На горах Кавказа - Схимонах Илларион

Потом, в обучении себя внутреннему деланию Иисусовой молитвы, в умении побеждать лукавые помыслы и хранить сердце в чистоте, он должен придти в живое сознание своего падшего и растленного грехом состояния, в котором все силы его существа неудержимо стремятся на зло, противу которого нет другого средства, как то единственное, чтобы соединиться с Господом Иисусом Христом, Который и подает нам вся Божественные силы, яже к животу и благочестию (2 Петр.1,3). Нужно живо сознать ему неизбежную нужду в Божией помощи.

Если же кто без такового обучения поступит в пустыню – по самочинию, легкомыслию и гордому о себе мнению, ложно признавая себя способным, будучи на самом деле совершенно чуждым всех качеств, нужных для сего, то постигает его великое бедствие, потому что вместо спасения он приобретает погибель.

Смотрите, что о сем пишет святой Исаак Сирский:

«Деяние креста – сугубо, сообразно составу естества, разделяему на две части. Одно состоит в терпении скорбей телом; совершается действием душевной силы – ревности, и называется собственно деяние. Другое же, приобретается тонким деланием ума, непрестанным помышлением о Боге и пребыванием в молитве, что совершается силою желания и называется видение.

Первое, то есть деяние, очищает страстную часть души силою ревности; второе же очищает мысленную часть души действием душевной любви и вожделением душевным. Каждый прежде совершенного обучения в первой части, переходя ко второй, увлекаясь ее сладостию, чтоб не сказать леностию, подвергается гневу за то, что, не умертвив прежде уды свои, яже на земле, то есть не уврачевав немощи помыслов терпеливым пребыванием в делании крестного поношения, дерзнул возмечтать в уме своем славу креста. Сие-то значит сказанное древними святыми: «если ум захочет взойти на крест прежде нежели исцелятся чувства от немощи, то постигает его гнев Божий». Восхождение на крест тогда навлекает гнев, когда совершается не первою частию терпения скорбей или распятием плоти, но стремлением к видению, – второю частию, имеющею место по исцелении души. Такового ум осквернен постыдными страстями и устремляется к мечтам и помыслам самомнения. Ему заграждается путь запрещением, потому что он не очистил сперва скорбями ум, не покорил плотских похотений, но от слуха и буквы устремился прямо вперед, в путь, исполненный мрака, будучи сам слеп. И те, у которых зрение здраво, которые исполнены света и стяжали наставников, исполненных благодати – и те бедствуют и днем и ночью; очи их исполнены слез, в молитве и плаче они трудятся день и ночь по причине опасностей путешествия, по причине стремнин более страшных, встречающихся им, по причине образов истины, оказывающихся перемешанными с обманчивыми призраками ее. Божие, говорят отцы, приходит само собою, когда ты не ожидаешь его. Так! Но если место чисто, а не осквернено».

И мы, действительно, во всю свою жизнь в пустыне видели и свидетельствуем, что таковые люди терпят несказанное бедствие по своему духовному состоянию, тщету и лишение. Самое верное им изображение представляет неоперившийся птенец, преждевременно выпавший из гнезда.

Вместо того, чтобы взлететь на высоту, согласно устроению своей птичьей природы, он жалким образом влачится по земле, пока не делается снедью зверей. То же самое неизбежно бывает с молодыми монахами и послушниками, которые выходят из монастыря преждевременно, не обучившись духовному делу. Они не только безплодно провождают свою жизнь, но, что всего хуже, делаются неспособными ни к какой другой жизни. Бывает и возвращаются в обитель, чтобы жить, как и прежде, но уже не могут. Снова идут в пустыню и потом опять в монастырь, как трость, колеблемая ветром, клонятся и кидаются на все стороны, но нигде не находят себе успокоения и отдыха, пока в конце предаются отчаянию, в распущенность, нерадение и в плотскую, греховную жизнь.

На виду у нас сии печальные опыты во множестве. Хотя мы и показали пустыню в ее истинном и соответствующем своему назначению состоянии, но в то же время явственно показуем и ее противоположное состояние, чтобы, увлекшись ее красотою, не бросались преждевременно в ее святые объятия. Все равно как, не обучившись начальным наукам, нельзя поступать в высшие классы – учится богословию в академию, потому что там мы понять ничего не сможем.

Всего хуже, когда еще кто один берется за пустынную жизнь. Но горе единому , – вещает Писание (Еккл.4,10). А святой Лествичник говорит: «как не имеющий путеводителя удобно заблуждает на своем пути, хотя бы и весьма был умен, так и идущий самочинно путем иночества легко погибает, хотя бы и всю мудрость мира сего знал!»

Неложные признаки пустынника: природная наклонность к уединению, молчанию, удалению от людей, любовь к молитве, которая настолько объемлет всю его душу, что он ее считает самым первым делом в своей жизни и предпочитает ее всем своим прочим делам, подвигам и упражнениям. Пребывание в ней составляет для него покой, отраду и существо жизни. И она для его жизни – почва, и пристань, и стихия, как вода для рыбы и воздух для тварей земных; глубокое познание своей падшей природы, всецело растленной грехом, ее совершенную неспособность к добру и постоянную наклонность ко злу, а отсюда живое ощущение нужды в Божией помощи и необходимость единения своей души с Господом Иисусом Христом, от Которого только и может быть дана сия помощь.

Вера крепкая, как смерть, в неусыпный промысел Божий. Без нее жить в пустыне нельзя никому. Всецелое надеяние не на себя – вследствии познания своей крайней слабости, – а на Бога; терпение всевозможных лишений и, наконец, полная преданность в волю Божию.

Глава 38.

О сравнительном значении жизни монастырской (общежительной) и пустынной

Вопрос: Какое преимущество имеет пустынная жизнь пред общежительной и какое между ними различие?

Ответ: Великое и несравненное.

Общежитие можно назвать началом и обучением монашеской жизни, а пустыню концом и совершенством. Первому, в полном значении слова, приличествует название духовной больницы и врачебницы, где всякий ревнитель спасения, пришедший из мира, исцеляет свои страсти, душевные недуги и немощи, чтобы, очистившись, соделать дух свой способным к приятию и вселению в себя Божественной Иисусовой молитвы, которая в монашеском житии составляет самый верх и совершенство; пустыня же имеет своею главною и коренною целью именно это самое упражнение или делание Иисусовой молитвы: продолжить, утвердить и упрочить в своем духе и довести ее до совершенства, соделать непрестанною и чрез нее соединить сердце свое со Сладчайшим Искупителем нашим Господом Иисусом Христом, в Котором вечная жизнь и нескончаемое блаженство – есть неотложная задача разумного пустынножительства.

В общежитии идет собственно деятельная жизнь, то есть упражнение в телесных занятиях, трудах и работах, способствующих умерщвлению душетленных страстей, в особенности самолюбия и гордыни, и это чрез покорность монастырской власти. Молитва здесь исполняется общая: присутствием при церковных богослужениях, насколько дозволяют дела, на каждого возложенные по послушанию, и исполнение келейного правила. Главною добродетелью здесь считается послушание, полное отсечение своей воли пред своими начальниками, своего мудрования и вообще всякой своей самостоятельности. И эта действительно высокая добродетель есть как бы заклание своей души, и приводит к смирению, без которого ни для кого невозможно спасение.

Преподобные отцы, иже во святых Иоанн Лествичник и Федор Студийский, называют монастырскую жизнь, проводимую в разуме, с полною верою к своим наставникам и отсечением своей воли, подвигом мученическим. И, конечно, ничего нет лучшего для всякого желающего достигнуть духовного преуспеяния и вечного спасения как то, чтобы прожить много лет в монастыре под руководством опытных духовных старцев, навыкнуть внутренней Иисусовой молитве и тогда уже, если есть воля Божия, пойти в пустыню.

В пустыне же имеется в виду отсутствие всех телесных занятий, земного попечения и каких-либо земных развлечений, исключая самого необходимого – без чего не может продолжиться телесная жизнь. Коренное дело сего жития есть, как и выше сказано, непрестанное внутреннее делание Иисусовой молитвы, или просто созерцательная жизнь – в живом и святом Богообщении, чистым умом и просвещенным сердцем, есть, по слову святого Иоанна Лествичника, непрестанная служба Богу. Различие между ними видится в том, что, живя в монастыре обыкновенною жизнию монашескою, мы не имеем возможности так легко, осязательно и наглядно видеть неусыпающий Промысел Божий, бдительно пекущийся о всяком человеке, потому что здесь всякий получает, что ему нужно готовым без всякого труда. Приходит ли время для принятия пищи – он идет в общую трапезу и предложенную пищу вкушает, с благодарением Господа Бога. Равным образом, имея нужду в одежде, идет в рухольную, то есть общий склад монастырских одежд и, что ему нужно, берет свободно и без всякого труда. Отсюда происходит, особенно при нашей невнимательности то, что мы почти совсем не замечаем или даже и не считаем нужным видеть непрестанное действие Всемогущего Промысла Божия, неусыпно пекущегося о всякой твари, особенно же о духовных нуждах разумных существ, кои, по сродству своего духа с Божеством, имеют на то как бы преимущество пред всеми прочими творениями Божиими. Живущий же в пустыне, хотя бы был и крайне невнимателен, но необходимо сие видит, по причине непосредственного соприкосновения с тем и другим. И действительно, опыт здесь драгоценен, непререкаемо убедителен и осязательно видим.