Поле бесчестья - Дэвид Вебер

Хранитель опустил меч в символическом признании равенства собравшихся землевладельцев с Протектором.

– Так вступи же в сей Зал, дабы высокий Конклав Землевладельцев согласно исконному обычаю определил, воистину ли достойна ты чести, на которую претендуешь, – нараспев произнес он, и Хонор, всколыхнув юбками, шагнула вперед.

«Все в порядке, – твердила она себе. – Все идет как надо».

Главная сложность заключалась не в том, чтобы запомнить и воспроизвести ритуальные фразы, не менявшиеся тысячу с лишним лет, – а в том, что она была женщиной, и древние формулы, не содержавшие форм женского рода, приходилось подгонять под данность. То, что формально она не принадлежала церкви освобожденного человечества, потребовало дополнительной подгонки. Но, так или иначе, она остановилась посреди Зала, под взорами всех землевладельцев Грейсона.

Позади почти бесшумно затворились Врата, и Хранитель, прошествовав мимо, преклонил колено перед престолом Протектора Грейсона Бенджамина Девятого. Уперши в каменный пол острие усыпанного драгоценными камнями Державного Меча, он склонил голову над крестовиной эфеса и молвил:

– Я имею честь представить Вашей Светлости и Конклаву Хонор Стефанию Харрингтон, дочь Альфреда Харрингтона, явившуюся, дабы предъявить права на место среди землевладельцев.

Кивнув, Бенджамин Мэйхью бросил на Хонор долгий, внимательный взгляд и отчетливо – прекрасная акустика доносила его голос до самых дальних уголков огромного помещения – возгласил:

– Землевладельцы! Эта дама претендует на право стать одной из вас. Есть ли у кого-либо возражения?

Хонор напряглась, ибо вопрос Протектора, обычно являвшийся простой формальностью, сейчас таковой не был. Все знали, что изменения, перевернувшие патриархальный Грейсон вверх дном, начались с появления Харрингтон. Большинство населения поддерживало титанические реформаторские усилия Протектора, однако поддержка эта во многом была пассивной – тогда как ретрограды отстаивали старину с рвением и пылом. А с точки зрения традиций она не была достойна сана землевладельца просто в силу принадлежности к женскому полу. Любой из присутствующих мог указать на это вопиющее попрание обычая.

Но никто этого не сделал.

– Признаете ли вы ее право? – спросил Мэйхью.

– Да, – прокатилось по рядам, и хотя такой ответ дали не все, протестующих голосов не прозвучало, и Мэйхью, глядя на нее с высоты трона, улыбнулся.

– Леди Харрингтон, пэры признали твои права. Тебе дозволяется занять место в Конклаве.

Землевладельцы встали. Поднявшись по широким каменным ступеням на второй ярус, Хонор остановилась перед троном Протектора, у подножия которого лежали две бархатные подушки. Посадив на одну Нимица, она преклонила колени на другой. Проделать это в длинной, до пола, юбке было не так-то просто, и Хонор не сомневалась, что при попытке выполнить замысловатый здешний реверанс ее попросту ждет конфуз. Кто-то вздохнул, кто-то переступил с ноги на ногу – по обычаю даме не подобало преклонять колени, – однако и здесь обошлось без протестов. Хранитель Врат, пройдя мимо нее, вручил Протектору Державный Меч. Тот взял оружие за клинок и эфесом вперед протянул Хонор. Сжав пальцы на рукояти, она подняла голову, и ободряющий взгляд Мэйхью помог ей справиться с нервной дрожью.

– Хонор Стефания Харрингтон, – негромко произнес он, – готова ли ты в присутствии Конклава Землевладельцев присягнуть на верность Протектору и народу Грейсона пред ликом Господа Бога и Его Святой Церкви?

– Да, Ваша Светлость, но с двумя оговорками, – ответила она.

Мэйхью снова кивнул. Разумеется, он знал, что она скажет, ибо вся процедура была согласована заранее – после довольно жарких споров.

– Древний обычай дает землевладельцу право оговорить свою службу особыми условиями. Однако в силу того же обычая Конклав может отвергнуть присягу, сочтя эти условия неприемлемыми… Признаешь ли ты это?

– Да, Ваша Светлость.

– Тогда назови первое условие.

– Как ведомо Вашей Светлости, я являюсь подданной Звездного Королевства Мантикора, пэром названного Королевства и офицером Королевского Флота. Это налагает на меня обязательства, которыми нельзя пренебречь, не уронив чести. Я не могу отречься от народа, среди которого рождена, и от королевы, которой принесла клятву верности. Таким образом, я вправе присягнуть Грейсону лишь в том случае, если новая присяга не отменит ранее принятые мною обязательства и не вступит с ними в противоречие.

– Милорды, – обратился Протектор к Конклаву, – данная оговорка представляется мне заслуживающей уважения. Однако право вынести окончательное решение принадлежит вам. Находит ли кто-либо из присутствующих высказанное этой дамой условие несовместимым с саном и обязанностями землевладельца Грейсона?

Ответом было молчание.

– Назови второе условие, – повелел Мэйхью, выдержав паузу.

– Ваша Светлость, я не принадлежу к Церкви освобожденного человечества, – произнесла Хонор. – Воспринимая ее учение с глубоким уважением (она не кривила душой, поскольку за исключением несколько устаревшего подхода к вопросу о взаимоотношении полов догматы этой религии не вызывали у нее неприятия), я все же не исповедую вашу веру.

При всей кажущейся простоте вопроса заявление графини Харрингтон затрагивало серьезную тему. Трагический опыт научил Церковь сторониться политики, однако Грейсон во многом оставался теократическим миром. Закон о веротерпимости был принят и действовал здесь всего столетие; до сих пор на планете не было землевладельца не принадлежащего к господствующей Церкви.

Протектор перевел взгляд на сидевшего по правую от него руку седовласого мужчину, чье простое, черное с белым воротничком одеяние священника резко выделяло его среди облаченных в пышные наряды землевладельцев-мирян. То был духовный глава Церкви освобожденного человечества преподобный Джулиус Хэнкс.

– Преподобный отец, – обратился к нему Мэйхью, – данное условие касается Святой Церкви и соответственно относится к компетенции не мирских, но духовных властей.

Хэнкс возложил руку на голову коленопреклоненной Хонор, которая не почувствовала в этом жесте ни малейшего высокомерия. Она не принадлежала к его пастве, но глубина веры этого человека внушала уважение.

– Леди Харрингтон, ты говоришь, что не исповедуешь нашу религию, однако к Богу можно прийти разными путями.

Послышались вздохи – кому-то эта мысль показалась чуть ли не еретической, – но протестовать вслух никто не посмел.

– Веруешь ли ты в Господа, дитя?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});