Дети Исана (СИ) - Кхампхун Бунтхави

— А сколько она вынашивала ребенка?

— Девять месяцев.

Тем утром небо казалось особенно чистым, хотя иногда по нему проплывали сероватые облака. Дул прохладный ветерок. Саранчовые скворцы и вороны гоняли друг друга на верхушке кокосовой пальмы. Банановые деревья, росшие во дворе каждого дома, немного ожили и приподняли стебли. На бугре паслись буйволы. Их глаза влажно блестели. Волы, запряженные в повозки, мерно вышагивали по дороге, иногда поднимая хвосты и оставляя за собой кучи навоза. Позвякивали бубенцы, а возница дымил большой самокруткой.

Кто-то громко пел, должно быть отдавая дань утру, природе, птицам и деревьям. По дороге к дому Кам Конг Куна и его отца осаждали вопросами. Кун разделял чувства всех этих людей с ясными лицами, наполненными искренним счастьем. Ему хотелось, чтобы так длилось всегда, а прошлогодняя засуха канула в небытие.

В дом Кам Конг людей набилось — не протолкнуться. Громче всех слышны были голоса Ка и Тит Хата. Поднявшись в дом, Кун буквально запрыгал от радости, когда бабушка сказала, что у Кам Конг двойня.

— Это называется «близнецы».

— Девочки или мальчики?

— Один мальчик, другая — девочка.

Кам Конг лежала на бамбуковой циновке, под головой — деревянный обрубок длиной в кып. Она счастливо улыбалась. На горевшем возле нее очаге стоял крупный котел. Пар от кипящей воды заполнял комнату туманом. Рядом с матерью на бамбуковом подносе шевелились новорожденные. Кун подошел поближе, желая получше их разглядеть.

— Сходил бы за парой бутылок, чтобы обмыть детям ножки, — сказал Ка.

— Я не захватил с собой денег, — ответил он. И отошел к матери, сидевшей возле Кам Конг.

— У этого сорванца родинка на груди. Вырастет — станет хорошим охотником на мангуста, — сказал Тит Хат, указывая на новорожденного, чем вызвал всеобщий смех.

Кун подошел на цыпочках к девушке и потряс ее за руку, спрашивая о самочувствии. Она ответила, что все хорошо. Кун предложил сделать ей массаж или походить по ней, если она устанет лежать в одном положении и ноги отекут. Мальчик не совсем понимал, как женщины рожают и что они чувствуют после окончания родов, поэтому его предложение вызвало очередной взрыв смеха. Кун разглядывал малышей, которые уже вовсю проявляли активность. Тут мальчик разглядел на юбке Кам Конг красные пятна крови.

Сквозь толпу людей пробирался местный шаман, а вслед за ним школьные учителя.

— Сегодня мы собираемся отметить счастливое событие! Тит Тюн хоть раз в жизни оторвется по-настоящему! — сказал Ка.

— Пока ждем выпивку, закусим последом Кам Конг, — пошутил сельский шаман.

— И не надейтесь. Все равно на всех не хватит! Я вчера мотался в округ и нашел лишь две штуки такого добра, — под всеобщий хохот нашелся Тит Хат.

Приступили к ритуалу обвязывания. Пожилые люди стали обвязывать запястья Кам Конг белыми нитями с пожеланиями всего самого хорошего ей и малышам. Нити эти с радостным лицом раздавала гостям мать Кам Конг. Малышам тоже обвязали запястья. Последним, как самый старший, это сделал Ка.

— Растите, детки, умницами, будьте умнее и способнее вашего папаши… такими, например, как я… Мальчишке желаю жену красивую, как ваша мать, но вот только… — прервался он, затягиваясь самокруткой.

— Только что?.. — уточнил отец Тит Тюна. — Договаривай.

— …если надумаешь жениться, то для начала неплохо было бы накопить хотя бы десяток тамлынгов, а не жертвовать единственную несушку из дома, как твой отец, — договорил Ка под дружный хохот собравшихся.

Тит Хат принес целую охапку бутылей с алкоголем. Он сказал, что угощают китайцы и вьетнамцы. В деревне никогда раньше не рождались близнецы, поэтому они очень удивлены. Отец Кам Конг послал Куна принести позолоченные чашки из комнаты. Гвалт голосов становился все громче, собравшиеся еле могли слышать друг друга. Тем временем Тит Тюн и Тян Ди ощипывали под домом кур, да так усердно, что пот лился ручьем.

— Сколько кур заготовили? — спросил Кун.

— Всем хватит до самого вечера, пока гости не наедятся, не напьются и домой не разойдутся. Мне по такому случаю ничего не жалко!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Да пусть хоть искупается в нем! Помоги нам ощипать кур! — позвал Тит Тюн Куна.

Голосов становилось все больше и больше, а количество гостей не поддавалось подсчету: черные затылки сидящих сливались в одно пятно. Односельчане, которые подошли позже и не смогли разместиться внутри, сидели на скамейках под домом со своими детьми. С утра и до самого разгара дня им подавали вареных кур и алкоголь. Ка взял Куна и Тян Ди под руки и повел за собой: он хотел дать им пригубить алкоголя за здоровье новорожденных. Кун попытался увильнуть.

— Если заупрямишься, то я сейчас наговорю на буйволиную кожу и скрутит живот! — пригрозил старик.

Кун закрыл глаза и проглотил спиртное залпом.

— Молоток! Давай теперь песни петь! — крикнул Ка.

— Давайте сначала я спою! Спорим, что я лучше?.. — сказал Тян Ди.

— Давай!

Тян Ди запустил руки в карманы штанов и загорланил: — Два-дцать чет-вер-тое ию-ня! Пусть да-здравст-вует, про-цве-тает! День, когда на свет по-яви-лась Консти-туция Таи-ланда![127] — Громкие аплодисменты сопровождали его пение до самого конца.

Ка дернул Куна за рукав. Он встал, вздохнул и с охотой исполнил куплет, заученный во время школьных занятий:

Наука что товар. Надобна в краю далеком. Много сложностей, невзгод преодолеешь, пока сей товар не заполучишь. Выстраивай, оттачивай, как парусник прекрасный…

После того как Кун умолк, ему захлопали.

— Здорово! — крикнула со своей лежанки Кам Конг.

— Ну и кто из них лучше? — спросил Тит Хат.

— Ничья! — постановил Ка.

Кун сидел рядом с отцом и матерью, не помня себя, по его щекам текли слезы.

— Это ты от счастья плачешь, сынок? — спросил отец.

Кун покачал головой и улыбнулся сквозь слезы.

— Ты что, язык проглотил, что ли? — спросил Тян Ди.

Кун не мог объяснить свои чувства словами. Ему мерещилось эхо колокольного звона из школы, а в ушах стоял голос монаха Кена, который повторял, что небо ни перед кем не виновато. Его не до́лжно винить в бедах людей. Ощущения того памятного дня вновь накатили на Куна. И мальчику еще не раз придется переживать это снова и снова. Ведь он — сын Исана. Его дед, с ног до головы покрытый татуировками старик, никогда не винил небо. Он учил своего сына, отца Куна, следовать этому мудрому завету. А Кун, в свою очередь, следовал отцовским наставлениям, которые отпечатывались в его памяти и навсегда оставались в его сердце.

Историческая справка

История Таиланда, в соответствии со стандартами преподавания истории в общеобразовательных заведениях, делится на четыре части (вехи): история Сукхотая (1238–1438), история Аютии (1350–1767), история Тхонбури (1767–1782), история Бангкока (1782 — наст. вр.). Исанские земли после миграции тайских народов на территорию Сиама (ок. XIII в. н. э.) частично были поделены между лаосскими княжествами, а частично оставались в составе кхмерского государства (Южный Исаи). Если заглядывать глубже в анналы истории, когда тайцы и лао еще проживали на юге Китая, то сиамские земли (Исаи, центральная и западная части современного Таиланда) входили в Кхмерскую империю. Последнее подтверждают многочисленные исторические памятники (стелы, прасады[128] кхмерского типа, приюты для больных и обездоленных, построенные в период правления кхмерского короля Джайявармана VII, и др.). Существует гипотеза о том, что солончаковые почвы в глубокой древности были дном пересохшего ныне моря, что и обусловило неплодородность земель Исана.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})