Без права на ошибку - Алексей Викторович Вязовский

Вперед!

Лобанов быстро вскарабкался наверх, оттолкнулся ногой, так что мне обсыпало лицо глиной, и рыбкой нырнул за бруствер. И тут же ухнул. Я сначала подумал, от падения, но через миг понял, что ошибся – красноармеец так и остался лежать, подгребая ногой с пробуксовкой.

– Ох, твою ж дивизию… – прошипел комроты. – Угораздило… Давайте назад затаскивать…

Лобанов в помощи не нуждался. Пуля попала ему в шею, перебив позвонки, и теперь его голова моталась во все стороны, как у сломанной куклы. Боец, который оказался знатоком татарского, деловито потрошил подсумок, доставая назад патроны.

От нас и до самой «Доры» никого из наших не осталось. По крайней мере, никто не стрелял. А вот недалеко от лафета довольно дружно кто-то отстреливался. Скорее всего, после взрыва перебрались. Какое-никакое, а прикрытие. Получше, чем у нас, где всё как на соплях держится, да так, что и голову не высунуть.

– Вот что, Вострецов, – сказал я лейтенанту, когда стрельба чуть утихла. – Давай-ка туда перебираться. У немцев пулемет уже плюется, сейчас ствол менять будут. У нас секунд тридцать, чтобы добраться вон до того холмика. Видишь?

– Вижу, товарищ полковник!

– Ждем.

И только стихла пальба, мы кузнечиками выскочили из нашего окопчика, все вчетвером – я, Вострецов, знаток татарского и пытавшийся изобразить невидимку в присутствии начальства совсем молодой пацан, с крупным кадыком на тощей цыплячьей шее.

Добежали мы до того, что я назвал холмиком, все, но двое из нас – Вострецов и тот татарин – оказались ранены. Боец – в левое плечо, лейтенант – в бедро. Видать, какую-то вену перебило, потому что из раны густо текла темная кровь. Так, если артерия – ближе к сердцу перетягивать. А вена? Дальше, значит. По ней же к сердцу течет. Перетянул ногу возле колена, вроде чуть поменьше стало кровить. Да, не санинструктор я, в основном нахватался на «прошлой» войне. Да и на этой тоже. Забинтовал рану как мог и осмотрелся. Укрытие у нас – так себе. Вчетвером еле помещаемся, чтобы задницы наружу не торчали. Надо ползти дальше. И тащить комроты придется мне – один безрукий, второго ветром носит. И только я – богатырь. Илья Муромец местного разлива.

Бойцов я погнал вперед. В большой коллектив и целиться легче, да и доберутся быстрее. А там, может, и поможет кто. Первых метров десять я пер живчиком, только трава шелестела. А потом силы начали немного кончаться. Даже не знаю почему. Тут вдобавок ко всему рядом раздался взрыв мины. Предупреждать надо! Нет, свист я слышал, но подумал, что это не ко мне. Оглушило меня неслабо. Перед глазами все поплыло, в ушах зашумело. Да так, что и взрывов уже не было слышно.

А я все тащил и тащил Вострецова. Он что-то стонал, но я не слушал. У меня тут, как спортсмены говорят, включилось второе дыхание. Вот было оно почему-то таким же сиплым и удушливым, как и до этого. Только и видел впереди темный силуэт лафета. Ну и здоровенного кабана лейтенанта чувствовал всеми мышцами. А ведь он мне до сих пор довольно худосочным казался.

И только когда я прополз, по моим меркам, километра три, кто-то освободил меня от тяжелой ноши. И из меня будто пробку вытащили – тошнит, голова болит, трясется всё, как с жестокого похмелья, перед глазами мушки летают, и вокруг темнеть начало.

Очнулся я от того, что какой-то гад лупит меня по щекам и вопит на ухо противнючим голосом: «Товарищ полковник!»

– Я, – говорю, – товарищ полковник. Чего надо? – а язык почему-то слушается не очень, как каши напихали в рот, и я пытаюсь разгрести ее.

– Очнулся! – огласил окрестности радостный вопль.

– Хватит кричать. Доклад! – ага, навык командного голоса возвращается потихоньку.

– Сержант Дорофеев! Товарищ полковник, за время… – тут он замялся, размышляя, как обозвать мое состояние.

– Отключки моей. Продолжайте.

– Силами бойцов батальона охраны нападение отбито! В настоящее время силами бойцов второго отделения первой роты уточняются потери личного состава! Доклад закончил.

– Да не кричи ты, и так хреново, – поморщился я. – Где лейтенант Вострецов?

– Ожидает очереди на эвакуацию в медсанбат, – уже спокойнее продолжил Дорофеев.

– Лейтенант Ахметшин?

– Не знаю, товарищ полковник, – он виновато, совсем не по-уставному пожал плечами.

– Вот что, сержант, помоги-ка мне подняться.

– Вы контужены, вам лежать…

– Сержант, ты что, приказы выполнять разучился?

Кое-как поднялся. Как же мне хреново! Штормит… Я попытался шагнуть, но тут ноги предательски запутались, и я чуть не рухнул на землю. Спасибо Дорофееву, подхватил, придержал. И тут меня натурально вывернуло. Уж не знаю, что там летело, но не кончалось, густо приправленное желчью, горькой и вяжущей рот.

– Вот, возьмите, – сержант протянул мне флягу, и я прополоскал рот – раз, другой, но без облегчения, противная горечь будто приклеилась к языку.

– Спасибо, Дорофеев, – сказал я. – Ты вот что… Давай, занимайся здесь, а мне бойца выдели, я тут… осмотрюсь пока.

Красноармеец, не представившийся никак, приобнял меня за талию, и я пошел, пытаясь больше не падать. Ох ты ж… Убитые… и еще… В стрелковых ячейках, на земле, сраженные пулями и осколками… Сколько их тут? Но это потом, сейчас я знаю, куда в первую очередь идти.

Пост взрывника был налажен наспех, мы собирались сегодня оборудовать его по уму, чтобы человеку с динамкой ничего не грозило. Не успели. И сейчас я и спешил к этой простой яме в земле, боясь подойти. До последнего шага у меня оставалась надежда, что Ильяз лежит раненый, пусть тяжело, но всё же живой.

Ближе к краю, наполовину высунувшись, лежал постовой, который заступил на смену в полночь и должен был смениться утром. Помню, на разводе Вострецов ругал его за пуговицу, державшуюся на честном слове. Вон она, держится еще, висит в петельке. И чего он наружу полез? Вот он, твой пост, сиди, жди команду. Нет же… С перепугу, может? Застрелили его почти в упор, три пули через грудь.

Еще шаг, и… Придется посмотреть, нечего жмуриться…

Ильяз лежал, свернувшись младенцем, поджав под себя ноги. На пояснице, аккурат, где ребра кончаются, видно было выходное отверстие, побуревшее уже, топорщащееся заскорузлыми от крови нитками. В руках он так и держал динамо-машинку, которой подорвал лафет. Первая, от ствола, лежала в стороне, присыпанная глиной.

– Помоги спуститься, – сказал я бойцу, потоптавшись на краю окопчика, и, поняв, что спрыгнуть вниз у меня не хватит сил – просто рухну кулем.

– Осторожно, тащ полковник, – осторожно заметил мой сопровождающий, когда я опустился на колени.

Я очистил волосы Ильяза от присыпавшего голову грунта и попытался закрыть ему глаза, так и оставшиеся открытыми. До конца не получилось, и между неплотно прикрытыми веками блестели тонкие полоски белков.

– Помоги достать его, – попросил я, и уже через пару секунд боец оказался рядом со мной и, кряхтя, начал выталкивать