Черный Дракон - Денис Анатольевич Бушлатов

— она Дитрих, а отца у меня нет. Имя ей пожаловали, когда я родился уже, мне оно от нее не перешло.

Парень отворачивается, цветом лица все больше начиная походить на вареного рака, а Коннор поднимается на ноги, заметив движение позади себя. Ричард уже стоит у подножия пьедестала — взволнованный и взбудораженный, со слабым румянцем на щеках, блеском и неверием в реальность происходящего в глазах. Глядя на него, Коннор с грустью думает о том, как много осталось еще в нем от того мечтательного ребенка, искренне верящего в собственное предназначение для чего-то значительного, жаждущего великих подвигов и приключений. И как быстро гаснут детский восторг в его взгляде и тепло в груди самого Коннора, когда их взгляды встречаются, и оба вспоминают, склизкой холодной реальностью, все, что случилось в этот день на пути сира Ричарда Монда к его рыцарской славе.

Блез спускается чуть погодя, и Ричард спешит отвернуться к нему. Куска пергамента в его руках уже нет, и Коннор отмечает полный неприязни взгляд вернувшегося к ним мальчишки, направленный на наемника. Заметив внимание к себе, тот тушуется и вновь густо краснеет, а Коннор вдруг ощущает странное, злорадное чувство морального удовлетворения, которое не оставляет его и на обратном пути к подъему.

Неприязнь имперцев, твердо убежденных в собственном превосходстве над прочими народами, к теллонцам, конечно же, никогда не была для него тайной. Эльфов большинство людей невзлюбило еще до того, как Малькольм заложил первый кирпич своей будущей империи, и оттого присоединившиеся к ним предки нынешних теллонцев быстро были записаны в предатели собственного вида. Уже к десяти годам Коннор совсем перестал замечать постоянные косые взгляды в свою сторону. Не только от венерсборгских снобов, что было весьма ожидаемо, но и от немытых бродяг из нижнего города — заметив правильные черты лица и насыщенно медный цвет его волос, те нагло клянчили милостыню, не упуская возможности отметить его задолженность истинным делорианцам за проживание на их прекрасной родине. Справедливости ради, не отставали от них и встреченные им теллонцы, коих, все же, было чуть меньше. Дружелюбие растворялось в их глазах в тот же миг, как они узнавали о том, что рожден он был в Верхнем Венерсборге, а на теллонском говорит хоть и верно, но с акцентом едва ли не хуже того, коим коверкал Общий язык Блез. Со временем Коннор перестал называть собственную фамилию при знакомстве, но все же едва ли это действительно задевало его с тех пор, как Ричард стал ему другом. Уже в те времена он не находил интересной компанию других наследников знатных родов и всеми силами избегал их общества. Ему было совершенно безразлично происхождение друга, а слово "ублюдок" он считал совершенно недопустимым. Коннор на всю жизнь запомнил день, когда наглый курносый внук виконта Ховера, застав их совершенно одних дерущимися на деревянных мечах, презрительно назвал его грязным теллонским выродком, не заслужившим жить не только в знатном доме, но и на землях имперской столицы. И уж тем более не заслужившим чести на равных скрестить мечи с будущим рыцарем Делориана, добавил он чуть подумав.

Это было единственным разом, когда Ричард завязал драку. С того дня курносый нос мерзкого дворянчика изогнулся, будто птичий клюв. Тот попытался обвинить в своем избиении самого Коннора и потребовать для безродного бастарда не меньше чем десяток ударов розгами, но Ричард — всей душой радеющий за честь и честность Ричард — не моргнув глазом сообщил всем, что был совершенно один, когда услышал возмутившие его оскорбления в адрес друга. А после с совершенно невозмутимым видом заявил собственному отцу и деду задиры, что со всей честью будущего рыцаря готов принять все положенные за содеянное удары, если они сочтут это необходимым. Не было нужды сомневаться в том, кому из них двоих в конце концов поверили, хоть длительного разговора наедине с отцом Ричард после того случая и не избежал.

Коннор вздрагивает и отрывается от размышлений, когда до его слуха доносится отдаленный стук, эхом отразившийся от стен и высокого потолка. Следом еще один. Все, включая поднявшегося над нижней площадкой на десяток футов Ричарда, останавливаются и непонимающе оглядываются вокруг себя в поисках источника шума.

— Это еще что? — хрипло интересуется у пустоты наемник.

На их глазах трещина взрезает свисающий с потолка грота крупный сталактит. С хрустом его верхушка обрушивается вниз, в паре дюймов от нижней ступени пьедестала с плитой.

— Обвал... — неверяще шепчет мальчишка. — Твою мать, обвал...

Словно в ответ на его слова пещера в один миг приходит в движение. Лишь чудом первый толчок не сбрасывает с возвышенности успевшего зацепиться за выступ Ричарда. Со всех сторон слышится глухой треск, с которым, будто яичная скорлупа, начинают рушиться стены. Пол под ногами вибрирует от ударов, а воздух в секунды наполняет каменная пыль.

Стоящий возле Ады Блез резко толкает ее прямо в руки Коннора, и на место, где мгновение назад стояла она, обрушивается тяжелая глыба.

Коннор беспомощно озирается по сторонам, за рвущим барабанные перепонки грохотом слыша лишь тяжелое буханье собственного сердца. За несколько мгновений все вокруг меняется до неузнаваемости. Без видимой причины пещера складывается вокруг них словно карточный домик.

Обзор застилает облако пыли. Щипет глаза и горло. От шока и страха он почти теряет понимание происходящего, когда сквозь звон в ушах слышит крик "В воду!"

Ноги сами приходят в движение. Инстинктивно несут его в сторону единственного выхода, сквозь пыль и разлетающиеся каменные осколки, когда в мечущемся сознании всплывает понимание того, что голос был его собственным.

Коннор чувствует влажную ладонь в своей руке и сжимает ее сильнее, тянет за собой. Прямо перед ним в пол проваливается едва различимый за пылью мальчишка, и лишь мгновение спустя Коннор понимает, что тот первым добрался до воды.

— Прыгай! — перекрикивая грохот приказывает он дрожащей Аде.

Она не двигается с места, и ему приходится грубо встряхнуть ее, схватив за плечи. Позади них рушится кусок потолка и бледный свет заливает пещеру.

— Прыгай! — вновь кричит Коннор и наконец видит в ее мечущемся взгляде огонек понимания.

Он оглядывается назад и слышит плеск, с которым девушка скрывается под водой. Кроме него в пещере остаются лишь Ричард и Блез, лицо которого выглядит белее мела.

— Ни за что, сир! — сквозь грохот рушащегося грота Коннор слышит его голос.

— Прыгай, пока нас не завалило!

За клубами пыли Коннору видны остекленевший взгляд и дрожащие губы.

— Я не... Я...

— Что?!

— Я не умею плавать, твою мать! — зло срывается тот, и отступает от воды к грохочущему обвалу. Словно панически