Пьесы - Николай Гуриевич Кулиш

что она Чайка?

Я. Нет!

О н а. Знал… Я ему говорила…

Л у к а (позвонив в команду связи, жестом показывает красногвардейцам увести Марину. Выждав, пока ее увели, опять ко мне). Скажи, как другу, Илько, знал?

Я. Нет! Но я знал, кто такой Пероцкий.

Л у к а. Знаю. (Глубоко задумался. Говорит больше самому себе.) Надо прежде всего сказать что? — Что налет этот произошел бы независимо от того, спас бы ты Пероцкого или нет. Нашли бы другого, не Пероцкого… Но Пероцкого освободил ты, и это измена.

Я. Измена, Лука! Да еще какая! Куда ни пойду, повсюду будет бежать за мной до конца жизни тень этой измены.

Л у к а. Хорошо одно, что уже произошла. Почему? — Потому что она была неминуема, потому что она — результат твоих чердачных фантазий… (Уже мне.) Считай ее сигналом для себя, предостережением для дальнейшего, так как много еще ждет нас искушений, колебаний и измен в далеких походах к мировой далекой цели!.. А теперь иди, я тебя запру, постерегу, а завтра в ревтриб. Почему? — Потому что судить тебя-то нужно, а я твой друг, и вообще ты еще молодой… Судить нужно! Ты еще, должно быть, и не ел? Принесу… (Вводит меня в комнату Пероцких. Выходит и запирает дверь.)

Слышу такое искреннее, товарищеское, трогательное…

— Доброй ночи, Илько!

Я. Нет, Лука, — добрый день! Видишь, уже светает!..

Мне делается легко. Окно как огненное знамя. Меня охватывает необычайный подъем. Мне кажется, что весь мир начинает играть сначала на геликонах, трубах, тромбонах патетическую симфонию, которая потом переходит на кларнеты, флейты, скрипки. Я знаю, Лука тоже сейчас смотрит в окно и слышит эту симфонию.

З а н а в е с.

Перевод П. Зенкевича и С. Свободиной.

МАКЛЕНА ГРАСА

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

I

1

На рассвете  А н е л я  будила  м а т ь — негромко, взволнованно:

— Мама! Мамунечка, милая! А, мама! Ну проснись же!

М а т ь. А-а-а! Это ты, Анелька? Что? У папы опять одышка?

А н е л я. Нет-нет! Папа спит. Это мне надо сейчас с тобой поговорить, а ты чтобы с папой… До десяти часов надо… Ах, мамочка! Какое это для меня неожиданное счастье! Да и для тебя тоже, я думаю! Да, мамочка? Это просто какой-то небесный сюрприз!

М а т ь. Ты еще не ложилась спать?

А н е л я. Мамочка, не могу! Пан Владек признался мне в любви. Предлагает руку и сердце.

М а т ь. Пан Владек?

А н е л я. Пан Владек!

М а т ь. Зарембский? Наш хозяин?

А н е л я. Я и сама сразу не поверила, пока он не стал на колени… вот так… (Стала на колени, целует матери руку.) Анеля, говорит, Анеля!.. Будьте моей женой…

М а т ь (про себя). Матерь божья! Это мне, вероятно, снится, а я, дура, и в самом деле… Ведь это сон… Конечно, сон!.. (Ложится.) Матерь божья, — сон!..

А н е л я (целуя мать). Мама!..

М а т ь. Со-он!..

А н е л я. Мама, это такой сон, что я уже не засну и тебе не дам, пока ты не поговоришь об этом с папой. Пан Владек особенно просил, чтобы я поговорила с папой. А я сама не могу. Поговори ты! Неужели папа будет против? Ведь это мое счастье! Зарембский — мой муж! Почему же ты не рада, мамочка?

М а т ь. Я рада, Анелька, но подожди. Как же это так вышло? Недавно приехал из Варшавы, где, наверное, самые красивые паненки к нему льнули.

А н е л я. Но я ему больше всех понравилась. Он говорит, что именно о такой, как я, мамочка, он мечтал, о такой нежной и чистой, как весенняя березка, говорит, в костельной ограде. Варшавские барышни, говорит, выросли под светом электричества, вы же, говорит, панна Анеля, под нашим прекрасным польским солнцем!..

М а т ь. Так и сказал?

А н е л я. В точности.

М а т ь. Но подожди. Он приехал на короткое время, лишь усмирить на фабрике забастовку…

А н е л я. А теперь будет жить здесь, при фабрике. Будет сам хозяйничать. Без него тут плохи дела — забастовки и тому подобное. Ему, бедному, нужны деньги. А если бы ты знала, какой он образованный, умный! Какой патриот! Скажи, неужели папа может не согласиться на мой брак с ним? С паном Владеком? Зарембским? Ведь теперь папа только маклер у пана Владека, а тогда он будет тестем, вон на том балконе кофе будет пить И ты, мамуня, тоже придешь в гости ко мне, к такому зятю. А ты, может, и жить будешь у меня…

М а т ь. Подожди, Анелька, подожди! (Идет к окну, открывает, щиплет себя.) А ведь правда не сон… Но я не уверена, обрадуется ли папа. У него к Зарембскому никогда не лежало сердце. Всегда бранил его за то, что пан Владек не умеет хозяйничать. Коли бы мне, говорил, досталась такая фабрика, такие дома, я бы уже давно был миллионером. Правда, теперь уже не бранит. Даже наоборот — как будто рад тому, за что раньше бранил. Да разве папу разберешь? Но я поговорю! Да и надо же наконец!.. Ты действительно барышня на выданье… (Поцеловала Анелю.) Поговорю… Может, даже завтра… Завтра праздник…

А н е л я. Мама! Надо сегодня!

М а т ь. Сегодня — не знаю… Ты же сама видишь, как он занят. До поздней ночи что-то обдумывает и подсчитывает. Даже заговариваться стал. Как тут к нему приступиться?

Где-то кашель.

Тсс… Кажется, уже встал… Нет, нельзя сегодня!

А н е л я. Только сегодня, мамуня, дорогая! Я дала слово пану Владеку, что переговорю о его сватовстве сегодня же. В десять часов он будет ждать нашего… папиного ответа… Мамочка! Я умру, если ты сегодня не переговоришь…

М а т ь. Ах, матерь божья! Все теперь на свете такое внезапное, такое неожиданное. Все будто из-за угла. (Закрывает окно.) И радость. Трах!.. Не знаю, радоваться или плакать. Матерь божья!..

2

Из подвала вылезла  М а к л е н а. Крикнула вниз, в окошко:

— Христинка, вставай! Пока рано — на канавы смотаемся. Может, что-нибудь найдем. Ты — щепочки, я — кости или картошку, сварим. Ведь сегодня отцу на фабрику. Сегодня она, может, будет работать. (Умываясь, соблазняла Христинку.) Посмотри, какое утро сегодня! А солнышко-то какое! Такого еще сроду-свеку не было, право. Вон и Кунд уже встал. Греется. (Свистнула собаке, что сидит привязанная у будки в конце двора.) Кундик! Здорово! (Вытираясь, увидела гусей где-то на небе.) А вон гуси летят. Да какие! Чисто как в сказке. Помнишь — мама нам рассказывала?.. (Напевает мотив из сказки про Ивасика-Телесика.)

«Гуси, гуси, гусенята!

Возьмите меня на крылята

И понесите меня…»

(Гусям, вверх.) Гел-гел-гел! Куда, спрашиваете? (Задумавшись, махнула рукой на восток,