Боже, спаси русских! - Андрей Ястребов

А потом, когда водка стала стоить 3 руб. 62 коп., пришлось потуже затянуть ремни экономии. Кто начал из семейного бюджета поворовывать, а кто рукастый – там-сям рублик всегда умел заработать. Традиция алкогольного триумвирата сохранилась.

Водка как эквивалент трапезы проявляется не только в жанре триумвирата. Советских социологов статистика часто ставила в тупик. Но все секреты рано или поздно раскрываются. Вот, к примеру, такая история. Во время исследования семейного бюджета социологи с удивлением обнаружили, что одна семья ежедневно съедала килограмм масла. Потом догадались: масло стоило столько же (3 руб. 60 коп.), сколько бутылка водки (3 руб. 62 коп.). Просто в этой семье папаша крепко бухал, а признаться в этом его домашние стыдились, вот и подменили один продукт питания на другой.

А если денег на водку не хватало, начиналось вынужденное гурманство – на пару рублей можно было купить полтора литра портвейна. Цеплял он здорово, особенно на голодный желудок. Его девчонки очень любили, интеллектуалки, не посвященные в тайны винопития, привыкшие к бокалу шампанского в новогоднюю ночь.

Портвейн, кстати, пользовался популярностью не только у девушек-филологинь, но и у бывших зэков. Алексей Герман рассказывает, как после амнистии пятьдесят третьего стали возвращаться из лагерей бывшие зэки: «Они садились вдоль стены на корточки, потому что такая выработалась в лагерях привычка отдыхать, и родители бегали не за водкой – за портвейном, потому что разбавленный спирт водился и в неволе, а вот портвейн казался пришельцам из зоны истинным напитком аристократов и богов».

Между прочим, нигде так не сказывается русская идея соборности, как в решительном осуждении пьянства в одиночку. Изображенный Высоцким пролетарий гордо заявляет: «А я ведь, Зин, не пью один!»

И КАКОЙ ЖЕ РУССКИЙ...

ОН НЕ БУДЕТ БОЛЬШЕ МОЛОДЫМ

Застольный сюжет позволяет представить мгновенные метаморфозы характеров: у самых скромных героев появляется богатырская удаль и титаническая мысль: Крошка Цахес превращается в Ахилла. Новоиспеченному герою «море по колено», «семь верст не крюк», Цицерон не оратор, Боян не певец.

Вот оно, волшебство перевоплощения. Ты силен. Ты красив. Ты остроумен. Все вокруг вызывает симпатию. Когда протрезвеешь, тебе расскажут, что ты разговаривал с придорожными тумбами и пытался пригласить торшер на танец.

Настала пора произнести тост за женщин. Хотя и допускается чеховская мысль, что «отечеству женщина не приносит никакой пользы. Она не ходит на войну, не переписывает бумаг, не строит железных дорог, а, запирая от мужа графинчик с водкой, способствует уменьшению акцизных сборов», что часто она «за неимением других тем начинает говорить о детях или пьянстве мужа» и т. д., и все же осознается необходимость торжественного признания неоспоримого факта, что «женщина есть опьяняющий продукт, который до сих пор еще не догадались обложить акцизным сбором». Будет много выпито за прекрасных дам, вдохновляющих на подвиги, вливающих в холодные жилы мужчин огонь творчества. Будет обязательно поднят тост за жен – за эти путеводные звезды, на свет которых скоро отправятся ослабевшие от возлияний застольники: «Расшатанные, клюя носом, забыв адресы наших квартир, поедем странствовать во тьме. И кто же, какая светлая звезда встретит нас в конечном пункте нашего странствия? Все та же женщина! Уррррааа!»

Доходит очередь и до отчаянных страстей. Пьяная душа стремится к самовыражению; ей необходимо общение, коллектив, громогласно заявляющий печальную истину: «Я не буду больше молодым» – и сомневающийся в ней уже самим фактом дружного и нестройного песнопения.

Но это, так сказать, мирный вариант развития событий. Возможен и другой. Вместо того чтобы использовать свои способности, думать, творить, человек врубает ракетные двигатели дурного характера на полную и наскоро прикапывает всех, кого угораздило оказаться в зоне взрыва. Истерика на всю округу: накачавшись до бровей, человек бушует в ярости на мир. На себя.

Застолье движется к завершению; все уже выпито и съедено, теперь можно и дальше отправиться, чтобы, по Чехову, «беспорядков искать». Нередко собравшиеся, исчерпав жанр пьяного праздника жизни, пребывают в состоянии странной тоски и непонятного отвращения к себе и окружающим. Об этом рассказывает персонаж А. Аверченко: «Есть во всякой подвыпившей компании такой психологический момент, когда все смертельно надоедают друг другу и каждый жаждет уйти, убежать от пьяных друзей. Но обыкновенно такой момент всеми упускается. Каждый думает, что его уход смертельно оскорбит, обездолит других, и поэтому все топчутся на месте, не зная, что еще устроить, какой еще предпринять шаг в глухую темную полночь».

Потом приходит следующий день... Мироздание просыпается медленно. Складывается впечатление, что оно больно. После вчерашнего.

ГЛАВА 5

РУССКАЯ ВЕРА

Дорожка к храму

Когда Советский Союз был еще жив, с верой и религией у нас обстояло все почти славненько. Бабушки из церкви воду святую приносили, с внуками на Пасху яички красили, куличи святили. В 1970 – 1980 годы репрессий за это дело никаких не было. Главное, чтобы все тихонько было. Было тихонько. Никто своей верой не кичился, не выставлял золотых крестиков промеж высоких грудей, иконки не приклеивал на торпеду дорогих авто.

Потом взяла и грянула перестройка.

Перестройка потребовала, чтобы каждый русский человек лично ответил за все грехи Советского Союза на протяжении семидесяти лет – сталинизм, рабство, гетеросексуализм, коллективная нищета. Сейчас. Сию минуту покаялся.

Ключевым словом повестки дня стало слово «покаяние».

Время с издевкой приказало человеку: «Не говори, что ты жил!»

Человек было хотел возразить: «Я только тем занимался, что жил», – но понял, что лучше промолчать. Сталинизм, рабство, гетеросексуализм, коллективная нищета. С этим делом не поспоришь.

Перестройка посоветовала каждому из нас найти дорогу к храму. И тут понеслось. Все бросились искать. Стало чем-то привычным вместо утреннего приветствия буркнуть в ответ: «А ты нашел дорогу к храму?» Все стали неожиданно верующими и воцерковленными. Статистика поражает: количество православных бьет все олимпийские рекорды.

В советское время религией был атеизм. Перестройка принесла благую весть: в Бога верить можно, и за это даже не снимут с работы. Обрадованный народ хлынул в храмы. Ведь и в советское время ходили – с просьбой какой. А еще чаще беда в церковь загоняла. Общеизвестно, что во время войны Сталин обратился к духовенству и чудотворным иконам за помощью. Подумал, наверное: а вдруг?

В девяностые и нулевые годы заговорили о возрождении православия. Церкви стали восстанавливать, монастыри открывать, детишек крестить, причащать. По телевидению начали транслировать праздничные церковные богослужения, на которых присутствовали первые лица государства. Их участие в обряде заключалось в том, что они с серьезным видом держали зажженные свечи, за что вскоре были прозваны «подсвечниками».

Статистика свидетельствует: в конце 1991 года к православным относили себя всего 31 % населения, сегодня – 61 %. Неверующими себя сегодня считают только 30 % (в 1991 году – 61 %). Казалось бы, есть чему радоваться – треть населения пришла к Богу. Однако все не так просто! По тем же самым опросам общественного мнения, только около 20 % россиян верят в вечную жизнь. Итак, мы имеем около 40 % россиян, которые называют себя православными, но не верят в вечную жизнь.

Среди женщин немножко больше тех, кто верит в рай и ад. А мужчины... В рай верит 15 %, в ад – 16%. Искреннюю жалость вызывает тот один процент, который верит в ад без рая.

Социологи замечают: «Богословская традиция связывала с верой в Христа избавление человечества от языческой власти рока и влияния звезд. Нынешние россияне верят в приметы, вещие сны и гороскопы куда больше, чем в ад, рай и вечную жизнь».

Мало того, всего немногим более 30 % опрошенных могут сказать о себе, что они верят в Бога и не сомневаются в этом. В чем же тогда состоит православие всех остальных?

Может быть, в посещении храма и исполнении обрядов? Да нет, 46 % россиян вообще не посещают храм, а 77 % заявляют о себе, что никогда не молятся. Итак, часть православного населения вообще не ходит в церковь, а еще одна немалая часть ходит туда, но не молится. Зачем же тогда ходит – из любопытства, что ли? Поистине русская душа – это загадка!

Может быть, русские связывают православие с благотворительностью? И снова нет. Подавляющее большинство опрошенных честно заверяет, что не участвует ни в какой благотворительной деятельности.

Зато большинство россиян верят в приметы. И еще в то, что амулеты приносят удачу, а звезды определяют судьбу человека. Вот такая русская душа, такое православие: в вечную жизнь не верят, в рай и ад не верят, зато в черную кошку и разбитое зеркало – да!