Иерусалим обреченный (Салимов удел; Судьба Иерусалима) - Стивен Кинг

Но все-таки - ужас.

Он вспыхнул внезапно, эмоции отмели логику, наполнили рот привкусом меди.

И она знала, что кто-то стоит за ее спиной, еще раньше, чем на ее плечо упала рука.

Уже почти стемнело.

Бен встал со складного стула, выглянул в окно и не увидел ничего особенного. Удлинились вечерние тени. Трава на заднем дворе похоронного бюро еще зеленела, - видимо, предусмотрительный гробовщик старался сохранить ее такой до самого снега. Символ продолжающейся жизни на фоне смерти года. Эта мысль показалась Бену необыкновенно угнетающей, и он отвернулся от окна.

- Как хочется закурить, - произнес он.

- Никотин убивает, - отозвался Джимми, не оборачиваясь. Он смотрел телевизор.

Бен посмотрел на часы. 6:47. В календаре значилось точное время заката - 7:02.

Джимми прекрасно все устроил. Мори Грин, маленький человечек в расстегнутом черном жилете и белой рубашке, встретил их со всей возможной сердечностью.

- Мы пришли попросить об одолжении, - сказал ему Джимми. - Притом не маленьком.

Грин внимательно взглянул ему в лицо.

- А собственно с какой стати? - весело спросил он. - Что такого ты сделал для меня, чтобы мой сын третьим по успеваемости закончил школу в Нортвестерне?

Джиими покраснел:

- Я сделал только то, что обязан был сделать.

- Не собираюсь спорить с тобой. Проси. Чем это вы с мистером Мерсом так обеспокоены? Попали в аварию?

- Нет, ничего похожего.

Они сидели в маленькой кухоньке за часовней, на плите шипела кофеварка.

- Норберт еще не приехал за миссис Глик? - спросил Джимми.

- Духу его здесь не было. - Грин достал сахар. - Этот припрется в одиннадцать часов ночи и удивится, почему меня здесь нет. - Он вздохнул. Бедная леди. Такая трагедия в семье. А она так хорошо выглядит, Джимми. Это твоя пациентка?

- Нет. Но мы с Беном... хотели бы посидеть возле нее этой ночью. Прямо там.

Грин замер, не дотянувшись до кофеварки:

- Посидеть возле нее? Ты хотел сказать, осмотреть ее?

- Нет, - твердо ответил Джимми. - Просто посидеть возле нее.

- Ты шутишь? - Грин внимательно посмотрел на него. - Вижу, что нет. Для чего вам это понадобилось?

- Не могу сказать тебе, Мори.

- О! - Он разлил кофе по чашкам, сел за стол и попробовал его. - Не слишком крепкий. В самый раз. Что, у нее что-нибудь инфекционное?

Джимми и Бен переглянулись.

- Не в общепринятом смысле слова, - ответил в конце концов Джимми.

- Вам бы хотелось, чтобы я держал рот на замке на этот счет, а?

- Да.

- А если придет Норберт?

- С Норбертом я разберусь, - пообещал Джимми. - Я ему скажу, что Реардон попросил меня проверить ее на инфекционный энцефалит. Он в этом не силен. Все в порядке, Мори?

- Конечно, конечно. Я думал, ты собрался попросить о чем-нибудь серьезном.

- Может быть, это серьезнее, чем ты думаешь.

- Когда допью кофе, поеду домой и взгляну, какой там кошмар Рэйчел соорудила на ужин. Вот ключи. Закрой, когда будешь уходить, Джимми. Располагайся. Только за это сделай мне одолжение.

- Конечно! Какое?

- Если она что-нибудь заявит, запиши это для потомства, - он начал было смеяться, но увидев одинаковое выражение их лиц, резко прервал смех.

Без пяти семь. Бен почувствовал, как в нем нарастает напряжение.

- Перестал бы таращиться на часы, - посоветовал Джимми. - Они от этого быстрее не пойдут.

Бен виновато вздохнул.

- Сомневаюсь, что вампиры - если они вообще существуют - встают в момент астрономического захода. Еще не темно, - сказал Джим и все-таки выключил телевизор.

Тишина опустилась, как одеяло. Они сидели в рабочей комнате Грина, и тело Марджори Глик лежало на сверкающем стальном столе.

Когда Джимми осматривал тело, он отбросил простыню. Миссис Глик была одета в домашнее платье и вязаные тапочки. На ее левой голени виднелся приклеенный кусочек пластыря. Бен старался отвести от него взгляд - и не мог.

- Что скажете? - спросил он у Джимми.

- Не хочу рисковать своей репутацией, раз часа через три все и так решится. Но состояние ее тела очень похоже на то, которое было у Майка Райсона: никакого поверхностного оттока крови, никакого окоченения. - Он натянул простыню обратно и замолчал.

Было 7:02.

Джимми вдруг спросил:

- Где ваш крест?

Бен вздрогнул:

- Крест? Боже мой, у меня его нет.

- Вы никогда не были бойскаутом, - Джимми открыл чемоданчик, - а вот я всегда ко всему готовлюсь.

Он вытащил два ларингологических шпателя, снял целлофановую оболочку и скрепил их клейкой лентой под прямым углом.

- Благословите его.

- Что?.. Я не могу... я не знаю, как, - растерялся Бен.

- Так сочините, - приятное лицо Джимми внезапно сделалось напряженным. - Вы писатель, вам и карты в руки. Ради Христа, поторопитесь. По-моему, что-то сейчас произойдет. Разве вы не чувствуете?

И Бен почувствовал. Что-то назревало в пурпурных сумерках, еще невидимое, но тяжелое и давящее. Во рту пересохло, и ему пришлось облизнуть губы, чтобы заговорить:

- Во имя Отца и Сына, и Святого Духа... - Подумав, он добавил: - И во имя Девы Марии тоже. Благословляю этот крест и... и...

Слова вдруг полились со сверхъестественной легкостью:

"Господь - мой пастырь, и я не нуждаюсь. Он уложит меня на зеленых пастбищах, он проведет меня через тихие воды. Он воскресит мою душу".

Слова падали, как камни в глубокое озеро, и тонули без всплеска. Голос Джимми присоединился к его голосу.

"Он выведет меня на тропы праведные во имя Свое. Идя через долину смертных теней да не убоюсь я зла..."

Стало трудно дышать. Все тело Бена покрылось гусиной кожей, волоски на нем кололись, будто встали дыбом.

"...Ты накроешь передо мной стол при врагах моих, ты умастишь мне голову елеем. Праведность и милосердие станут..."

Простыня, покрывающая тело Марджори Глик, задрожала. Из-под нее вывалилась рука, пальцы танцевали в воздухе, раздвигаясь и скрючиваясь.

- Бог мой, я действительно это вижу? - прошептал Джимми, побледневший так, что веснушки выступили на его лице подобно брызгам грязи на оконном стекле.

"...иди за мной во все дни моей жизни..."

Бен уже говорил один и вдруг замолчал.

- Джимми, взгляните на крест, - наконец выдохнул он.

Крест сиял. Свет лился на руки Бена волшебным потоком.

Сдавленный голос медленно прозвучал в тишине, скрежеча, как осколки глиняной посуды:

- Дэнни...

Язык Бена прилип к гортани. Силуэт под простыней садился. Тени в потемневшей комнате двигались и дрожали.

- Дэнни, где ты, мой дорогой?

Простыня упала с лица на колени.

Лицо Марджори Глик явилось бледным лунообразным кругом с черными провалами глаз. Она увидела Бена и Джимми, рот ее исказился в ужасном злобном рычании. Уходящие отсветы дня замерцали на ее клыках.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});