть ноги, но не мыться целиком!

– То у других людей. Наш досточтимый гость, должен простить мою человеческую слабость.

– Кто я такой, чтобы ждать?! Кто ты такой – кишец?!

Вмиг нахмурившийся царедворец, осадил забывшегося иноземца, процедив сквозь зубы:

– Я, чашеносец великого единодержца, истинный са-ар. А вот кто ты такой – «купец», нашим гал-ла, думаю узнать очень любопытно.

– Не стоит свариться меж собой, пока общий враг не повержен! – Рассердился жрец Энлиля. – Наши ссоры, на руку только ему!

– Ты прав. Прости меня мой нимийский друг, я иногда горячусь по пустякам. – Протянул Азуф руку нимийцу, в знак примирения.

– Прости и ты меня. – Принимая руку, все еще не оправившийся от волнения, ответил посеревший от упоминаний о священных стражах гость, не переставая удивлять чашеносца меняющимся цветом черного лица.

Выпив и успокоившись, заговорщики приступили к обсуждению вопросов, для которых собрались.

– Я надеюсь, наш досточтимый нимийский друг, расскажет нам, что побудило его поднять тревогу? – Начал Азуф.

– Конечно, скажу. – Убедившись, что никто не подслушивает, беспокойный гость, решился сменить шепот на обычный разговор. – Быть заговорщиком, значит всегда быть наготове, а не разбежаться по своим норам яко мыши.

– Мне казалось, мы обо всем уже договорились.

– Мы слишком медлим: полки Лугальзагесси застоялись без дела и неистовствуют, еще немного и они сами двинуться к стенам Нибиру. Тогда уж крови Нибиру не избежать.

– Да, они ведь действительно считают нибирийские земли своими, а всех нибирийцев предателями. А зная трусливый нрав Ур-Забабы, защитить Нибиру, когда дело дойдет до драки, он не поторопится, чтоб не ссорится с нимийцами. Да и время когда можно было усмирять южан одним бряцанием, минуло, они набрались сил и не разбегутся как прежде при первых звуках кишских рогов. Пощады не будет никому. – Согласился Азуф.

– И Ним, допустит это безбожие?! – Поразился Мес-Э.

– В Халтамти это называется – справедливость. – Невозмутимо ответил ему нимиец.

– Так мы ведь не против, – трусливо заблеял лагар градоначальника Нибиру, и остальные с готовностью ему закивали, – пусть приходят, мы с радостью откроем ворота.

– Воины потребуют своей добычи.

– Мы выложим большой откуп, за свою безопасность.

– Боюсь, этим они не удовлетворятся.

– Так, что ж им надо?! – Начал терять самообладание энси.

– Насытиться. Любому воину хочется насытиться своей победой: резней, соитием и хорошим кутежом.

– Ну, это мы устроим – успокоился Мес-э. – Пусть доблестные унукские воины порезвятся в пределе бедняков. Собрать золото для своей неприкосновенности побирушкам все равно не по силам, ну а мы избавимся от лишней головной боли. Там-то, доблестные воины и смогут всласть порезвиться, а если им захочется больше страсти, то в нашем городе достаточно дочерей Шамхат, которые не поскупятся ради родного города своим телом. Ну, а са-калей ждут утехи в объятиях прекрасных жриц, и прислужниц и прислужников Инанны.

– Хитро. – Оценил его находчивость черноликий. – Отдав на откуп предел нищих, священный Нибиру спасает себя и богатые концы за стенами от разграбления. Однако концы простолюдинов находящиеся вне стен, пострадают все равно.

Нимиец, удивленно поведя по соглашающимся лицам нибирийцев, обратился уже к ним ко всем:

– Вам не жалко их?

– Что делать? На все воля божья. – Ничуть не смутившись, ответил за всех, хмурый жрец грозного Энлиля, старший средь святых заговорщиков.

Удивленно поведя бровями, нимиец еще раз отметил про себя, предательскую сущность каламцев.

– А что вы