До особого распоряжения - Борис Пармузин

- Один христианин в тюрьме... Надо же о нем побеспокоиться, - улыбнулся Махмуд-бек.

- Довод, нужно сказать, не очень веский… - пожал плечами доктор. - Вы что, шутите?

- Не совсем. Здесь как-то один европеец объявил голодовку. И вы думаете что? Ему преспокойно

дали возможность умереть. Тут свои законы. Мы еще боремся, у нас есть друзья, а русскому придется

туго. Он здесь совершенно чужой.

Доктор внимательно посмотрел на Махмуд-бека.

- У вас у самих тяжелейшее положение... - сказал он. - Вам нужно думать только о себе.

- Кажется, я уже встал на ноги. И благодаря вам, дорогой доктор.

- Не только благодаря мне, - возразил доктор.

Приходя к Махмуд-беку, доктор старался понять, что представляет собой этот заключенный. Нелепо

верить предъявленному обвинению: свержение власти, государственный переворот. Полицейские

чиновники явно перестарались. На главаря какой-нибудь бандитской шайки этот узбекский эмигрант тоже

не был похож. Чего он хотел, чего добивался? Но тюремный врач так никогда и не догадается о

настоящей сути Махмуд-бека Садыкова.

105

- Вы считаете, что русскому нужно помочь?

- Да, доктор. Нужно.

- Что же, по-вашему, должен сделать я?

- Пока ничего... - улыбнулся Махмуд-бек. - Ему поможет вон тот. .

Он кивнул на окошко, за которым медленно, по-хозяйски двигался стражник.

Шрам на щеке оставался бледным, даже если стражник багровел от внезапного приступа злости.

- Ты вздумал надо мной издеваться?

Махмуд-бек не шарахнулся в угол, не отодвинулся от пылающего лица.

- Господин, вы заработаете хорошие деньги.

- Кому нужна эта собака? - злобно прошипел стражник.

- Министру, уважаемому господину... - Махмуд-бек назвал одного из крупнейших помещиков страны. -

У него пропадает земля.

- Откуда ты знаешь, негодяй, про дела министра?

- Вы сами рассказывали, что урожай в прошлом году погиб.

Стражник удивленно посмотрел на Махмуд-бека.

- Хитрый ты, чужеземец. Очень хитрый... - В его голосе уже не было обычной злости. - Чем же русский

поможет министру?

- Русский - агроном, ученый человек... - объяснил Махмуд-бек. - Он спасет землю министра, вырастит

хороший урожай.

Щеки стражника перестали наливаться кровью. Кажется, ему действительно предлагают хорошую

сделку. Многих заключенных водят на работу к высокопоставленным особам. Почему русский должен

сидеть в зиндане без дела! Ведь это просто...

- А что ты хочешь от меня? - напрямую спросил стражник.

- Вашей благосклонности... - туманно ответил Махмуд-бек.

Стражник хмыкнул и пообещал:

- Будет благосклонность. Но если русский заупрямится?

- Мне нужно с ним поговорить.

- Хорошо... Ночью...

Махмуд-бек Садыков действительно знал русского агронома. Года четыре назад муфтий Садретдин-

хан хотел прибрать к рукам этого человека. Он мило с ним беседовал, предлагал ему выполнить некое

задание на советской земле, обещал в награду привольную жизнь в любом европейском государстве,

даже выложил перед ним на столик пачку долларов.

Агроном спокойно, совершенно не реагируя на сладкую речь старика, поднялся и ушел. Муфтий

швырнул деньги в ящичек столика и выругался:

- Трус! Собака!.. - Муфтий, конечно, понимал, что агроном не трусит. Но старик боялся поверить

мысли, что среди эмигрантов туркестанских, азербайджанских, русских есть честные люди, которые не

пойдут на предательство. - Тьфу! Пусть подохнет с голоду... - заключил муфтий.

С той поры неподатливый русский стал для муфтия злейшим врагом.

К счастью агронома, Садретдин-хан не успел ему отомстить. Сейчас это сделал кто-то другой.

Ночью стражник снял цепи с Махмуд-бека и вывел его из камеры. Заключенные притихли, старались

не дышать. Так выводят из камеры на казнь.

Махмуд-бек тихонько потирал запястья, онемевшие от наручников. Вдруг стражник сзади схватил его

за горло и пошевелил толстыми, крепкими пальцами. Это он как бы предупреждал, что легко и просто

расправится с хилым заключенным, если тот вздумает бежать.

Агроном находился в одиночной узкой камере. Он сидел, обхватив колени, дремал. Стражник жестом

приказал ему подняться и подвел Махмуд-бека.

- Говори...

Махмуд-бек поздоровался по-русски.

- Здравствуйте, - отозвался агроном, - а я ведь вас где-то видел.

- Да... Я служил у муфтия Садретдин-хана.

- A-а... - усмехнулся агроном. - Помню, помню... С новым предложением, что ли?

- Да…

- Но я вижу, вы не очень-то крепко стоите на ногах.

- Насколько возможно, - ответил Махмуд-бек. - Я уже давно здесь и потому…

- Я вас слушаю... - сухо перебил агроном.

Не обращая внимания на его тон, Махмуд-бек сказал, что может устроить ему работу на земле

крупного помещика.

- Чем я обязан за такое беспокойство о моей персоне?

- Пока ничем.

- Значит, буду обязан?

- Будете...

- Тогда прощайте...

- Погодите! - заторопился Махмуд-бек. - Я клянусь, что своей родине вы не нанесете ни малейшего

вреда. Я только должен знать обо всех делах наших эмигрантов. Я беспокоюсь за тысячи жизней моих

земляков. Вздорные, неразумные действия отдельных лиц могут поставить их под удар. Клянусь, что

106

времена Садретдин-хана кончились. У нас сейчас другие заботы. - Махмуд-бек говорил горячо,

торопливо. Он боялся, что стражнику надоест этот длинный разговор. Да и агроном может отвернуться и

перестанет слушать уговоры бывшего помощника муфтия.

- Как я понял, за свою услугу вы мне предлагаете роль связного?

- Да...

- Хорошо... - согласился агроном. - Но предупреждаю, что я оставляю за собой право в любой момент

выйти из игры. Помогать диверсантам и шпионам я не намерен.

Через месяц за решеткой показалось лицо агронома. Он жестом подозвал Махмуд-бека.

Русский загорел, выглядел намного лучше. Но серые глаза были невеселы, даже злы.

- Вы изменились... - сказал Махмуд-бек.

- Не будем терять времени на комплименты... - оборвал агроном.

- Слушаю.

- Я говорил вам, что могу выйти из игры.

- Да.

- Ваш Шамсутдин просил передать, что Давлят-бек выбрал Алима, сына каршинского торговца. Его

для чего-то готовят, этого Алима... Что это значит?

- Готовят к отправке на ту сторону... - спокойно пояснил Махмуд-бек.

- Мы же договорились!

- Я помню... Алим исчезнет. Спасибо вам за сведения.

- Исчезнет? - переспросил агроном. - Странно. Очень странно. Я вам должен верить?

- Иначе нельзя.

Агроном посмотрел в глаза Махмуд-беку, потом вытащил из кармана сверток:

- Я вам немного принес еды.

- Спасибо.

- И еще... Мы пытаемся вам устроить свидание с женой.

Махмуд-бек протянул руку. Агроном пожал ее.

Стражник проявил благосклонность. Он сделал Махмуд-беку самый дорогой подарок, какой можно

получить в этой тюрьме. Вначале он подпустил к окну Фариду, а затем хитро подмигнул в угол двора, где

стояла глинобитная низкая кибитка.

- Через пять дней придешь, женщина... - сказал он Фариде.

Глинобитная кибитка - место свиданий с женами. За важные услуги или за большие деньги

администрация выражала таким образом свою «благосклонность» некоторым заключенным.

- Что будет через пять дней? - не поняла Фарида.

- Вот в том домике, - улыбнулся Махмуд-бек, - мы останемся вдвоем. На несколько часов...

Фарида плакала, молилась, причитала, благодарила всевышнего за такую милость.

Через пять дней она с рассвета сидела у тюремных ворот. Но стражник со шрамом появился только в

полдень. Он стоял, расставив ноги, пытаясь в толпе женщин, чьи лица были спрятаны за чадрой, найти

Фариду. Она поняла, что ей нужно подойти и поклониться, потом протянуть узелок с угощением.

- Это оставь, женщина, для своего... - хмыкнул стражник.

В последнее время он изменился, чувствовал свое превосходство над другими служителями тюрьмы,

перестал заниматься мелкими поборами.

Агроном оказался хорошим работником, и стражник получил большое вознаграждение от министра.

Да и от агронома перепадали деньги.

Зачем они, деньги, русскому? Русский теперь хорошо живет, загорел, поздоровел.

- Иди, женщина, иди... - легонько подтолкнул Фариду стражник.

Он сейчас творил благое дело, о котором будет знать вся тюрьма. Творил снисходительно, спокойно,

словно занимался благотворительностью каждый день. Устроить свидание - нелегко. Тут недостаточно

согласия одного стражника. И не одному ему нужно заплатить.