Черный Дракон - Денис Анатольевич Бушлатов

быть, верно ж говорю?

— Брехня, — Коннор с удивлением отмечает злость в собственном голосе. — Все они помнят.

— Может и так, — легко соглашается мальчишка, опасаясь спорить со своим спасителем. — Да только ничего доброго от них не жди, это точно. По этому-то сразу все видно было! Лодурово отродье... Папка мой говорит, зря Орден с ними так няньчится, резервации строит, кормит на деньги добрых граждан. По кускам их надобно распиливать и в ящики железные заколачивать, чтоб вместе собраться не могли. Тогда б честные люди спокойно зажили! Или того лучше — сразу их стрелять. Верно ж люди говорят: хороший полукровка тот, что дважды мертв...

— Папка твой, — не выдерживает Коннор, — думал бы, прежде чем трепать. Няньчатся с ними, чтобы понимали, что есть еще у них надежда. Если впереди у них либо смерть, либо вечные мучения в ящике, то и биться они будут до последнего. Поглядел бы я на папку твоего, если б ему выпало переть на полудракона беснующегося. У него и портки бы в желтый окраситься не успели — сгорели бы раньше вместе с ним самим. Вспомнил бы он лучше, что они Материку шестьсот лет назад устроили, когда такие же умники как раз вздумали на них с вилами и железными ящиками пойти.

Они останавливаются перед воротами, и Коннор наконец оборачивается к смущенно кусающему губы парню.

— Так разве ж не прав я про них, мессир? — наконец вновь заговаривает он. — Первый Бунт-то Орел устроил с тем, стало быть, чтобы людей всех тварям подчинить. Кто к нему попадал — никого не щадил. Все говорят, что одно зло в них во всех остается, а Орел хуже них всех был ублюдок. Самого Блэкфира потомок как никак!

Коннор невольно дергается, услышав имя дракона, но не подает виду. Он понижает голос, когда замечает приближающегося к ним рыцаря:

— Ему самого Лодура в отцы запишут, чтобы страшнее было дуракам вроде тебя. И рога козлиные добавят, лишь бы не признать, что родился он среди простых людей и рос среди них же. И что большинство из них такая сила тоже б с ума свела, а нападок на себя они б не стерпели. А про Блэкфира говорят еще, что даже сердце у него справа было, не как у любого живого, и кровь чернее угля, а следом и у всех его потомков. Лишь бы себя успокоить, как сильно они со злодеями не похожи. Людям так проще живется, понимаешь ли.

Он умолкает, когда Ричард оказывается возле них и замирает, во все глаза глядя на дыру в каменных воротах, будто разом позабыл обо всем другом. За ней беспросветная чернота и далекий, едва различимый плеск воды, но он, должно быть, видит в ней вовсе не это. Вечная рыцарская слава, многочисленные подвиги, что увековечат летописцы и барды, уважение в глазах других рыцарей и простых людей, гордость отца — все это уже в первом шаге навстречу легендарному мечу, шесть веков прождавшему того, кто был бы достоин вложить его в свои ножны и бесстрашно отправиться навстречу опасностям. Рука рыцаря с зажатым в ней факелом слегка дрожит, и оттого свет нервно скачет по камню, когда он первым с осторожностью пролезает в отверстие. Коннор идет следом.

Факел освещает идущие вверх ступени, вытесанные прямо в камне. Быть может, когда-то они были безупречно ровны, но время и часто капающая со свода вода не пощадили их, усыпав прежнюю гладкость рытвинами и неровностями. Ричард нетерпеливо бросается вперед, словно там его уже дожидается до блеска начищенный Дракон и пара десятков врагов, готовых тут же выйти с ним на честный бой. Поднимаясь по ступеням, Коннор из предосторожности опирается рукой на шершавую мокрую стену. Боль в голове к тому моменту успевает притупиться и уже не докучает столь же сильно, но он по-прежнему ощущает изредка накатывающее головокружение, и меньше всего в эти секунды ему хочется скатиться по лестнице на идущих следом, вдруг потеряв равновесие.

На вершине он оказывается лишь немного позже Ричарда, и увиденное заставляет его невольно присвистнуть.

Если по проплавленному в камне тоннелю, по прикидкам Коннора, дракон в его истинном обличье вынужден был бы ползти, плотно прижав кожаные крылья к телу, то здесь он сумел бы не только расправить их во всю ширь, но и беспрепятственно взлететь к самому потолку, чтобы оглядеть собственные владения. Похоже было, что один этот грот занимал внутри Языка ничуть не меньше места, чем бесконечной змеей петляющий путь, которым им пришлось добираться сюда.

Они проходят чуть вперед, и за неровными клыками каменных глыб, обрамляющих верхнюю площадку, куда вывела их лестница, наконец возникает источник прежде слышанного Коннором плеска — почти идеально круглое отверстие в полу, где лениво колышется морская вода, проникающая в пещеру снаружи. Короткий природный проход для ловкача, что сумел бы проскочить мимо осадивших местность русалок и остаться живым и невредимым. Впереди виднеется и спуск к нижней площадке, окружающей подводный вход.

Без раздумий Ричард бросается к ней, а Коннор чуть задерживается наверху, пытаясь сообразить, что именно здесь кажется ему неправильным. Соображать было трудно, и все же что-то совершенно ясно выбивалось из его представлений об этом месте. Он следит за светом от факела друга, срывающим покрывало темноты с новых участков грота, и чувствует, как кто-то беззвучно подходит к нему сзади.

— Никто не создает такие лабиринты, — голос Блеза звучит глухо и растерянно, — ради пустой мокрой ямы. Если это сокровищница, то где, мать его, сокровища?

Коннор провожает взглядом спину друга, ушедшего далеко вперед и теперь будто путеводной звездой освещающего дорогу вниз своим факелом, прежде чем наконец обращает в слова догадку, навязчивым писком звеневшую в мыслях с того самого момента, как они поняли прежнее назначение созданных драконом тайников:

— В твоем кошеле... в моем... В каждой чертовой делорианской кроне. Малькольм строил свою империю на золоте Блэкфира, расплачивался с гномами и эльфами, вел войны, налаживал торговлю...

— Неужели все сокровищницы пусты? — из-за их спин звучит растерянный голос ни к кому не обращающейся Ады. — Ведь в Гренне...

— Твою мать! — зло шипит наемник, заставляя ее испуганно умолкнуть, и прибавляет на родном языке: — Проклятые имперцы!

— Я знаю теллонский, — машинально замечает Коннор.

— Очень рад за тебя, умник, — огрызается Адан и широким шагом направляется следом за рыцарем. — Надеюсь, ты знаешь и чем нам рассчитаться с Тритоном и его головорезами.

Когда все вчетвером они оказываются внизу, Ричард уже стоит перед каменным пьедесталом высотой чуть меньше человеческого