Илья Николаевич Ульянов - Жорес Трофимов

Наступили самые трудные дни работы Ильи Николаевича.

Атаку на народную школу в Симбирской губернии возглавил крупный сызранский помещик Воейков. Выступая на очередной сессии уездного земского собрания в декабре 1884 года при обсуждении ассигнований на начальное образование, он заявил, что не пожалел бы денег, если бы был уверен, что они пойдут «на одно благое просвещение». «Но мы не должны забывать время, в какое живем: под флагом просвещения провозится неприятельский груз… Земству предстоит прежде всего решить, к чему стремятся те школы, которые оно поддерживает. Что у нас не так все благополучно, как рисуют нам, — заявил Воейков, имея при этом в виду отчеты Ульянова, — я заключаю уже из того, что церковному пению в этом отчете не нашлось места, а о церковнославянском чтении упоминается лишь для того, чтобы сказать, что обучение ему решено отложить на год, т. е. начинать на втором году учения». А ведь эти учебные предметы «Правила» причисляли к главнейшим. Поэтому Воейков и предложил земскому собранию выделять средства в первую очередь тем школам, в которых преобладающее значение придается церковной грамоте.

По мнению Воейкова, «в воздухе носится болезнь», чаще поражающая тех лиц, «которые случайным и неуравновешенным развитием отдалены от семьи (подразумевались дети крестьян и разночинцев, окончившие начальные и средние учебные заведения. — Авт.), оторваны от прежних занятий, ни в себе, ни в своих естественных руководителях не могут найти достаточный отпор против вредных учений, которые неминуемо доходят до них как путем явной и подпольной литературы, так и непосредственной устной пропаганды».

Воейков рекомендовал земству прежде всего «отказаться от ложного взгляда, что задача (народной школы. — Авт.) заключается в развитии ребенка и сообщении ему самыми легкими усовершенствованными приемами возможно большей массы знаний». В его речи повторялись чуть ли не дословно суждения Победоносцева. Но если обер-прокурор святейшего Синода имел в виду последователей Ушинского вообще, то симбирский помещик прежде всего подразумевал постановку народного образования в своей губернии. И все его рассуждения адресовались если не лично Ульянову, то возглавляемой им дирекции.

Что происходит с крестьянскими ребятами после окончания школьного обучения, спрашивал Воейков и отвечал: многие из них тоже становятся земледельцами и легко утрачивают приобретенные знания. В этих случаях, по его мнению, «земские пособия и затраты крестьян на школы пропадают напрасно». Но школа, если развитие в ней мальчиков ведется «столь успешно, что значительный процент их вырывается из земледельческой среды и обращается к другим, более легким занятиям… легко может быть и вредною…».

По словам Воейкова, составители учебников и учителя относятся пренебрежительно к «ясно определившимся религиозным понятиям и стремлениям народа». И вдобавок «казенно-земская школа» развивает у своих воспитанников «стремления и желания, не давая никаких средств для их удовлетворения», то есть способствует пополнению рядов людей, «составляющих угрозу для порядка». И «трудно представить те беды, которые грозят нам, — продолжал он, — если не будет принято своевременно мер для прекращения обильного притока свежих сил в эту вредную среду».

Напомнив, что разночинцы и городские жители гораздо чаще попадают в ряды недовольных и озлобленных, чем дети крестьян, Воейков тем не менее заметил, что «хотя из политических преступников всего менее лиц крестьянского сословия, но зато все обвиняемые крестьяне прошли сельскую школу и окончательно были испорчены дальнейшим образованием. Едва ли можно приписать простой случайности тот факт, что полуобразованные крестьяне даже легче лиц других сословий становятся орудием агитаторов». После доказательств того, какие беды несет «казенно-земская школа», симбирский охранитель устоев с похвалой отозвался о распространении грамотности с помощью «старок» (не вышедших замуж крестьянок), отставных солдат, дьячков.

Один из многих единомышленников Победоносцева опасался, что в сельской школе крестьянские дети научатся анализировать факты, размышлять о жизни. Воейков предлагал земцам и панацею от бед: опыт бывшего профессора ботаники Московского университета Рачинского. Брошюру этого рьяного сторонника церковноприходского образования он рекомендовал в качестве основного руководства. А говоря о положении дел в Симбирской губернии, подчеркнул как большое упущение: «Пересмотрев отчеты, мы напрасно стали бы искать в них указаний на то, как родители смотрят на школу или что делается с мальчиками по окончании курса учения; и то и другое не входит в официальные рубрики отчета и не останавливает на себе внимания господ инспектирующих… Мы полагаем, что по этим отчетам очень трудно ответить добросовестно на вопрос: сохраняется ли грамотность в самом элементарном смысле у окончивших курс или она быстро утрачивается».

В заключение Воейков предложил народным учителям представить в училищную комиссию земства сведения:

1. О положении преподавания церковнославянского языка и пения.

2. О занятиях кончивших курс в училищах (по возможности за все время их существования).

3. Познакомившись с суждениями Рачинского, народные учителя должны были сообщить, в чем они не согласны с его предложениями и что должно быть устроено иначе в тех школах, где они работают.

Земское собрание одобрительно отнеслось к инициативам Воейкова и избрало специальную комиссию для их осуществления. Одновременно было отклонено ходатайство председателя сызранского уездного училищного совета, возглавлявшегося, между прочим, предводителем дворянства, о выделении тысячи рублей на нужды просвещения.

Речь Воейкова была напечатана в «Симбирской земской газете». За пятнадцать с лишним лет работы в инспекции и дирекции народных училищ Илье Николаевичу не приходилось встречать столь резких выпадов в свой адрес. Удар нанес человек, который некогда поддерживал дирекцию, а тринадцать лет назад, в 1871 году, даже помогал проводить съезд народных учителей в школе при своей фабрике близ Сызрани. Изменилась политическая обстановка. И разве только один Воейков перешел в лагерь противников народного образования? Взять того же протоиерея Баратынского. Кто, как не он, в 70-х годах в качестве члена училищного совета вводил в Буинском уезде лучшие методы обучения, стоял за «Родное слово» Ушинского, рекомендовал изучать книги Корфа, Водовозова и других видных педагогов России, был деятельным сторонником народного образования? А теперь он публично клянет себя за увлечение передовыми педагогическими идеями. И яростно нападает на дирекцию народных училищ за то, что та якобы насаждает безверие среди юношества и нигилизм… Ему вторит известный деятель духовенства, член губернского училищного совета протоиерей Никольский. Этот вообще считает, что инспекторам дирекции даны непомерные права, что они в корне неправильно подходят к самой проблеме начального образования, потакают утверждению вольномыслия среди учителей.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});