Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот тут уже начались настоящие проблемы. Нет, заповеди "не убий", "не укради" и "не прелюбодействуй" сами по себе не вызывали ни у кого никаких возражений, но опять последовали вопросы, почему христиане, несмотря на них, грабят, убивают и насилуют. Увы, для индейцев слово "христианин" всё равно обозначало, в первую очередь, пришедшего на их землю головореза. С большим трудом брат Томас объяснил, что там, за морем, есть и другие христиане, которые не грабят и не насилуют, что и белые люди тоже могут вести примерно такую же жизнь, что и индейцы -- тоже обрабатывают землю, разводят скот, ловят рыбу или занимаются ремёслами. Да, испанцы убеждены, что на войне грабёж и насилие неизбежны и оттого в какой-то мере простительны, однако не все же белые люди занимаются войной. Лично он, Томас, тоже старался жить праведно и никого не убивал. Под конец этих объяснений Томас почувствовал, что несмотря на прохладную погоду, он под своим монашеским одеянием весь взмок, но вроде бы ему поверили. Однако напоследок ему всё испортил с одной стороны Кипу, а с другой -- отец Андреас. Молодой амаута спросил:
-- Ты говоришь, что вы, христиане, считаете грабёж грехом. Я знаю, что у вас церковь считается главным блюстителем добродетели, но почему же она не отказывается принимать в дар награбленное, а потом молиться за грабителей?
-- Видишь ли, Кипу, поскольку всякий человек грешен, то церковь не считает себя в праве отказывать в возможности покаяться никому, даже самому отъявленному грабителю и убийце. Известны случаи, когда раскаявшийся разбойник становился святым.
Кипу посмотрел на Томаса с сомнением, и сказал:
-- Ну даже если на сотню разбойников находится один такой, остальные 99 после покаяния идут грабить как ни в чём не бывало. Зачем же вы прощаете их?
-- Ради одного раскаявшегося. Разве можно с точностью определить, у которого из них покаяние искренне?
-- Всё-таки я не понимаю, -- сказал Кипу, -- итак, один разбойник раскаялся, 99 опять идут грабить. Каждый из них в результате убьёт, ну, допустим, по 10 человек. Получается, что ваше милосердие обойдётся примерно в тысячу жизней! Вы уверены, что вы правы?
-- А ты предлагаешь не прощать?
-- Лучше всего устроить общество как у нас. У нас нет денег и торговли, потому награбленное имущество некуда сбыть, и грабить не имеет смысла. Я знаю, что вы не считаете наше общество устроенным правильно, но у вас богатство даёт власть над людьми и потому обязательно будут время от времени находиться те, кто ради этого пойдёт грабить и убивать. А когда церковь принимает награбленное в дар, она, получается, поощряет грабёж. Если вы считаете, что нельзя отказывать в покаянии никому -- почему вы не можете принимать покаяния бесплатно?
-- У того, у кого ничего нет, мы примем покаяние бесплатно.
-- Допустим. Но вот, например, два разбойника. Сначала они вместе грабили, а потом один из них предал и ограбил своего сообщника, а потом оба пришли с покаянием. Но один принёс часть награбленного, а другой пришёл с пустыми руками -- кого из них церковь охотнее примет, за кого будет сильнее молиться? Явно за того, кто пришёл с деньгами, хотя бы он был гаже и подлее своего незадачливого сообщника.
Около минуты брат Томас смущённо молчал, не зная что ответить. Юный амаута был прав, видно было, что церковь их тут учат критиковать отменно. И вдвойне обидно было от того, что эти упрёки справедливы.
-- Но почему тебя так волнуют разбойники? -- спросил брат Томас главным образом для того, чтобы хоть как-то выпутаться из ситуации, -- ведь у вас же их нет.
-- Это не совсем точно. Внутри нашего государства их нет, но рядом море, на котором нередко бесчинствуют пираты. Я избрал судьбу амаута, потому выйти в море и стать их жертвой мне не грозит, но мой отец и мои братья, братья моего отца и их сыновья -- все они моряки и потому всякий раз, провожая их, я поневоле думаю, что это могу их видеть в последний раз, что на их корабли могут напасть, их самих убить или продать в рабство, где они всё равно обречены умереть от непосильного труда и побоев. Но я лишь могу так потерять своих родных, а многие в городе уже потеряли. Поэтому для нас далеко не пустяк, что часть награбленного эти самые пираты могут отдать церкви взамен на то, что она простит им гибель наших близких.
Брат Томас был в замешательстве. С одной стороны он сам не очень одобрял принятие награбленного в дар. В юности он как-то мечтал, что если бы вдруг стал папой, то издал был буллу, что если разбойник приносит награбленное в церковь, то нужно этот дар не принимать, а обязать его возвратить это тем, у кого он это отнял. Если же это невозможно, то пусть на них строятся приюты для сирот, ибо именно дурное воспитание многих толкает на разбойничий путь, а хорошее от этого ограждает. Но высказывать эти мысли в слух брат Томас здесь не имел права. Критиковать церковь перед язычниками казалось ему дурным делом сродни предательству. Хотя, с другой стороны, какое уж тут предательство, если упрёки справедливы? Может, лучше частично согласиться, нежели молчать? Возможно, брат Томас и согласился бы в конце концов, но рядом стоял отец Андреас, который, видя его молчаливое замешательство, попытался ответить за него. И в ответ он сказал то, с чем Томас, положа руку на сердце, никак не мог согласиться. Андреас сказал:
-- Церковь есть Тело Христово, а Христос был ипостасью Бога, Богу же принадлежит весь мир. Значит всё, что достаётся Церкви -- достаётся ей по праву. Церковь не может грабить, ибо всё то в мире итак принадлежит ей.
В толпе раздались недоумённые возгласы.
-- Непонятно? -- переспросил Андреас, -- Хорошо, объясню попроще, -- вот в вашем государстве ваши дома, поля и корабли принадлежат не вам, а Первому Инке. Разве не так?
-- Не так, -- ответил до того молчавший Старый Ягуар.
-- Но ведь вы не можете ничего из этого продать по своему желанию! -- ответил Андреас.
-- Не можем, да и зачем нам это? -- ответил старейшина, -- Но ведь и никто не может у нас это отнять по своему произволу. Никто, включая Первого Инку. Никто не может подойти ко мне и сказать: "Старик, мне понравилась твоя туника, ну-ка снимай её и отдай мне". А Церковь, по вашему, так поступить вправе? -- говоря это, старик с ехидцей посмотрел на отца Андреаса. От его внимательного взгляда не ускользнуло, что тот с жадностью разглядывает одеяния горожан. Когда-то во времена Великой Войны за таким взглядом нередко следовал приказ раздеться, ведь враги нередко в самом что ни на есть буквальном смысле раздевали местных жителей догола, отнимая одежду поприличней, и оставляя одни лохмотья. Видно, и Андреас не прочь теперь поступить также, да только теперь отнять у старика тунику ему не по зубам.
Отец Андреас ответил:
-- Христос сказал:"Если кто потребует у тебя тунику, то отдай ему и верхнюю одежду". Если бы ты был добрым христианином, ты бы сам захотел отдать Церкви лучшее из того, что у тебя есть. Но ты язычник, и тебе этого не понять.
-- То есть как? -- ехидничал старейшина, -- Если бы я был христианином, я должен был бы с радостью раздеться? А разве ваш Христос не знал, что быть голым стыдно и холодно? В таком случае он не только наглец, но ещё и идиот в придачу!
В толпе захихикали.
-- Богохульник! Да за такие слова тебе язык на том свете проколют раскалёнными иглами! -- завопил отец Андреас.
-- Может, ты думаешь, что если я стар и слаб, то мне можно угрожать безнаказанно? Между прочим, если я сочту нужным, я могу позвать судью, и тебе всыплют за оскорбления так, как ты этого заслуживаешь!
-- Стойте, уймитесь! -- крикнул брат Томас, -- Андреас, вспомни, что Христос также велел нам быть кроткими. И не гневаться. Андреас, пойми, что им не нравится идея отдавать часть своих доходов Церкви отнюдь не от порочности. Ведь они просто не понимают ещё, что такое Церковь и зачем она нужна, а если объяснять так, как ты пытался это объяснить сейчас, то и не поймут. Не надо угрожать им адскими муками, ведь они видят в этом оскорбление. Ты говорил сейчас сгоряча, не подумав, и из-за этого слова Христа были истолкованы неправильно. Старый Ягуар, пойми, в этих словах про тунику речь не идёт о несопротивлении грабителю. Я понимаю, что для вас грабёж -- очень болезненная тема, но Христос говорил о другом. Вот скажи мне, Старый Ягуар, если в твой дом постучался голодный и раздетый человек, что бы ты сделал? Приютил бы и накормил его или отправил бы мёрзнуть и голодать дальше?
-- Конечно, я приютил бы его и накормил бы его, и дал бы ему одежду из своих запасов. Я помню, как в начале Великой Войны израненный выбрался из разрушенного города, почти все жители которого или были убиты, или уведены в рабство, или покинули его. Я помню как меня, бессильного и израненного подобрали, накормили, прикрыли мою наготу, обработали мои раны и дали отлежаться. Да, я жизнью обязан своим спасителям! И если с кем-то случится такая же беда, я, само собой разумеется, поступлю точно также, ведь отказать нуждающемуся в помощи -- это значит убить его! Однако... я оказался в столь жалком положении из-за того, что враги разорили наш город, ворвались в наш дом и убили моих родных, а меня не добили лишь чисто случайно. Не могу представить, чтобы в мирное время кто-то оказался голодным, раздетым и без крова. Ну разве что, -- к старику тут же вернулась прежняя ехидца, -- разве что отец Андреас его разденет.
- Начало пути - Влад Поляков - Альтернативная история
- НИКОЛАЙ НЕГОДНИК - Андрей Саргаев - Альтернативная история
- Ушедшее лето. Камешек для блицкрига - Александр Кулькин - Альтернативная история
- Вести ниоткуда, или Эпоха спокойствия - Уильям Моррис - Альтернативная история
- Генерал-адмирал. Тетралогия - Роман Злотников - Альтернативная история
- Боевые паруса. На абордаж! - Владимир Коваленко - Альтернативная история
- Дымы над Атлантикой - Сергей Лысак - Альтернативная история
- Хольмгард - Владимир Романовский - Альтернативная история
- Плацдарм «попаданцев» - Александр Конторович - Альтернативная история
- ЗЕМЛЯ ЗА ОКЕАНОМ - Борис Гринштейн - Альтернативная история