Смерть старателя - Александр Николаевич Цуканов

до конца, это Кахир знал с детства. Хорошим каналом сбыта поначалу стала золото-обогатительная фабрика, но общий спад производства привел к тому, что этот ручей совсем обмелел.

Карим торопил, предлагал прислать надежных парней, чтобы отправить их на Колыму для сбора дани и устранения конкурентов и того же Кнехта. Амир понимал, что тогда на них ополчится вся Якутия и Приморье, после чего им непременно перекроют «кислород».

— Надо договариваться, — твердил он снова и снова. Но натыкался на брезгливое: «Это же бараны, их надо безбоязненно обдирать и стричь».

Магадан

Банк «Восток» предоставил широкие полномочия на основе лицензии по приобретению драгметаллов, и Амир решил сам посетить Колыму, чтобы понять, почему не получается договариваться со старателями.

Наслышанный о лютых морозах, он привез с собой канадский пуховик и шерстяной шапку, а в магаданском аэропорту табло показывало 19 °C, встречающие в футболках и теннисках, а он, словно чучело, шел к машине в свитере и толстых штанах.

— Что ж ты мне не сказал! — набросился с ходу на Кахира. — Придется ехать в магазин за летней одеждой.

— Советы давать — дело неблагодарное, брат Амир, — огрызнулся Кахир на ингушском, напомнив про давние дела. И уже на русском скомандовал водителю: — Давай, Ильяс, рули на проспект к универмагу. Шопинг для шефа устроим.

Здесь, на Колыме, Кахир вел себя совсем по-другому, нежели в Москве. Он стал на короткой ноге с прокурорским работником в Магадане, запросто обнимался с ментами в Усть-Омчуге, пошучивал и посмеивался над их нелегкой работой, когда все вдруг стали либо бандитами, либо коммерсантами.

Вечером в гостиничном номере Кахир признался, что давить на Малявина, председателя артели — самой крупной в районе, ему не с руки, друг детства. А главное его отец — Аркадий Цукан, которого здесь на колымской трассе многие знают и уважают.

— Я не пойму, в чем проблема! Мы же покупаем часть золота официально. И цена неплохая. Какая им хрен разница…

С этим он ехал из Усть-Омчуга в артель «Игумен» к молодому председателю, чтобы провести переговоры и перетянуть на свою сторону, как умел он убеждать разных людей, считая себя классным переговорщиком.

В поселке Тенька Малявина не застал, в артельной конторе бухгалтер, — женщина пожилая, с горделивой посадкой головы, с морщинками возле глаз на загорелом лице, удивленно оглядела его без тени смущения, хотела предложить чаю, но осеклась в последний момент, углядев бородача за спиной. Она пояснила, что Иван поехал по участкам и будет только к вечеру.

Полдня мотались на огромной «тойоте 4Runner» от участка к участку по пыльным грунтовкам.

— Ильяс, что за подвеска у твоего монстра, у меня вся задница в синяках!

— Да, у «ранера» подвеска жесткая, зато служит долго, — похвалил машину водитель. — Я привык. Зато по грязи и снегу, как танк прет. Если радио мешает, вы скажите, я выключу. Нам до Колово немного осталось.

Малявина нашли на самом дальнем участке «Пионер», где случилась авария с вашгердом. Рабочие меняли приводной механизм, но ремонт не заладился. Никак не могли запуститься, потеряли рабочую смену.

Черный джип, грохоча по отвалованной гальке, подкатил к промприбору. На приветствие Амира никто не откликнулся. Малявин в темно-синей сатиновой спецовке, словно бы позаимствованной у северокорейцев, выдвинулся вперед, вглядываясь в смуглолицего мужчину.

— Плохо гостей встречаете?!

— У нас говорят: незваный гость — хуже татарина, — тут же отшутился Малявин без улыбки, не ожидая ничего хорошего от встречи с незнакомцем явно кавказских кровей.

— Тебе от Кахира привет. Где можно перетереть один на один?

Малявин кивком головы показал на строительный вагончик, служивший подсобкой, столовой и местом для перекуров в непогоду. Рядком здесь стояли резиновые сапоги разных размеров, сохли темные от пота и грязи портянки, висели у стены брезентовые робы, плащ-палатки. Грязь, полуразрушенные бараки в низине, ржавые остовы автомобилей, тракторов и молодой председатель артели в спецовке смотрит исподлобья… «Зачем это все, черт побери! У меня счета в банке на Кипре, в банке “Восток” такие, что могу купить весь этот прииск с потрохами». Это ломало настроение и тот разговор, что наметил Амир. Он с трудом подавил полыхнувшую злость, сказал, как говорил уже много раз:

— Ты же умный мужик. Давай договариваться по-хорошему, ты продаешь, я покупаю.

— Мне невыгодно, почему же буду тебе продавать?

Такой прямой ответ обескуражил Амира Озоева, он привык, что работяги, при виде вооруженной охраны и самого автомобиля, начинали клонить голову, мямлить про плохой сезон, убытки, а потом все же соглашались на тех условиях, что он предлагал.

— Не торопись, Иван Малявин. Могу перекрыть кислород, но это невыгодно всем. А тебе в первую очередь. Двести килограммов золота мне погоды не сделают, а ты можешь потерять всё. Давай завтра встретимся в Усть-Омчуге и спокойно обсудим. Кахир просил за тебя, пойду на уступки в цене.

— Хорошо. Если по цене, установленной Центробанком, то нет вопросов.

Амир ничего не ответил. Он опасался, что злость, клокотавшая в нем, выплеснется наружу вулканической лавой. Покупка золота через банк «Восток» составляла лишь малую часть, облагаемую налогами, после чего прибыль получалась, словно шерсти клок. Настоящий доход приносил золотой шлих, купленный у старателей неофициально по заниженной стоимости, сетуя на низкую пробу и потери при доводке шлиха. Шлих затем дорабатывался на аффинажном заводе, золото переплавлялось в мерные слитки, после чего цена становилась соотносимой с ценой на Лондонской товарной бирже. А главной занозой было то, что двести сорок килограммов золота обязался передать Кариму. Он подозревал, что эти миллионы пойдут на закупку современного оружия, спутниковых телефонов, «птурсов», но старался не озадачиваться. Карим умел быть убедительным, нажимая на мусульманские корни, на притеснение навахов и прочее, что ему раньше казалось надуманным, но когда говорил этот бородатый эмир, посверкивая ястребиными глазами из-под каракулевой папахи, надвинутой на самые брови, то возразить не представлялось возможным и казалось, что освобождение Ичкерии возможно, а следом и родной Ингушетии. И заканчивал Карим привычным посылом:

— Русские погубили сотни тысяч навахских людей, за каждого мы должны отомстить. Аллах акбар!

Иногда на Петровский рынок приходили однокурсники с экономического факультета — русские, евреи, украинцы, он всех обильно угощал, выпивал с ними много вина, как в студенческие годы, забывая, про мусульманские запреты. Одаривал всех фруктами. Они потом хвалились знакомством с ним, рассказывали друзьям про обильные застолья и «геленваген», на котором охранник развозил их по домам. Немного завидовали его удачливости, сетуя на свою казенную зарплату.

Амир приподнял высоко руку, щелкнул пальцами. Тут же подошел сноровисто один из охранников.

— Принеси кейс из машины.

Амир раскрыл кейс,