Человек. Книга. История. Московская печать XVII века - Поздеева Ирина

Таким образом, судьба книги тесно переплетается с судьбой России и наглядно отражает ее. Слабость русского государства после мира с Польшей в 1634 г., необходимость сражаться на нескольких фронтах, постоянная опасность с юга, внутренние противоречия «бунташного» века – все это не позволяло организовать необходимую охрану границ, защитить от набегов и разорения мелкие порубежные города. Очевидно, в один из таких набегов на псковские земли между 1636 и 1666 гг. был вместе с другим имуществом увезен из порховской Никольской церкви подаренный царем Апостол. В конце 60-х гг. ситуация меняется: русское войско идет по следам врагов, и захваченная книга возвращается на Псковскую землю.

Замечательно и другое – то, что судьба дара Михаила Романова переплетается с путями и судьбой князя Ивана Андреевича Хованского, имя которого столь часто упоминается на страницах русской истории XVII в. Честолюбивый и знатный (род Хованских вел свое начало от великого князя литовского Гедимина, потомки которого в иерархии служилых родов Московского государства стояли на втором месте после Рюриковичей), способный военачальник, участвовавший во всех войнах своего времени, крупный политический деятель, Хованский не раз руководил победоносными сражениями или… терпел сокрушительные поражения. Ивану Хованскому было поручено остановить восставших москвичей в 1662 г., а затем вершить суд над ними. Может быть, особое расположение непокорных к Хованскому, которое они первоначально ему выказали, и сыграло свою роль позднее, во время событий 1682 г. Кончил свою жизнь Иван Андреевич на плахе 17 сентября 1682 г., дав название крупнейшему восстанию в Москве, которое пытался использовать в борьбе за личную власть, а позднее – блистательной опере Н. А. Римского-Корсакова.

Но вернемся к нашим псковским героям, отполонившим триста лет назад книгу – предмет сегодняшнего разговора – в одном из последних походов русско-польской кампании. 20 декабря 1667 г., т. е. почти через год после заключения Андрусовского перемирия и через полтора года после самого похода, Спякины вкладывают книгу на ее прежнее место – в соборную Никольскую церковь города Порхова, туда, куда тридцать лет назад пожаловал ее царь Михаил Федорович.

В своей записи Василий Спякин сообщает свое и отца «прямые», т. е. данные при крещении, имена – Иван и Калистрат. Это любопытное замечание показывает, насколько еще был прочен в России обычай двойного имени. Необычно для записи на книге пояснение Василия, что Апостол отдал он «по вере с отцом своим Евстратом». Едва ли можно однозначно объяснить, что вкладывает в это понятие младший Спякин. Если его надо понимать как мысль о единстве веры отца и сына, то необходимо это только в условиях острой и постоянной полемики с какой-то иной верой. Вспомним, что запись сделана в 1667 г., да еще в псковских землях. Это время ожесточенной борьбы Церкви и государства с противниками церковных реформ, начатых патриархом Никоном и продолженных после удаления самого Никона не только словом, но «огнем и мечом». Именно на эти годы приходится особое напряжение борьбы, связанное с собором Русской церкви и его решениями, а именно в Северном крае противники реформ были особенно многочисленны. Может быть, как раз с этим событием связаны слова Спякина и стремление вернуть вклад «верного отеческим преданиям» царя Михаила? Однако такое объяснение, к сожалению, может быть только гипотезой.

Начиная с XVIII в. прослеживается несомненная связь экземпляра Апостола со старообрядческой средой, в которой, видимо, и бытовала книга. Это можно заключить на основании типично старообрядческой реставрации утраченных листов Апостола, выполненной почерком, умело копирующим шрифт издания на бумаге фабрики, находящейся в селе Спасском Медынского уезда Калужской губернии. Бумага относится к 40-70-м гг. XVIII в., когда фабрикой владел прапрадед Н.Н. Гончаровой – А. А. Гончаров (т. к. сохранилась только часть филиграни, точнее датировать бумагу затруднительно). Очевидно, к тому же времени относится и кожаный на досках, с обильным изящным тиснением переплет книги. В старообрядческой среде книга находилась до 1970 г., когда житель г. Ветки – древнего центра старообрядцев, признающих священство, – старообрядец Н.Д.Лапшинов передал ее археографам Московского университета.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Текст Василия Спякина на Апостоле полностью соответствует определенному канону – формуле вкладных записей своего времени. Есть в нем и указание цели, точнее «цены», вклада: «В животе об нас Бога молить, а по смерти – души наши грешные помянуть». По содержанию совершенно обыкновенно и окончание его вкладной записи – так называемая формула проклятия людей, которые в будущем могут посягнуть на книгу. Но по форме эта часть текста необычна. Спякин заканчивает запись, очевидно, своими собственными стихами:

Кто помыслит продать — Тому пропасть; Кто помыслит заложить — Тому головой наложить.

Что означает последняя строка, помогают понять аналогичные выражения в Сказании о попе Саве[380]. Очевидно – погибнуть, голову положить. В любом случае это далеко не все, что может при достаточно пристальном рассмотрении рассказать нам экземпляр книги. Ведь за рамками нашего разговора остался палеографический, орфографический, лексический анализ, техническая и искусствоведческая оценка переплета и ряд иных, более специфических деталей, в которых также фиксирована информация о бытовании в веках данного конкретного экземпляра московского издания Апостола 1635 г.

Патриарх Никон, Авраамии Норов: Новгород, Назарет, Иерусалим, Сараево (век XVII – век XX. Судьбы книжные)[381]

2 сентября 1647 г. в Деревянных хоромах Московского печатного двора «пели молебен» у четырех станов, на которых по указу царя и патриарха «почали печатать» новое издание Триоди цветной «в десть»[382]. Предыдущее издание этой книги вышло в количестве 1150 экземпляров 17 марта 1640 г.[383] и давно разошлось. Необходимость нового издания, очевидно, вполне четко ощущалась. Молебен у станов, как всегда, пел «мироносицкий поп», а все работники этих четырех станов получили деньги «на калачи». Новое издание Триоди цветной «вышло из дела» ровно через восемь лет после вышеуказанного предыдущего – 17 марта 1648 г. Однако уже 24 февраля пять экземпляров готовой книги были отданы в переплет тередорщику Федьке Исаеву и батырщику Петрушке Андрееву[384]. Новая книга была отпечатана стандартным для Московского печатного двора тех лет тиражом – 1200 экземпляров, каждый из которых обошелся в 32 алтына 2 деньги, т. е. 97 коп., а продавался в лавке Печатного двора по 1 рублю с полтиной[385].

Судьбе одного из экземпляров этого московского издания и посвящен нижеследующий очерк.

Книга обнаружена во время работы по составлению Предварительного списка кириллических рукописных и старопечатных книг XV–XVII вв. библиотеки Московской духовной академии[386], которая была начата по благословению Святейшего патриарха Московского и всея Руси Алексия II, по распоряжению и при содействии ректора Московской духовной академии преосвященного архиепископа Верейского Евгения в ноябре 1998 г. сотрудниками Археографической лаборатории МГУ им. М. В. Ломоносова И.В.Поздеевой и А. В. Дадыкиным.

Среди 550 кириллических печатных книг XVI–XVII вв., хранящихся сегодня в Академической библиотеке Троице-Сергиевой лавры, были описаны и четыре экземпляра московского издания Триоди цветной 1648 г. Книга, о которой идет речь, вошла в Предварительный список под № 285[387].