Дорога неровная - Евгения Изюмова

Андрон уверенно шел по чердаку, перепрыгивая бревенчатые стяжки стропил, в самый дальний угол, где двумя фанерными листами был отгорожен закуток. Он поманил за собой Ивана и нырнул за листы.

Иван заглянул в закуток и увидел топчан с полосатым затасканным матрацем.

- Во! Видел? - Андрошка хохотнул. - Вот сюда и приведешь свою Ермолаеву после конфетки.

- Зачем? - спросил Иван, уже, впрочем, догадываясь - зачем.

- Балбес! - ругнул его приятель. - Переспать, зачем же еще? Не бойся, если замка на люке нет, значит, занято, и никто не сунется. Дело чёткое, впрочем, изнутри можно на крюк замкнуться. Да ты что? И не знал о чердаке? - сообразил приятель. - Ну, ты и пентюх деревенский! - и похвастал. - А я уже здесь с тремя был. Да и другие парни - тоже, девчонок-то в училище навалом. Эти наши «конфеточки» - дело верное. Знаешь Лёшку из старшей группы? У него брат в аптеке работает, вот он и мастерит эти «конфеточки» с какой-то шпанской мушкой или с конским возбудителем. Ну, я не знаю, из чего варганит Лёшка «конфетки», но с братом они здесь несколько раз бывали, устраивали как-то общую е… с двумя девчонками. Лёшка говорит, что здорово получилось, самый смак! Ермолаеву твою никто не трогал, не бойся: чокнутая она какая-то, молчит да глазами зыркает, с ней и пошутить неохота. Ну, а если она тебе понравилась, то - валяй! Скажу Лёшке, он тебе «конфеток» даст, правда, скотина, за одну штуку рубль берет.

Иван слушал Андрона с чувством гнева и недоумения: как так можно с девушками поступать? У них в деревне такого не бывало. Конечно, и там парни с девушками спят, и он сам не без греха, но там все честно, без подлости, парни девушек берут уговорами, а не таким вот пакостным способом. А тут… Свинство какое-то! И Лёшка скотина не потому, что «рубль берет», а потому что устраивает посмешище над девчатами, может, и подглядывает потом, как девчонки отдаются бездумно парням под воздействием возбудителя.

- Ха! - рассмеялся приятель, выслушав Ивана. - Какая подлость? Их что - насильно берут? Да они сами на шею вешаются парням, лишь бы «отодрали», а ты - подлость, насилие! Инстинкт, понимаешь, вступает в силу, конечно, плачут потом, да ведь плачь-не плачь, а сама того хотела. Сука не захочет - кобель не вскочит. Слыхал про такое? А парни спорят между собой, кто больше девчонок испортит, как тут без «конфетки» обойдешься?

- Сволочи вы, Андрошка! - не выдержал рассуждений приятеля Иван и побежал к выходу.

- Дурак! - крикнул вслед Андрон. - Не ты, так другой её распечатает, девок-то уж мало в училище, всё бабы чердачные!

Весь день на занятиях Копаев смотрел в затылок Павле. Он решил сегодня же после занятий проводить девушку домой. Иван испугался: а вдруг Андрошка науськает парней, и те смеха ради затащат Павлу на чердак с помощью своих пакостных «конфеток», ведь, поди-ка, и другие девчонки не подозревали, чем угощают их ребята.

Павла всегда выходила из училища одна. Вот и в тот день вышла, как всегда, задумчивая, одинокая и какая-то вся несчастная. Пошла прочь, глядя себе под ноги, не замечая, что Иван идет следом. Так Иван проводил девушку до самого дома и узнал, где она живет.

На следующий день Иван предложил Павле:

- Можно, я провожу тебя?

Девушка молча шевельнула плечами, дескать, как хочешь, вышла из училища и опять пошла, опустив голову и глядя себе под ноги. Копаев шёл рядом, даже не пытаясь заговорить. Так и ходили молча целую неделю, пока Павла не спросила, имеется ли у Копаева учебник по детской психологии. Тот сказал, что есть, может дать его Павле.

Любовь налетела на обоих стремительно, как вихрь, закружила головы. А на улице - весна, сирень в саду на Республике буйно цветет, манит к себе. Иногда они, возвращаясь из училища, забредали в сад, забирались в самую глушь и сидели на скамейке, разговаривая обо всём на свете, не решаясь открыть друг другу свои сердца. Павла вскакивала на ноги, едва Копаев пробовал её обнять или хотя бы подвинуться ближе к ней.

Иван всегда провожал девушку домой, но заходить к Ермолаевым боялся: Павла рассказала, как мать гоняла Анютку за дружбу с парнем. Так то была сестра, а как достанется Павле - представить страшно.

- Мама у нас вообще-то добрая, - грустно улыбнулась Павла, - но как разозлится - ничего не помнит, что под руку попадет, тем и ломанет по спине, Ваське нашему постоянно веником попадает.

- Выйдешь вечером? - спросил как-то Иван, прощаясь за целый квартал от дома Ермолаевых. - Сходим в сад, погуляем.

- Ты что? - испугалась Павла. - Мама такую мне трепку задаст, если обнаружит, что меня дома вечером нет! - но сама уже решила - выйдет. Вот заснут все, она и выйдет. Иван сказал, что будет ждать её всю ночь, как тут не выйти?

Сиреневый сад в темноте был таинственный и почему-то совсем не страшный, наверное, оттого, что шел рядом Иван и крепко держал девушку за руку. Они забрались в самый дальний конец парка, сели на скамейку под развесистой липой так, что между ними мог сесть ещё один человек. Оба вздрагивали от нечаянных прикосновений руками друг к другу, отчаянно боясь того, что происходило с ними.

Копаев, конечно, имел уже некоторый опыт, но там было совсем другое. Несколько раз посещал тайком одну молодку-солдатку в своем селе, у которой перебывала вся молодежь - надо же где-то набираться опыта общения с женщиной, а любвеобильная молодка была хорошей учительницей. Но рядом с Павлой он становился робким, впрочем, Копаев и так не был отчаянным парнем, потому даже заикаться не смел о поцелуе.

- Пань, - прошептал Иван, - давай залезем на дерево… - ему в голову пришла мысль, что на дереве можно будет обнять девушку под предлогом поддержки, чтобы не упала.

- Зачем? - изумилась та.

- Ну, просто так, для интереса… - высказался Иван, понимая уже абсурдность своего предложения, но Павла, хмыкнув, согласилась.

Иван помог Павле вскарабкаться на толстый сук, а сам залез на другой, и теперь их разделял ствол липы. Иван осторожно протянул руку и положил её на плечо девушки. Та отклонилась, однако Иван руку не убрал, так же шепотом пояснил:

- Не дергайся, упадешь.

И Павла привалилась ближе к стволу, будто к Ивану. Ей было смешно и в то же время немного страшновато: вот он обнял, потом, наверное, поцеловать захочет… У нее сразу же перед глазами замелькали любовные сцены из фильмов, недавно увиденных в кинематографе - Павле нравилось кино, иногда она даже представляла себя на сцене. Но вслед за поцелуями бывает… Нет уж! Лучше домой уйти!

Павла хотела слезть с дерева, но услышала внизу неожиданные голоса:

- Давай посидим, - сказал женский. - Устала.

- Давай, - согласился мужской голос, - вот и скамейка, садись.

И пара расположилась под липой, на которой устроились Павла с Иваном. А те затаили дыхание из боязни, что их обнаружат. Иван позавидовал незнакомцу: как он свободно держится с девушкой - сел к ней вплотную, руку ей на плечо положил, а потом запрокинул голову подруги и стал жадно целовать. На дорожку падал свет луны, и в этом бледном отсвете Иван увидел, как парень полез рукой под кофточку, стиснул девичью грудь и начал валить девушку на скамью.

- Не надо, - тихо попросила девушка, пытаясь освободиться, - ну прошу тебя, не надо…

- А я хочу, хочу, - забормотал парень, задирая одной рукой на девчонке юбку, другой возясь со своими брюками.

Павла заерзала на своем «насесте»: смотреть на парочку становилось уже стыдно, да и сидеть неудобно, и матерчатая простенькая туфелька, как назло, с ноги сползает, вот-вот вниз свалится. Иван стал как сумасшедший: больно сдавил девичье плечо, и ни шикнуть на него, ни с дерева слезть нельзя. И тапка проклятая - ну так и знала Павла! - всё же упала с ноги эта проклятая тапка, угодив как раз между лопаток парню. Тот вскочил, поддерживая рукой брюки, а девчонка вдруг увидела над собой висящие две ноги, и дикий вопль взвился над садом:

- Ааааа! - девчонка визжала так, словно ее резали тупым ножом, махала перед собой двумя руками и не могла со страху встать со скамьи.

Парень тоже вскинул голову, увидел то, из-за чего так перепугалась его подруга, и молчком кинулся по аллее прочь. Тут и девчонка пришла в себя и на четырех конечностях побежала по дорожке вслед за своим дружком, все так же беспрерывно визжа.

Иван свалился с дерева, как мешок, и дал волю смеху, катался по скамье до всхлипов, не слыша, как раздраженно кричит Павла:

- Да помоги же мне слезть!

Иван, отсмеявшись, наконец, услышал и помог Павле слезть, увидев, как девушка еле переступает затекшими ногами, зашелся в новом приступе смеха. Павла сначала ойкала, подскакивая от иголочек-мурашек в ногах, но потом и она рассмеялась, и за своим смехом они не расслышали сдержанный смешок и шорох в кустах. Вскоре романтичное настроение Павлы исчезло, и она сказала:

- Пора домой.

Возле дома Павлы Иван все же осмелился поцеловать девушку в щеку, и та забежала в дом.