Эволюционизм. Том первый: История природы и общая теория эволюции - Лев Кривицкий

Далее шла вполне правомерная экстраполяция закономерностей, полученных методом аналогии, на сотни тысяч и миллионы лет эволюции видов в дикой природе. Какие доказательства Дарвин мог предоставить ещё? Дополнительные доказательства могли быть представлены только в том случае, если бы наблюдения за изменением видов велись в течение этих сотен тысяч и миллионов лет.

Оппоненты считают представленные факты изменчивости и аргументы, связанные с аналогией и экстраполяцией, недостаточными? Тогда пусть представят доказательства противного или даже хотя бы один пример бездействия отбора при эволюционных изменениях. Так рассуждал Дарвин и был совершенно прав. И таких примеров не нашлось ни тогда, ни сейчас.

Даже сегодня ни одна из теорий, претендующих на альтернативу дарвинизму, не может обойтись без идеи отбора как фактора эволюции. Теория нейтральности отрицает адаптивный характер мутагенеза, достаточного для отбора генотипов. И она же вынуждена обращаться к отбору фенотипов, необходимому для направленности эволюции. Теория прерывистого равновесия отрицает внутривидовой отбор как фактор преобразования видов. И она же не может обойтись без межвидового отбора как фактора эволюции видов.

Даже сальтационисты не могут представить эволюцию без отбора, поскольку им приходится объяснять, каким образом птица, вылетевшая из яйца рептилии, приспособилась к тем условиям, в которые она попала после столь чудесного превращения. Шлифовка отбором оказывается необходимой и здесь.

Что касается ламаркистов, то среди них очень трудно найти теоретика, который отрицал бы эволюционную роль отбора. К таким теоретикам не относится и Ю.Чайковский, поскольку, отвергая отбор, он выдвигает на его место «расплод», который никак не может быть ничем иным, кроме как активной формой отбора.

Ещё одну презумпцию дарвинизма Ю.Чайковский выделяет у А.Уоллеса, который был склонен «считать каждый признак полезным – либо по известной причине, либо по неизвестной» (Там же, с.126). Известно, что Дарвин, в отличие от Уоллеса, для объяснения сохранения отбором даже некоторых вредных признаков выдвинул гипотезу полового отбора, как особой формы отбора, способной вступать в противоречие с общей направленностью отбора.

Половой отбор также обосновывается методом аналогии с последующей экстраполяцией. Аналогия заключается в перенесении на животных тех сведений, которые получены о половом отборе в человеческом обществе. Мужчины и женщины украшают себя, чтобы привлечь внимание противоположного пола. Логично предположить, что подобные украшения у животных закрепились вследствие тех преимуществ, которые получали их носители при половом отборе и оставлении потомства.

Признав половой отбор, Дарвин признал тем самым и возможность закрепления потенциально вредных признаков, которые общий естественный отбор не элиминирует, поскольку общий баланс преимуществ и недостатков оказывается в пользу носителей украшений. Это тоже презумпция, но резко отличающаяся от презумпции Уоллеса. Дарвин признает возможность сохранения потенциально вредных признаков, если они не мешают общей приспособленности организмов.

Позиция Дарвина с логико-методологической точки зрения безукоризненна: он предлагает оппонентам, отрицающим половой отбор, доказать обратное. И сразу же обнаруживается, что они, только что находившиеся в выигрышной позиции обвинителей, тут же оказываются в положении бездоказательных обвинителей.

Чайковский ссылается на тезис Л.Витгенштейна: «утверждение, нуждающееся в проверке, становится само правилом для проверки иных предложений», т. е. нормой или презумпцией (Там же). Но если бы в науке не было норм и презумпций, никакая наука как система знаний не была бы возможной. Чайковский ссылается также на теорию научных революций Т.Куна, согласно которой такие революции якобы полностью разрушают старые нормы и создают на их месте совершенно новые.

Намёк понятен: пора разрушить тяготеющие над наукой дарвинистские нормы и водрузить на их месте новые (только вот непонятно, какие – уж не расплод ли вместо отбора?). Сама теория Куна явно антиэволюционна, это своего рода методологический большевизм. Если бы новые нормы только отрицали старые и не развивали их, никакое продвижение науки на пути истины не было бы возможно.

«В наше время, – пишет Ю.Чайковский, – порою раздаётся призыв решать эволюционные вопросы, как в суде, т. е. признавать данное учение (обычно какая-то часть дарвинизма) истинным, пока не доказана его ложность. Опыт показывает, что тот учёный, который принял какую-то презумпцию, уже не ищет истину, а копит доводы в свою пользу. Истину ищут другие» (Там же). Как будто эти «другие» не копят доводы в свою пользу и не создают новых презумпций!

Эволюция науки тоже происходит под действием факторов, открытых классическим дарвинизмом. Как и в любой другой сфере действительности здесь действует отбор идей, теорий, понятий, научно-исследовательских программ, мнений, мобилизационных структур научного поиска, происходит их борьба за существование, осуществляется неустанная эволюционная работа ученых, обеспечивается наследственность в виде преемственности добытых истин, есть и давление нормы, которое чревато догматизмом, но ограничивается свободой критики. Снижение жёсткости отбора приводит к кризисам в научном познании, выживанию не очень хорошо приспособленных (аналог ирландского оленя с огромными рогами), снижению давления нормы, резкому повышению уровня полиморфизма, подготавливающему новый скачок в развитии.

Отбор начинает действовать в ином направлении не только вследствие снятия давления нормы, но и на основе изменения характера и содержания эволюционной работы. Всё как в живой природе. И открытием этих механизмов мы обязаны дарвинизму. Здесь, как и во всех сферах универсальной эволюции, никто не требует доказательств эволюционной роли отбора. Просто без отбора не происходит никаких направленных изменений, никакой эволюции.

Что касается дарвиновской презумпции по поводу происхождения человека через половой отбор, то она с высоты современных знаний, безусловно, весьма наивна. На этом основании Ю.Чайковский отрицает приоритет Дарвина в создании теории происхождения человека. «Можно только удивляться, – утверждает он, – что дарвинисты продолжают ссылаться на Дарвина как на автора теории происхождения человека» (Там же, с.106).

Ранее мы уже рассмотрели вклад Дарвина в решение этой проблемы. Если его предшественники, например, Ламарк, высказывали лишь догадки в этой сфере на основании чисто внешнего сходства человека и обезьян, а Карл Линней на основе такого же сходства отнёс человека к отряду приматов, то Дарвин дал подробнейший сравнительный анализ морфофизиологических особенностей представителей отряда приматов, которые со всей несомненностью доказывали происхождение человека от обезьяноподобных предков.

Дарвин действительно испытывал затруднения с объяснением происхождения человеческого разума. Он совершенно верно интерпретировал разум как специфическое средство борьбы за существование, создающее преимущество при действии естественного отбора. Но чересчур узкое понимание биологической работы, заимствованное у Ламарка, не позволило Дарвину осознать роль в происхождении разума орудийной деятельности, переросшей в социально организованный труд, в свою очередь, способствовавший развитию речи и формированию общественных отношений.

Но это не даёт никаких разумных оснований для презумпции, отрицающей приоритет Дарвина в открытии и доказательстве происхождения человека. Если положение о ведущей роли полового отбора в происхождении человеческого сознания можно признать наивным, то несравненно более наивной является принятая многими современными исследователями гипотеза о происхождении сознания посредством мутаций мозга предков человека, живших в Африке поблизости от залежей урана.

Именно Дарвин заложил основы современной антропологии и совместно с Геккелем задал импульс к систематическим палеонтолого-археологическим поискам останков предков человека.

Самый тяжелый удар по уверенности Дарвина в правоте своего учения об эволюции нанесли не возражения Майварта и Бронна, а статья инженера Флеминга Дженкина «Происхождение видов», опубликованная в 1867 г. и превратившая жизнь Дарвина в кошмар. В историю науки этот кошмар и вошёл под названием «кошмар Дженкина».

Вот как передаёт Ю.Чайковский доводы Дженкина, претендовавшие на опровержение учения Дарвина:

«Может ли естественный отбор выбирать новые качества и скрещивать разновидности так же, как это делает селекционер? Да и сами возможности человека увеличивать различия между породами – разве безграничны? По Дарвину, естественный отбор отличается от искусственного тем, что действует медленнее; но почему надо считать, что он может сделать то, чего селекционеру никогда не удалось достичь? Если, скажем, за шестьдесят лет можно вывести новую породу голубя, то из этого следует, что за какое-нибудь время можно… вывести птицу из пресмыкающегося? Только дикарь, продолжал Дженкин, глядя, как ядро вылетает из пушки, может решить, что в конце концов оно долетит до звезд. И скорость ядра, и размах наследственных изменений стремительно убывают по мере удаления от исходной точки. Поэтому нет никаких оснований ожидать, что подходящие изменения будут накапливаться» (Там же, с.108).