Дезертир - Валериан Якубовский

— Распишись за телеграмму. Гость едет, — сказал Петр Никанорович и сунул ей в руки карандаш. — Вот здесь.

Татьяна Федоровна расписалась и, узнав, что телеграмма от Ершова, опрометью, как угорелая, вбежала в избу.

— Едет, дитятко, едет, — сказала она сыну. — Десятого будет здесь.

Шилов взял у матери телеграмму, и руки его задрожали.

— Иди к Сидельниковым, — в волнении прошептал он, — а я пойду в лес. Да завтра надо бы съездить в город, не изменилось ли расписание. Найди какой-нибудь предлог у Сидельниковых. Например, за вином или закуской…

Надев второпях выходную вязаную кофту, Татьяна Федоровна трусцой побежала к опытной, чтобы порадовать Сидельниковых приятным сообщением.

Мать и дочь Сидельниковы уже вернулись с работы. По их сияющим лицам можно было понять, что Светлана тоже получила телеграмму.

— Ведь едет-то наш сокол ясный. Вот телеграмма!

— Спасибо, Татьяна Федоровна! — сказала раскрасневшаяся Светлана и кокетливо улыбнулась. — Знаем. Мы тоже получили.

В доме Сидельниковых все было перевернуто кверху дном. Хозяева готовились к встрече Ершова. Светлана только что вымыла полы и протирала влажной тряпкой стулья и кресла. Мария Михайловна сменила оконные занавески, шторы, переставила кой-какую мебель, покрыла столы белыми накрахмаленными салфетками и начала чистить стекла буфета, используя зубной порошок.

— А как, девушки, насчет выпивки? — спросила Татьяна Федоровна.

Мать и дочь переглянулись и обе посмотрели на Татьяну Федоровну.

— Есть у нас бутылочка коньяку, — ответила Мария Михайловна. — Покойный Николай Петрович хранил к Дню Победы… Может, хватит?

— Мало, голубушка, мало. Придут соседи поздравить, винцо на себя беру. Завтра же сгоняю в город.

— Может, вам денег дать? — согласившись с гостьей, предложила Светлана.

— Чего доброго, а деньги у меня есть для нашего дорогого гостя.

Включившись в работу по уборке помещения, Татьяна Федоровна до позднего вечера помогала Сидельниковым наводить порядок в квартире.

Разжигая в сенях утюг, она вспомнила сына: "Неужто Мишенька прозевает этого потюремщика?" — Татьяна Федоровна легко переходила от "сокола ясного" к "потюремщику" — и наоборот. Вернувшись на кухню, она, как ни в чем не бывало, взглянула на хозяек. Мария Михайловна поставила на комод карточку Ершова и, любуясь будущим зятем, улыбнулась широкой улыбкой: "Счастливая Светлана! Дождалась суженого". Светлана тоже улыбалась и не могла в эту минуту не думать о своем женихе-герое.

— Татьяна Федоровна! — подбежала Светлана. — Дайте, пожалуйста, утюг. Я отутюжу свое белое платье. Сашенька его очень любит.

За работой время шло быстро. Мария Михайловна удивилась, что часы пробили одиннадцать ночи, и взглянула на гостью.

— Ну, спасибо, Татьяна Федоровна, помогли, — проговорила хозяйка, бросив на стул полотенце. — Для фронтовика с его суровым окопным бытом очень важно создать надлежащий домашний уют.

Татьяна Федоровна откланялась, сказав при этом, что чужая изба засидчива, и, отказавшись от чашки чая, ушла домой…

А Шилов готовил Ершову иной "уют". Надев черные очки, он взял топор и, забравшись в лес, перегородил шагов на пять тропинку, набросал сучьев и веток, оставленных заготовителями дров, перекинул поперек молодую ель, с корнем вывороченную грозой, и сделал обход на волчью яму, запорошив ее ветками и прошлогодней листвой. Потом, вообразив себя пешеходом, отошел шагов на сто на юг и стал по тропинке продвигаться на север, придерживаясь правила, как легче пройти. Тропинка привела его к волчьей яме, которую трудно было заметить человеку, знавшему о ее существовании.

Усилив полосу заграждения валежником и расчистив обход, он издали придирчиво взглянул на свое творение, одобрил его предварительно и согласился, что неискушенному пешеходу невозможно догадаться, что это ловушка, устроенная не природой, а руками человека.

Замаскировав яму и подчистив обходные пути, он вспомнил, что где-то совсем близко от волчьей ямы лежит гранитный осколок валуна весом пуда на два, и решил им воспользоваться.

Поиски осколка не затруднили Шилова. Он быстро нашел его, выворотил из земли, заделал углубление мохом и засыпал сухими листьями.

Взвалив камень на плечо. Шилов почувствовал, что в камне не два пуда, а все три, если не больше, и притащил его к яме. Спрятав находку под лапами дремучей ели, он огляделся вокруг, прислушался и неторопливо отправился домой, опасаясь, как бы за эти два дня до приезда Ершова какой-нибудь бродяга не затесался в его ловушку и не испортил всего дела.

Дома он застал мать уже в постели.

— Ну как, Мишенька? — спросила мать, повернувшись к сыну.

— Все, что нужно, сделал, — ответил Шилов, подходя к столу и заглядывая в чугунок с картошкой, покрытый сверху салфеткой.

— Покушай, дитятко, ужин тебе оставила.

Татьяна Федоровна не знала, что он там "сделал", но спросить побоялась и предложила сыну поужинать. Шилов похлопал умывальником, повертел в руках полотенце, вытер лицо и уселся за стол.

— Что говорят Сидельниковы? — спросил он, лениво разжевывая остывшую картофелину и запивая козьим молоком.

— Радуются, — ответила мать. — Готовятся к встрече. Чистят. Моют…

— Про меня не вспоминали?

— Нет, дитятко. Не вспоминали…

Утром с катерами мать уехала в город и к часу дня вернулась в опытную. Мария Михайловна поблагодарила ее за вино и протянула деньги.

— Моя копеечка тоже не щербата, — отказалась Татьяна Федоровна от денег, сославшись на то, что Сашенька для нее теперь дороже родного сына.

С получением телеграммы от Ершова Мария Михайловна взяла недельный отпуск, чтобы встретить и хорошо принять будущего зятя, а заодно покончить с обработкой земельного участка и посадкой картофеля.

Увидев на огороде Сидельниковых воткнутую в землю лопату, Татьяна Федоровна оставила на кухне сумку с покупками для своего дома и вызвалась помочь хозяйке докопать полосу и посадить картофель.

Домой она пришла вечером и застала сына за мирной беседой с дочерью. О чем они говорили, Татьяна Федоровна не знала. Но, встретив у порога мать, Шилов взглядом показал ей, чтоб при сестре особо не распространялась о поездке в город, и спросил, кивнув на Валентину:

— Что там новенького в городе?

— Все по-старому, дитятко, — ответила мать, вовремя сообразив, на что намекал сын. — Никаких изменений.

Из ответа матери Шилов понял, что расписание движения поездов остается прежним. Но Валентина покосилась сначала на брата, потом на мать и, заметив, что они хитрят, в недоумении спросила:

— Вы что-то скрываете от меня?

— Что ты, Валютенька, бог с тобой, — сказала Татьяна Федоровна. — Одна семья. Какие могут быть секреты?

В воскресенье, девятого июня, Сидельниковы и Шиловы трудились не покладая рук. Мария Михайловна считала, что приезд Ершова надолго отстранит ее от неотложных дел, и старалась заранее разделаться с участком, подрезать и подкормить малину, рассадить цветы в палисаднике и поправить изгородь. Но все как-то сделалось само по себе. Помогла Татьяна Федоровна. Она весь день не разгибала спины, пока последний клубень картофеля не лег в землю.

В этот день Светланы не было дома. Она отрабатывала в воскресенье за понедельник, чтобы десятого в восемь утра ехать в город встречать Ершова.

Шилов дважды в воскресенье выходил в лес, к волчьей яме, проверить, не попался ли в его тенета какой-нибудь гость, вроде Симки-молочницы, которая частенько появлялась в Кошкинском лесу в поисках заблудившихся коз.

И только одна Валентина занималась своим делом. Она высадила в огороде Лучинского рассаду капусты, взятую накануне у агронома, полила морковь, лук, показавшийся из земли, и не пришла ночевать домой…

Утром, десятого июня, Татьяна Федоровна истопила печку, помолилась перед образами за удачу сына и к семи часам была уже у Сидельниковых. Постучавшись, она остановилась в прихожей и вежливо поздоровалась с хозяевами. Праздничная приподнятость в этом доме чувствовалась во всем: и в ослепительно-белой скатерти, которой покрыт обеденный стол, и в светлых чехлах на полумягких стульях и креслах, и в оконных занавесках на кухне, и в вышитых шторах прозрачного гардинного полотна в горнице и спальне, и в блеске старинного буфета, и даже в отутюженном фартуке Марии Михайловны, стоявшей с улыбкой у весело потрескивающей печки.

— Татьяна Федоровна! Мне идет это платье? — вертясь перед зеркалом, спросила Светлана, одетая во что-то розовое с множеством оранжевых цветов.

— Очень идет, милушка, — оценила Татьяна Федоровна, улыбаясь во весь рот. — Ты в нем, как настоящая царица. Ей-богу царица…

— А не опоздаешь ли, царица, на катер? — поторопила ее Мария Михайловна, любуясь красавицей дочерью. — Который час?