Амаира Первого дома - Ина Деш

тихо поприветствовала Лин, потом подошла к императору и поцеловала его в смуглую морщинистую щеку.

— Уже дня, ребенок. Ты слишком долго спишь.

Дед ворчал только для вида, а сам с беспокойством оглядывал всю — от макушки до носков мягких сапожек. Впрочем, пристальным разглядыванием девушки занимался не только император. И если внимание амаиров воспринималось, как что-то естественное, то заинтересованные взгляды Рох и мага скорее смущали.

— Со мной все в порядке. Что вы хотите знать? — произнесла Лин, скрещивая руки на груди, как будто пытаясь защититься от чрезмерного, пусть и участливого любопытства.

— Все хотим знать. По порядку, — ответил Равенель. — Только будет лучше, если ты не расскажешь, а позволишь нам самим посмотреть.

Теперь принцессе стало понятно, зачем императору понадобился маг-менталист. Он сможет показать деду ее воспоминания. Только в них столько ее личных эмоций, чувств, страхов и надежд, что делиться всем этим девушке не хотелось. А некоторых моментов она и вовсе стыдилась.

— Может, все же так расскажу? — тихо спросила девушка, глядя только на Нела и чувствуя себя как никогда уязвимой.

— На Примжит было ментальное воздействие, — с сожалением в голосе, явно собираясь отказать ей в просьбе, ответил старший амаир. — Еще на территории Веллории. Там, где неизвестный маг напал на тебя. Кто-то в сговоре с изгоями планировал переворот в королевстве. Нам нужны все детали, которые сохранились в твоих воспоминаниях.

Шарлинта потерла пальцами виски, потом снова обняла себя руками, на этот раз, спасаясь от странного озноба. Переворот, изгои, маги — как это могло быть связано с ней?

— Вот скажи мне, ребенок, — сварливо добавил дед. — Почему ты, каждый день переписываясь с королевским советником о выделении обязательных наследственных долей вдовам, забыла упомянуть, что на тебя было совершено нападением магом? Почему ты не потрудилась сообщить об этом мне?

Не потрудилась, действительно. Слишком много новых впечатлений, событий и чувств. Только вряд ли деда успокоит подобное оправдание. Проще вообще промолчать. А о попытках хоть как-то изменить законы, можно было и без сарказма отзываться.

Принцесса едва не прикусила в очередной раз губы, пытаясь справиться с внутренней обидой, вдохнула-выдохнула.

— Хорошо, — коротко согласилась она.

Шарлинта устроилась за столом прямо напротив Равенеля. Но смотреть на него сейчас совсем не могла, поэтому закрыла глаза. Он и без того сможет увидеть то, что принцесса хотела бы оставить только для себя.

Лин открыла свое сознание, начиная с момента, как Иола забрала девочек. Только вот ограничивать, до какого именно времени можно просмотреть ее память, девушка не умела. А произошедшее перед сном, было слишком личным.

Ощущение того, что кто-то копается в голове, было далеко от приятных. Шарлинта сжала руки в кулаки так сильно, что ногти больно впились в кожу ладоней, благо под столом этого никто не видел. Большая ладонь Трейвента накрыла один из кулаков, легко разжала его. Мужские пальцы мягко и невесомо поглаживали руку девушки, успокаивая и поддерживая. Принцессу как будто окутала чужая, приятная телу, теплая аура, ободряя, согревая, лаская.

Окружающая тишина становилась все нестерпимей, и Шарлинта все же открыла глаза, стараясь при этом ни на кого не смотреть. От смущения покраснели, кажется, даже кончики ушей. По крайней мере, горели они знатно. А еще захотелось забраться на колени, как в далеком детстве, и спрятаться от всех, уткнувшись в грудь. Правда, уже не деда, как тогда, когда ей было всего пять лет, а Нела.

Голос императора, неожиданно злой и холодный, разорвал затянувшуюся тишину в кабинете.

— А я ведь просил рассказать все девочке. Сразу просил по-хорошему. Не понесло бы ее в этот лес тогда одну. Она маленькая, избалованная в чем-то, порой вспыльчивая, но не истеричная идиотка.

Дед был в ярости. А Шарлинте неожиданно захотелось встать между ним и Равенелем, к которому император обращался, чтобы защитить. Кого от кого Лин не знала, и это непонимание собственных порывов что-то болезненно до крови раздирало внутри. Как и само это противостояние выбивало почву из-под ног.

— Дед, — голос прозвучал слабо и неприятно сипло, как будто в горле скопились все невыплаканные до этого слезы, грозясь прорваться прямо при свидетелях. — Не говори обо мне так, как будто меня здесь нет. Пожалуйста.

Император повернулся к ней, и долго-долго рассматривал лицо девушки, словно видел впервые.

— Ладно, ребенок. Не рыдай. Раз амаиры не в состоянии обеспечить твою безопасность, то мой подарок придется, как никогда кстати. Думаю, что тебе понравится.

Император впервые совсем не угадал реакцию принцессы. Ей абсолютно не понравился тот подарок, который один из телохранителей деда ввел в кабинет. Нет, с точки зрения безопасности — это, конечно, был лучший вариант. У телохранителей, которых готовили в Тракарамском монастыре, была безупречная репутация. Год службы такого охранника стоил неприлично большую сумму, но в платежеспособности императора Лин не сомневалась, что нельзя было сказать о его здравом смысле.

— Саарита Моэн, — певуче представилась телохранительница, по обычаю Тракарама поклонившись императору и принцессе.

И Шарлинте сразу же захотелось откреститься от такого подарка. В Саарите все было слишком. Слишком утонченные, классически красивые черты лица, слишком выразительные большие темные глаза, слишком блестящие, безупречно гладкие черные волосы, заплетенные в толстую длинную косу, слишком музыкальный голос, чересчур приятные округлости стройного девичьего тела, без труда угадывающиеся даже в бесформенном балахоне.

Принцесса не готова была иметь рядом с собой такую безупречную во всех отношениях девушку, только как это доходчиво объяснить деду, да еще в присутствии мужчин, которые рассматривали подарок с явным интересом, Лин не знала.

— Дед, в Веллории рабство запрещено, и все считаются свободными сразу после пересечения наших границ, — напомнила императору Шарлинта.

Тракарам находился на нейтральной территории, на границе Лендарии и Харабана — государств, где рабство процветало. Монастырь выкупал подходящих по определенным параметрам детей в этих странах, как рабов в пожизненное владение. Обучение было долгим и сложным, если Лин правильно помнила, то оно длилось почти восемнадцать лет. После этого Тракарам продавал трудовой контракт своего раба на определенный срок. После окончания контракта телохранитель снова возвращался своему владельцу — монастырю. Но по законам Веллории Саарита считалась свободной личностью и имела полное право в любой момент покинуть нанявшего ее, просто объявив о прекращении контракта. Поэтому