Смерть старателя - Александр Николаевич Цуканов

по тысяче рублей за грамм».

— Но это же полцены! — показно возмутился Смирнов. — Хотя бы тысячу триста.

Сговорились по тысяча двести рублей за грамм. Дмитриенко настаивал, чтобы передал золото водителю, а Смирнов отказался, нажимая на то, что ему позарез нужны деньги для погашения долга.

— Ладно. Завтра к обеду привозишь золото, я тут же проверяю подлинность и отдаю деньги. Затем работаешь только через водителя. Утром товар, вечером деньги, — привычно пошутил Дмитриенко и показно хохотнул.

Отсрочка до завтра позволяла Смирнову подготовить видекамеру, проверить диктофон для подстраховки. А главное предупредить полковника Ахметшахова так, чтобы не проколоться на какой-нибудь мелочи. Он позвонил с почтового отделения на квартиру внештатному агенту и сообщил, что его пригласили на Хатанах за черной смородиной, а у него мотоцикл сломался, нужно срочно привезти бензонасос. И повторил: «Срочно везите бензонасос».

Оперативники взяли главного инженера золотообогатительной фабрики Дмитриенко в момент передачи денег. Стали давить на него с грубой поспешностью, а он лишь усмехался и заученно всё отрицал, словно давно подготовился к такому повороту событий, а когда Смирнов прокрутил диктофонную запись разговора о постоянной скупке золота, он продолжал кривить губы и бубнить:

— Мне подкинули золото…

— А деньги тоже подкинули? Скажи только — кто?

— Кто дал деньги! — закричал оперативник, жестко закручивая наручники. — Резван Мансуров, да!

Взвыл Дмитриенко от боли, как раненый бык, заматерился, проклиная их всех, как не должен бы материться интеллигентный инженер, после чего Смирнов дал отмашку: грузите! — стало понятно, что этот бугай под два метра ростом будет упираться до конца.

Оставалось надеяться на обыск в квартире Дмитриенко.

Москва. Шереметьево

Полсуток до Москвы они летели весело, на кураже. Тихонько выпивали шведский «Абсолют», Шуляков перемигивался с хорошенькой стюардессой. В Шереметьево Кнехта неожиданно развезло. Сашка тащил его на себе в зал ожидания и поругивался: «Расслабился, урка, а в кейсе ценные бумаги».

Из Шереметьево он однажды летал в Кёльн на молодежное первенство Европы, а в памяти всё затушевалось. Надо искать терминал «В» для вылета в Америку, стойку регистрации, а на руке висит понурый «смотрящий». Прислонил Кнехта к стене, кейс браслетом к руке пристегнул, и к стойке информации, продолжая глазами косить за спину. Пояснения получил, обернулся — Кнехта нет. Метнулся сквозь мешанину людскую с захолодевшим от страха нутром… А тот сидит на корточках у стены в позе колымского чифириста и что-то бурчит матерное, рыская по сторонам глазами.

— Вырубился! Чайку бы…

Присели в кафе у барной стойки.

— Парень, сделай крепкого чая.

Бармен смотрит непонимающе, сует в чашки пакетики.

— Цейлонский, другого нет.

— Ладно, положи в кружку парочку. Москва! Чай заваривать разучились.

После горячего чая с глотком водки Кнехт повеселел, начал балагурить как ни в чем не бывало: «Сашок, падлой буду, не ожидал. Расслабон вышел. Но теперь полный порядок».

Затяжная война с ингушами его притомила, что старался не показать, как и не поминал убитых, а их набралось добрый десяток за последний год. Внешне спокойный, меланхоличный, Леха Кнехт мог в любую минуту преобразиться, стать похожим на хищную рысь, верткую страшную кошку, с ней даже медведю не сладить. Он двадцать лет играл в эту страшную игру и катил под разбитного парня, которому всё по барабану. И никому бы не признался, что Америка пугала хуже, чем таежная глушь, что скрежетала душа и подсказывала, что влез не в свое дело, но остановиться не мог. Мог только доказывать, что если Кнехт дал слово, то будет держать, как происходило не раз. Еще хотелось доказать Джему и его шестеркам, что работа по золоту круче, чем завоз подержанного автохлама из Японии. Тут счет идет на миллиарды!

На паспортном контроле Кнехта продержали дольше всех. Попросили снять перчатки. Вызвали начальника смены и минут пять между собой вели переговоры, склоняясь к компьютеру. Кнехт взмок в своем длиннополом кашемировом пальто, но продолжал улыбаться, вежливо отвечать на вопросы, когда припекало, он умел обходиться без жаргона, руки прятал в карманы пальто, чтобы не светиться темными наколками на пальцах обеих рук.

Сашке предлагали в шестнадцать лет наколку, как у других парней в классе. Он ответил грубо: «Я что разве лошадь? На скот ставят тавро, чтоб пастух мог найти». Шутку эту потом повторяли в школе на разные лады, поднимая его и без того высокий боксерский авторитет.

Кнехт вложил деньги из колымского общака в покупку месторождения Кобервейм. Теперь требовались деньги на разработку месторождения. Очень большие деньги. Фирма «Голденберг» рассмотрела предварительную заявку, проект, бизнес-план, экспертную геологическую оценку… Документы не вызывали сомнений, компании понравился слоган «чукотский Клондайк», но настораживали российские законы. Требовалась личная встреча.

На воровской сходке в Хабаровске Кнехт старательно доказывал перспективу работы с золотом. Прорехи в законе. Влияние ингушей на этот бизнес и прочее. Мнения разделились, молодежь поддержала, но Владивостокский «король» Джем передавил. Убедил старичков, что общаком рисковать нельзя.

— Вся наша жизнь на риске. А если я через год удвою доход.

— Ты серьезно? Ты понимаешь, что сказал? — Старый благовещенский вор Витим, единственный, кто работал по золоту и знал, какие тут огромные риски, говорил убедительно: — Десятки артелей в Приамурье прогорели. Подняли несколько пудов и встали, одна пустая порода. А жрать нужно каждый день, бензин дорожает, менты борзеют.

— Кнехт не сявка, законы знает. Если он так уверен, пусть банкует, но только половиной общака. А через год спросим: выросла касса или нет? А нет — так и разговор короткий.

К неудовольствию Джема, предложение смотрящего по Якутии поддержали сначала Бабай, затем и Чора, находкинский вор, поднявшийся в последний год на крышевании рыбаков, которых долгое время щемили местные отморозки.

Сашка вместе с другими охранниками играл в бильярд, щелкал миндаль, от водки отказывался.

— Чемпион не чета нам! — подкалывал охранник Чоры, здоровущий детина, на спор выпивающий бутылку водки из горла в один прием.

Сашка отшучивался:

— Я пиво люблю. С него голова не болит. — А сам думал: «Бугай, а с десяти шагов в цель не попадаешь, как тебя находкинский бродяга терпит?»

Серый — Сергей Митяхин, старший в охране Джема, подмигнул ободряюще. Кинул вполголоса:

— У некоторых башка пустая, болеть нечему.

— Это ты мне?

— А что у тебя разве пустая? — рассмеялся показно Серый, победитель первенства Приморья по карате. — Сашок, пойдем, пошепчемся.

Вышли в пустой зал ресторана. Воры сидели в малом банкетном зале.

— Тренируешься?

— Да. Хочу снова на областных выступить в среднем весе, если килограмма четыре сброшу.

— У нас интересная тема пошла. Бои без правил. Слыхал, наверное… Призовые до ста тысяч зеленых. За участие тоже башляют.