Сильванские луны - Натанариэль Лиат

и, развернув коня, удалился к остальным.

– Вот и будь после этого командиром в оттийской армии, – усмехнулся Рад, кивком указывая ему вслед, – чтобы возиться с обидчивыми порученцами… Ну да про́пасть с ним, помиримся. Вы куда теперь? А, впрочем, куда бы ни было, оставайтесь на ночь. Сейчас как польёт, всё равно ни до чего уже не доедете…

До сих пор держа Лексия за плечи, он улыбнулся ничего не понимающим волшебникам.

– Я прошу прощения за эту маленькую мистерию. Мы не враги. Пожалуйста, будьте нашими гостями.

Элиас скептически вскинул брови.

– Ки-Рин, ему что, можно верить? – спросил он без обиняков.

Лексий, у которого оглушительно шумело в ушах, кивнул.

– Можно! – отозвался он, не задумавшись ни на секунду. – Это свои…

Лагерь оттийцев был разбит отсюда в двух шагах, но они всё равно едва успели укрыться от обещанного Радом дождя. Обидчивый порученец по имени Пал Данаи, к счастью, не смешивающий служебное с личным, деловито принялся исполнять приказ проследить, чтобы Элиас с Ларсом были накормлены и устроены на ночь. Лексия препроводили в офицерскую палатку. Внутри было достаточно места, чтобы стоять в полный рост – хотя Раду, наверное, всё же приходилось наклонять голову. Походная кровать, раскладной стол, жаровня в углу… Лексий разглядывал аскетичную обстановку и всё ещё не верил, что не спит. Подмывало пойти и сунуть руку в тлеющие в жаровне угли…

– Так, значит, ты теперь большой военачальник, – сказал он, просто потому, что не знал, с чего ещё начать. Слов, которым хотелось быть сказанными, за время разлуки накопилось так много, что они все застряли в дверях, когда попытались выбежать разом. Как же я рад тебя видеть. Как же я рад, что ты жив, здоров и, кажется, даже благополучен Как же я – как же – но, постой, это что, правда ты? Настоящий ты? Такое вообще возможно?..

– Ну, большой не большой, – усмехнулся Рад и запахнул полог палатки, отрезая путь промозглым дождливым сумеркам, – так, средней руки… Историю точно вершить не буду, но к этому я вроде и не стремился. Не жалуюсь. Да ты садись – вон, на кровать хотя бы.

Лексий послушно сел и принялся наблюдать, как командир оттийского пограничного отряда снимает тяжёлый плащ, расстёгивает ремень с ножнами…

– Нет, правда, извини, если из-за моей выходки потом придётся объяснять всякое твоим спутникам, – сказал Рад, бросая плащ на стол. – Не удержался от глупости – переполошил и твоих, и своих… Сам не знаю, что на меня нашло, как тебя увидел.

Он взъерошил себе волосы и поставил на решётку жаровни металлический чайник.

– Я тебя даже не сразу узнал. Сомневался до последнего, пока ты не чертыхнулся – смешно, в этом мире, кажется, только мы двое это и умеем… Ты изменился. Знаешь, я раньше никогда толком не понимал, что значит «возмужать», но с тобой, кажется, как раз вот это самое и произошло…

Лексий ни разу не задумывался, сильно ли теперь отличается от себя-прежнего – сам за собой ведь обычно не замечаешь. Да, волосы порядочно отросли, какое-то время назад он начал заплетать их в косу, чтобы не мешали… Лицо? Ну, может, скулы обозначились чуточку резче. Да и уроки фехтования, без ложной скромности, определённо пошли ему на пользу…

– Откуда шрам? – полюбопытствовал Рад. – Бандитская пуля?

– Подрался с котом, – машинально ответил Лексий. – Вооружённым бритвой. Долгая история.

Рад рассмеялся. Лексий не забыл бы его смех ни за два года, ни за двадцать.

– Как же я по тебе скучал, – вздохнул друг, – эх, если бы ты только знал, Лёшка…

От звука собственного имени у Лексия вдруг защипало в носу.

– Повтори ещё раз, – попросил он и услышал, как дрогнул голос.

Рад весело усмехнулся и поднял брови:

– Алексей, ты чего?

– Чего-чего! – горько фыркнул Лексий. – Думаешь, каково, когда все вокруг уже два проклятых года называют тебя каким-то Лексием?! И ведь приходится откликаться!

– Несладко, – сочувственно хмыкнул товарищ. – Мне вот повезло: «Рад» – оно и в Африке «Рад», а Радомир или Радмил – разница невелика… – он улыбнулся. – Ну, разве что княжичем в шутку дразнят. У нас в Оттии имена, похожие на славянские, только в древних княжеских родах и остались. Такое чувство, что из чистого упрямства – вообще-то в именах, как и во всём остальном, уже не одно столетие как пантейская мода… Перенимают всё, что только могут. Самому махнуть туда если не жить, то хотя бы учиться лет этак на десять – вообще предел мечтаний…

Лексий слушал и отстранённо любовался тем, как же естестсвенно друг вписывается в то, что вокруг. Одежда оттийского воина сидела на нём как влитая, и по палатке он передвигался так естественно, словно в ней и родился. Это был… всё тот же великан и красавец Рад, которого Лексий знал со школы – и в то же время совершенно другой. Его от природы светлые волосы выгорели на солнце, а обветренное лицо принадлежало человеку, привыкшему быть под открытым небом. Он даже говорил как-то иначе. По ушам запоздало резануло: «у нас, в Оттии»…

– Рад, – сказал Лексий, не в силах больше терпеть, – Рад, что случилось после того, как мы расстались?

Медля с ответом, друг отвернулся, чтобы снять с жаровни закипевший чайник.

– Долгая история, – ответил он. – Хорошо, что вся ночь впереди. Ты цикорий пьёшь? Это, конечно, не кофе, но, сам знаешь, когда солнца нет, и фонарь сойдёт…

Даже после двух зим в другом мире Лексий по привычке помянул бы на его рака и рыбу.

То, что Рад разлил по кружкам, смахивало на чёрный кофе только по виду. Осторожно отхлебнув, Лексий понял, что от кофейного вкуса здесь осталась только горечь. Он невесело усмехнулся про себя: идеальный ностальгический напиток. Самое то для тоски по дому…

– Я был в рабстве у степняков, – почти спокойно сообщил Рад, садясь к столу. – Точно не знаю, сколько. Где-то с полгода. Их кхану не надо земель, в Степях их и так столько, что даже самому обнаглевшему феодалу мало не покажется; если захочется золота и прочих блёсток, то вон, у шеньского императора на востоке этого добра точно больше, чем в оттийской глуши… Все их набеги на запад – ради рабочей силы. Тогда я, конечно, этого не знал, думал – убьют, и добро ещё, если сразу… – он невесело усмехнулся. – Не угадал.

Рад сделал глоток цикория и отставил кружку.

– Степь – она ведь знаешь какая? Не паркетный пол. Там холмы, кочки, овраги – и никаких дорог. Верховой проедет запросто, лошади у них привычные,