Княгиня Екатерина Дашкова - Нина Молева

— И кто ж это распорядился?

— Откуда мне знать? Ворвались, разместились, да и весь сказ. Вон офицер ихний здесь всем и командует.

— Господи! Глупость какая! Государыня велела тебе, батюшка, охрану дать на тот случай, коли какие беспорядки в гвардейских полках начнутся. Рядом же они — всяко бывает. Но чтобы в доме, чтобы по комнатам… Господин офицер, я только что от государыни и хочу знать, сколько здесь ваших подкомандных.

— Сотня, княгиня.

— Но к чему так много? Вы вместо удобства и покоя доставили моему родителю одни неприятности. Я приказываю немедленно отпустить большую часть. В солдатах сейчас везде надобность, а здесь хватит и нескольких человек.

— Я лично, и никто иной, отвечаю за своих солдат, и ваш приказ для меня необязателен, княгиня.

— Вы хотите, чтобы я пожаловалась на вас самой императрице? Я не собиралась этого делать, если вопрос решится миром.

— Можете обращаться — я выполняю приказ.

— Да вот кстати ординарец полковника Вадковского. Вы с приказом от вашего командира, месье?

— Да, мадам. Солдаты на карауле у дворца валятся с ног от усталости. Их давно не сменяли, а здесь множество народу.

— И совершенно бесполезного. Для защиты моего отца от всяческих случайностей достаточно нескольких человек. Всех остальных я разрешаю вам взять.

— Речь идет не о вашем отце, княгиня, а о графине Елизавете Романовне. Ее привезли под родительский кров, и государыня позаботилась, чтобы графине не было причинено никакого зла или обиды.

— Вот оно что! Но уверяю вас, здесь графиня в полной безопасности. Или были еще какие-то распоряжения?

— Да, на тот случай, если бы графиня Елизавета Романовна пожелала последовать за государем в Ропшу или вообще пожелала выехать из города.

— Графиня, я уверена, не предпримет подобных попыток!

— Кто знает, княгиня. Графиня отважно последовала за государем в Кронштадт и добивалась, чтобы ее отправили вместе с ним в Ропшу.

— Какое безумие! Но обещаю отговорить ее от подобных выходок. За ней вполне могут приглядеть наши слуги и сам граф Воронцов.

— Благодаря вас, княгиня. С вашего разрешения я забираю с собой тридцать солдат, оставшихся будет предостаточно для каждой оказии.

— Вот видите, батюшка, все и обошлось.

— А если бы не было тебя?

— Но я же здесь, и нет оснований для огорчений.

— Ты не представляешь, какие огорчения мне приносит пребывание под моей крышей твоей сестры. Ее привезли в карете и буквально силой ввели в наш дом, пока я требовал объяснений у дежурного офицера. С той минуты твоя сестра сидит, запершись, на былой твоей половине и не желает объясниться со мной. Впрочем, Елизавета Романовна давно отказалась от необходимости общаться с родным отцом. В дни своего случая она ничего не сделала для отца, не добилась никаких награждений — землями или орденами.

— Батюшка, но где же быть сестре, как не в отчем доме. Двусмысленность ее положения тем более заставляет искать убежища в родных пенатах. За это ее никто не осудит, как и вас.

— Так ты полагаешь, она надолго здесь задержится?

— Скорее всего до устройства своей судьбы.

— О какой судьбе здесь может быть речь!

— Батюшка! Вы недооцениваете доброту и широту натуры новой государыни. Государыня много раз повторяла, что не держит зла на графиню и готова ее поддержать в минуту, когда сестра расстанется с императором.

— Слова!

— Зачем же вы так суровы к императрице, батюшка? Вот увидите, государыня сама устроит судьбу нашей Лизаньки. И с вашего разрешения я хочу к ней пройти и поддержать в самую трудную минуту ее жизни.

— Твое дело!

— Что случилось, княгиня? Вы обещали только навестить свою дочь и сменить мундир на платье. Между тем вас не было столько часов и вы по-прежнему в мундире. Охотно верю, что он понравился вам, но правила придворного этикета не дают вам права оставаться в нем.

— Я была нужна вам, ваше императорское величество? Простите великодушно мое опоздание — я не сумела отказать себе в возможности взглянуть на родных.

— Вы так привязаны к ним, княгиня, что даже взяли на себя смелость распоряжаться солдатами как их командир. Более того — вы позволили себе вести при солдатах разговор на французском, что могло их и вовсе повергнуть в смущение.

— Государыня, я не знаю, кто доложил вам о моем приказе…

— Офицер, с распоряжением которого вы не сочли нужным посчитаться, все доложил Григорию Григорьевичу. Вряд ли можно было надеяться, что он примирится с оскорблением, которое вы нанесли его мундиру.

— Право, не знаю, ваше величество, в чем состояла моя, как вы изволили сказать, дерзость. Я слышала собственными ушами ваш приказ поставить несколько солдат, чтобы защитить дом моего отца от возможных волнений гвардейцев. Волнений не было. Какой же в таком случае смысл был оставлять солдат без дела?

— Вы забываетесь, княгиня! Достаточно того, что приказ о постах в доме вашего батюшки был отдан самим Григорием Григорьевичем…

— Ах, вот в чем дело! Батюшка был прав, сочтя подобную стражу за обыкновенный арест.

— Княгиня! Запомните, я не потерплю беспорядка и в нашем государстве, и в моем дворце. Отдавать и отменять приказы будут только специально на то назначенные люди. И — никто кроме!

— Ваше величество, мне кажется, обстоятельства сегодняшнего дня менее всего похожи на повседневные условия жизни. Они исключительные, и мое желание обезопасить дворец и вашу священную особу за счет хорошо отдохнувших солдат не может служить основанием для упреков в мой адрес.

— Вы продолжаете спорить, княгиня! Каковы бы ни были ваши заслуги во всем происшедшем, они не оправдают вашего объяснения при солдатах на французском языке.

— И это из-за него вы начинаете первый день своего царствования, ваше императорское величество, с выговора той, которая, не задумываясь, готова была рисковать за вас своей безопасностью?

— Вас бесполезно пытаться переспорить! Надеюсь, дома вы, подумав, сами поймете недопустимость своего проступка. А пока переменим тему разговора. Я хочу наградить вас орденом Екатерины, как вы того заслужили. Мелкие раздоры не могут служить основанием для попрания истины. Подойдите ко мне, дитя мое!

— Ваше императорское величество, я должна была бы коленопреклонно принять награду, но я умоляю вас — избавьте меня от нее.

— Вы что, княгиня, отказываетесь принять орден? Но это уже слишком!

— Выслушайте меня, государыня, пожалуйста, выслушайте. Я не хочу, чтобы кто-то заподозрил меня в корыстных соображениях, ради которых я могла бы действовать в пользу вашего императорского величества. Вы сами знаете, насколько подобное подозрение было бы для меня оскорбительно и несправедливо. Орден представляет отличную награду, но усилия, которые я сумела принести на алтарь любви и уважения к вашему величеству, именно потому, что мною двигало самое чистое чувство, не имеют цены. Они не покупаются и не вознаграждаются. Их можно только или заслужить, или потерять. Пусть со стороны это выглядит проявлением необузданной гордости, но я и в самом деле горда каждой малостью, которой могла оказаться полезной великой Екатерине.

— Вы растрогали меня, дитя мое! Но и поставили в затруднительное положение. Наш мир так устроен, что любое проявление дружбы или добрых чувств со стороны монарха должно находить материальный эквивалент. Вы нарушаете установившийся веками порядок. Мне остается только вас поцеловать и попросить о такой же чистой и верной дружбе на будущее.

— Она вряд ли будет теперь вам необходима, государыня.

— В такой мере, как прежде, вы правы, может быть, и нет. Монарх обречен на одиночество — оно дарует ему ту отстраненность, которая позволяет крепко держать в руке весы Фемиды. Но я остаюсь при этом человеком, княгиня, и как человек я буду по-прежнему нуждаться в вашей дружбе и преданности. И кстати, дитя мое, поручик, которому поручено вернуть в Петербург вашего мужа, уже в пути. Вам же остается немедленно собраться и переехать в приготовленные для вас во дворце покои. Вы должны жить под одной крышей с вашей императрицей. Вы видите, как я умею прощать вам даже ваше неуместное упрямство.

— А мне остается, государыня, снова его проявить. Я прошу о снисхождении и возможности дождаться возвращения князь Михайлы. Это он должен распорядиться о размещении в предоставленных нам вашей милостью покоях. Мне не хочется даже думать, что мои вкусы не совпадут с его желаниями и привычками.

— О, вы умеете быть образцовой супругой, дитя мое. Думаю, любому мужчине остается только завидовать вашему супругу. Не скрою, меня удивил ваш отказ от наград. Фельдмаршал Разумовский и князь Волконский не замедлили выразить свои пожелания в отношении денег и поместий. Вы же стали хлопотать о деле генерала Леонтьева, брата вашей свекрови. Кстати сказать, деле и без моего вмешательства совершенно выигрышном.