Дельцы.Том I. Книги I-III - Петр Дмитриевич Боборыкин

бы могъ отсюда, изъ театра, увлечь одну дѣвицу.

— Бѣдныхъ, но благородныхъ родителей?

— Именно. Она немного дика, но пора ее развивать какъ слѣдуетъ.

— У Огюста, что-ли? — спросилъ Воротилинъ.

— У Огюста, разумѣется; Борель надоѣлъ хуже горькой полыни!

— Значитъ, дѣло сдѣлали; но это только, такъ-сказать, гарниръ, а суть-то вотъ въ чемъ, любезнѣйшій Иларіонъ Семенычъ: вы ужь насъ поддержите въ одной компаніи, въ которую надо, во чтобы то ни стало, втянуть Саламатова…

— Надоѣло ужь маѣ строчитъ желѣзно-дорожныя статьи, — перебилъ съ гримасой Малявскій.

— Не дорогами тутъ пахнетъ; тутъ просто граждански искъ… и надо подготовить хорошенько общественное мнѣніе… Вы не юристъ, но у васъ такая есть наме-танность… а тутъ какъ разъ и нужно, чтобы общественное мнѣніе было подготовлено не нашимъ братомъ, а людьми со стороны.

— Н что-то въ толкъ не могу взять…

— Дѣло очень простое и вдобавокъ правое. Огромное состояніе можетъ достаться чортъ-знаетъ въ какія руки потому только, что не выищется порядочнаго человѣка, который бы далъ ему настоящее направленіе… Мнѣ удалось напасть на наслѣдницу, только она не совсѣмъ удобна. Ею надо воспользоваться умѣючи, и тутъ, Иларіонъ Семенычъ, вы тоже могли-бы оказать мнѣ немалую услугу.

— Въ чемъ?

— У васъ болѣе подходящія формы, есть эта прямота и рѣзкость тона… а женщина, о которой я вамъ говорю, съ нигилистическимъ оттѣнкомъ. Ну, да объ этомъ мы съ вами послѣ, въ подробностяхъ, потолкуемъ… скажу вамъ только, что милльоннаго наслѣдства упускать не слѣдуетъ. Это дѣло требуетъ большихъ расходовъ. Если Саламатовъ не очень раскисъ оттого, что Авдотья Степановна прописала ему чистую отставку, онъ долженъ войти въ эту комбинацію и составить товарищество на. паяхъ.

— На паяхъ?

— А васъ это удивляетъ? Помилуйте! въ Англіи и въ Америкѣ давнымъ-давно ведутся такъ дѣла… Я одинъ не могу орудовать большимъ капиталовъ, да и потомъ мнѣ необходима нравственная солидарность съ настоящими дѣльцами!

— Это что-то занимательное! — вскричалъ Малявскій и поднялся съ мѣста. — Утилизируйте меня, если я тутъ па что-нибудь годенъ. Значитъ, послѣ спектакля, къ Огюсту?

— Да, да, я васъ тамъ буду ждать, а теперь отправлюсь къ своей барынѣ… Саламатову скажите, чтобы, проводивши свою супружницу… Красную комнату я ужь заказалъ…

— Ладно!

Они вышли изъ фойе. Воротилинъ спустился внизъ, а Малявскій поднялся наверхъ, въ тотъ ярусъ, гдѣ балконъ. Онъ дождался слѣдующаго антракта, вошелъ въ балконъ и сдѣлалъ знакъ молоденькой брюнеткѣ, сидѣвшей па крайнемъ мѣстѣ. Они вышли имѣетъ въ корридоръ.

— Хотите ѣхать ужинать? — спросилъ онъ, прищуриваясь на нее и покачиваясь всѣмъ корпусомъ.

— Ужинать? — переспросила она.

— Ну-да, испугались?

— Съ вами вдвоемъ?

— Пѣтъ, цѣлая компанія…

— Ахъ, нѣтъ…

Она не договорила.

— Полноте кобениться. Пора-ба, кажется, перестать изображать изъ себя оскорбленную невинность!

Онъ непріятно захохоталъ и махнулъ своей складной шляпой.

— П, право, не знаю… — выговорила, опустивъ голову, брюнетка.

— Да чего тутъ знать: съ порядочными людьми будете ужинать, а не съ прохвостами… Вѣдь смѣшно же такъ интересничать.

— И вовсе не интересничаю, — перебила съ живостью брюнетка: — я только хотѣла-бы знать, будутъ ли тамъ еще женщины?

— А если и будутъ? что за бѣда! Вѣдь вы все хотите изучать женскіе типы. Вотъ вамъ прекрасный случай!

Онъ взялъ ее за руку.

— Вы хотите непремѣнно, чтобъ я ѣхала? — тихо спросила она.

— Да не двадцать же разъ вамъ повторять.

— Извольте, я поѣду.

— Ну, такъ внизу, въ сѣняхъ, я васъ подожду…

— Куда же мы ѣдемъ?

— Къ Огюсту.

Малявскій кивнулъ ей головой и спустился внизъ; а она опустила голову, съ минуту постояла на мѣстѣ и потомъ вошла въ балконъ.

Лицо этой женщины затуманенное смотрѣло чрезвычайно мпло. Въ особенности подбородокъ, нѣсколько выдающій впередъ, съ полоской ярко-бѣлыхъ зубовъ, привлекалъ къ себѣ выраженіемъ добродушнаго юмора. Яркія губы, когда ротъ раскрывался, складывались въ игривую усмѣшку, а полная улыбка вызывала на одной только щекѣ веселую ямочку. Глаза, длинные, но небольшіе, часто мѣняли выраженіе и охотно улыбались. Гладкіе черные волосы были приподняты на вискахъ и выказывали тонкія очертанія маленькихъ ушей. Вздернутый носикъ съ изящно-вырѣзанными ноздрями дополнялъ обликъ заключительнымъ штрихомъ. Гибкую фигуру ея плотно облекало черное шелковое платье съ узкими рукавами и съ узкою же юпкой.

II.

Женщина эта была молодая дѣвушка. Ее звали Зинаида Алексѣевна Тимоѳеева. Она, мѣсяцъ передъ тѣмъ, познакомилась съ Малявскимъ въ маскарадѣ купеческаго клуба, поѣхала съ желаніемъ узнать, что такое петербургскіе маскарады… Въ Петербургъ попала она весной, изъ провинціи, гдѣ воспитывалась у родственниковъ, рано оставшись сиротой. Училась она хорошо. Очень рано стала читать всякія книжки и пристрастилась къ музыкѣ. Въ натурѣ ея лежалъ непочатый уголъ неугомонной любезности и всякихъ подмывательныхъ женскихъ инстинктовъ. Ей хотѣлось все узнать и все испытать. Воспринимала она необычайно быстро всякія идеи и впечатлѣнія; но, не смотря на свой бойкій умокъ, оставалась и наивной, и довѣрчивой.

Изъ провинціи перебралась она въ Москву, и тамъ попала въ кружокъ университетской молодежи, гдѣ, въ спорахъ и благодушествѣ, провела два года. Она развилась умственно, но испугалась праздности и пошла въ гувернантки въ отъѣздъ. Она уже привыкла къ такой свободѣ, которая не уживалась въ рамкахъ наемной зависимости. У ней были еще кое-какія деньжонки, и она отправилась въ Петербургъ, сказавши себѣ, что до тѣхъ поръ не пойдетъ опять въ гувернантки, пока не проѣстъ свой послѣдній грошъ. Она. разсчитывала также, живя на волѣ, давать уроки музыки и, быть можетъ, достать какую-нибудь литературную работу. Для нея дороже всего была воля, хотя она ею и не злоупотребляла. Ее не покидала способность сдерживать себя, когда она находила, что за такой-то предѣлъ заходить нельзя. Но въ Петербургѣ впервые стала посѣщать ее холостая хандра. Въ Москвѣ она привыкла жить въ кружкѣ молодыхъ людей и женщинъ; тамъ было привольнѣе и уютнѣе, не чувствовалось заброшенности, какую она тотчасъ же зазнала въ Петербургѣ. По журналамъ и устнымъ толкамъ она воображала, что въ Петербургѣ продолжается вся та же жизнь въ кружкахъ; а нашла усталость и мертвенность, съ трудомъ отыскала два, три знакомства, которыя успѣли наскучить ей въ двѣ-три недѣли, и еще съ большимъ трудомъ добилась музыкальныхъ уроковъ за ничтожную плату.

Она жила, разумѣется, какъ бобыль, въ меблированныхъ комнатахъ, и одиночество начало давить ее съ каждымъ днемъ все больше и больше. Какъ только начался петербургскій сезонъ, Зинаида Алексѣевна бросилась въ театры, на публичныя лекціи, потомъ въ клубы. Изъ театровъ привлекалъ ее исключительно Михайловскій. Въ клубахъ у ней было слишкомъ мало знакомыхъ, да и все смотрѣло такимъ убиваньемъ времени, что, вмѣсто удовольствія, она выносила оттуда одну скуку…

Поѣхала она и въ маскарадъ. Живя въ Москвѣ, она частенько съ молодыми людьми, изъ знакомыхъ