Театр эллинского искусства - Александр Викторович Степанов

Ил. 141. Берлинский Мастер. Амфора. Ок. 500 г. до н. э. Выс. 52 см. Вюрцбург, Музей Мартина фон Вагнера. № L 500

Ил. 142. Мастер Клеофрада. Амфора. Ок. 490–480 гг. до н. э. Выс. 47 см. Нью-Йорк, Музей Метрополитен. № 13.233

Ил. 143. Мастер Амазиса. Ойнохойя. 550–540 гг. до н. э. Париж, Лувр. № F 37

Добывать для Еврисфея шкуру Немейского льва Гераклу пришлось буквально голыми руками, ибо, выстрелив из лука, он увидел, что лев неуязвим. Поэтому его изображали безоружным и обнаженным. Существовало два варианта композиции — вертикальный и горизонтальный.

Первый, более древний, представлен на ойнохойе из Лувра, расписанной около 560–550 годов до н. э. Мастером Амазиса (ил. 143). Нарисованные сбоку силуэты Геракла, ринувшегося вправо, и льва, навстречу ему вставшего на дыбы, наверху сливаются, образуя живой треугольник. Лев невелик. Его голова и грива поглощены силуэтом Гераклова торса: он задыхается. А острый, в манере Софила, профиль Геракла с гипнотизирующим нас птичьим глазом свободно высится над пирамидой сцепившихся тел. Не глядя на льва, он обращен вперед, к Афине, как если бы расправа над страшным зверем была выученным уроком: смотри, светлоокая, как я его! Грандиозная ляжка Геракла шире его развернутого к нам торса и не уступает массе львиного тела. Лев передними лапами обхватил плечо Геракла, задней царапает его голень, но герой рвет его пасть[352]. Минуты царя зверей сочтены.

Ил. 144. Псиакс. Амфора. 520–500 гг. до н. э. Выс. 48 см. Брешиа, Музей Санта-Джулиа

Немного позднее (впервые, похоже, у Эксекия[353]) появился горизонтальный вариант, завоевавший бóльшую популярность. Типичен пример на аверсе датируемой 520–500 годами до н. э. аттической чернофигурной амфоры Псиакса (ил. 144). Геракл навалился на льва слева, подмяв под себя его голову, так что тот хоть и раскрыл страшную пасть, достать врага зубами не может. Левой рукой герой обхватил грудь зверя, правой старается отвести от темени его задранную вверх заднюю лапу. Противоестественно изогнутый силуэта льва — зримый эквивалент его мучительной гибели. Глаз Геракла сузился, появился взгляд не на нас и не на стоящую рядом Афину, а именно на льва.

Ил. 145. Лондонский Мастер B 620. Ойнохойя. 520–500 гг. до н. э. Выс. 29 см. Лондон, Британский музей. № B 621

Ил. 146. Амфора. 550–530 гг. до н. э. Ватикан, Григорианский Этрусский музей. Инв. № 16442

Остранение этих господствующих схем с беспримерной смелостью и мастерством осуществил Лондонский Мастер B 620 на расписанной между 520 и 500 годами до н. э. белофонной ойнохойе из Британского музея (ил. 145). Нелегко разграничить силуэты противников, слившихся в единую вертикальную массу. Прекрасно сложенный Геракл, шагнув влево, повернулся винтом: плечи видны анфас, а голова, завершив полуоборот, обращена вправо. Фигура льва скручена в противоположном направлении, так что его голова, обращенная, вопреки положению задних лап, влево, утопает в силуэте Геракла, как на ойнохойе Мастера Амазиса. Герой, обхватив льва за шею, раздвигает руками его челюсти — и ноги уже не держат зверя: ослабь Геракл хватку — и он упадет. Встречный винтовой поворот фигур убедительно передает усилие Геракла. Не свидетельствует ли этот прием об интересе Мастера к возможностям круглой скульптуры? Кажется, стоит сменить точку зрения, как увидишь новый ракурс.

Геракла представляли обнаженным и в юмористической сценке, в которой он приносит Эриманфского вепря Еврисфею, в ужасе выглядывающему из пифоса. Таков герой на амфоре из Григорианского Этрусского музея (ил. 146). Его нагота объясняется здесь, во-первых, нежеланием вазописца отвлекать внимание от Еврисфея на изображение двух зверей — вепря и льва, а во-вторых, тем, что к этому моменту подвиг уже совершен. Единственная вещь на атлетически сложенной фигуре Геракла — меч в ножнах на левом боку, висящий, однако, без перевязи. Грандиозные ляжки и крохотный пенис — признаки безупречной эллинской мужественности.

Ил. 147. Мастер Бусириса. «Церетанская» гидрия. 520–510 гг. до н. э. Выс. 46 см. Вена, Музей истории искусств. № 3576

Еще один повод представить Геракла нагим — совершенное им на пути за яблоками Гесперид убийство египетского царька Бусириса и его прислужников, когда они схватили героя, чтобы заклать его на алтаре в надежде на прекращение засухи. Геродот считал этот миф нелепым.

Подобными рассказами эллины только доказывают свое полное неведение нравов и обычаев египтян. В самом деле, возможно ли, чтобы люди, которым не дозволено убивать даже домашних животных, кроме свиней, быков, телят (если только они «чисты») и гусей, стали приносить в жертву людей. Притом Геракл прибыл туда совершенно один и, по их же собственным словам, был только смертным, как же мог он умертвить такое множество людей? Да помилуют нас боги и герои за то, что мы столько наговорили о делах божественных![354]

Близкое к Геродоту восприятие этого мифа как сказки, подшучивающей над всенародным героем эллинов, запечатлено между 520 и 510 годами до н. э. на пестрой «церетанской» гидрии, давшей имя Мастеру Бусириса (ил. 147). Церетанскими называют сосуды (преимущественно гидрии), изготовленные в мастерской переселенцев из завоеванной персами Ионии, осевших в этрусской Цере (ныне Черветри), и найденные в некрополях этого города. Мне кажется, что большеголовый шоколадного цвета гигант-Геракл с негроидным профилем и пронзительно-черными курчавыми волосами, ступающий по шеям жалких египтян, разбросанных по земле ничком и навзничь, и, не глядя, без оружия «одним махом семерых побивахом», вряд ли мог восприниматься как настоящий герой. Это что-то вроде пародии на палетку фараона Нармера и тем самым вообще на хорошо знакомое малоазийским ионийцам египетское искусство и на бахвальство фараонов: тут и контраст масштабов победителя и его врагов, и беспорядочно кувыркающиеся и падающие фигурки, и их египетский типаж[355]. Геракл в сценах подлинно героических, как правило, устремляется слева направо. Здесь же он шагает влево, как часто бывает в сюжетах, выставляющих его в неблаговидном свете, — например, когда он пытается