Вечеринка моей жизни - Ямиль Саид Мендес

Надаль?

– Биса, por favor[36], – сказала Надя, поднимая руки, как будто в молитве, чтобы ее прабабушка больше не смущала ее.

И тут до Маркоса дошло. Прабабушка, это ранимое выражение на ее лице, смятение Нади.

Хотя эта женщина не была похожа на старуху из фильмов, она, должно быть, приближалась к своему столетию, и он распознал у нее некоторые признаки, которые имелись у его отца. Его отец был намного моложе, но все равно страдал от последствий ранней болезни Альцгеймера.

Он скрестил руки, сдерживая себя, чтобы не прикоснуться к Наде. Он лишь хотел ее обнять и прошептать на ухо, что он все понимает. Что не возражает, чтобы ее прабабушка считала его женихом. Мир, должно быть, был таким запутанным для нее. Он был не прочь подыграть.

Но как все это сказать, когда вокруг так много людей, наблюдающих издалека за взволнованным разговором женщины, не задев при этом и чувства Нади?

Он считал ее выдающейся личностью, поскольку она все же решила посетить урок танцев.

– А вот и я, – раздался голос у входа. – Простите, что опоздал.

Эрнан был одет в спортивные штаны и белую футболку с изображением своей жены и дочерей. С любым другим человеком Маркос подумал бы, что он явно перебарщивает. Выглядело это довольно нелепо. Но правда заключалась в том, что Эрнан действительно обожал всех пятерых, которые были его гордостью и радостью.

В тот же момент все старшие женщины, включая Бису, устремились к нему.

Эрнан уже пританцовывал на ходу, как будто делал это миллион раз. Быстрым движением он выхватил телефон Маркоса из рук Кензи, провел пальцем по экрану, и после пары нажатий заиграла музыка. Песня Эда Ширана «Perfect».

Надя застонала, и когда Маркос обернулся, чтобы посмотреть, действительно ли это была она, она сделала вид, что смотрит в окно. Ее плечи дрожали, и он гадал, смеется она или плачет.

Все остальные были полностью во власти мелодии, они подпевали и кружились по полу. Эрнан положил руки Сантьяго на талию Эбби и разделил матерей на пары, чтобы те тоже могли попрактиковаться в вальсе.

– Чтобы расслабиться, – пояснил Эрнан, и обе женщины с улыбкой кивнули.

Эрнан был просто волшебником.

В считанные минуты настроение в зале сменилось с напряженного на праздничное и приподнятое.

Когда музыка переключилась на адаптированную для радио версию песни «Bailar Pegados», бабушка Коронел воскликнула:

– Эта версия намного лучше, дети! – и схватила свою невестку за руку, чтобы танцевать.

Маркос боролся с желанием взглянуть на Надю, чтобы узнать, помнит ли она эту песню.

– Нельзя просто стоять в стороне, – сказал Эрнан, покачивая плечами в такт песне и направляясь к Кензи.

Стараясь не встречаться взглядом с Эрнаном на случай, если тот поставит его в пару со своей помощней, Маркос повернулся в сторону Нади и ее прабабушки.

Биса улыбнулась, как юная девушка, но Надя по-прежнему смотрела в окно. Она что-то яростно писала в телефоне.

Кензи рассмеялась, а затем Маркос увидел, что Эрнан учит ее кружиться и возвращаться в ритм, в то время как мать невесты пыталась копировать движения ног у них за спиной.

«Нет худа без добра», – обычно говорила мама Маркоса, и в очередной раз он увидел подтверждение ее словам.

Он никогда не видел, чтобы группа людей чувствовала себя более непринужденно с инструктором. Может, его футболка походила на неоновую вывеску, которая гласила, что Эрнан – надежный парень. Возможно, все дело было в его заразительной бесшабашности, с которой он двигался, совершенно не стесняясь своего тела и подшучивая над своим пивным животиком.

Как бы то ни было, Маркос был благодарен своему другу за то, что тот взял ситуацию под контроль. Пока не увидел, что тот направляется к Наде, и его сердце не екнуло.

Но вместо того, чтобы взять Надю за руку, чтобы присоединиться к веселью, Эрнан остановился перед Бисой и сказал:

– ¿Bailamos?[37]

Лицо Бисы сияло радостью, когда она осторожно последовала за Эрнаном на середину зала, где все образовали круг вокруг них, пока они танцевали.

Скрестив руки на груди, Надя наблюдала за разворачивающейся перед ними сценой с легкой улыбкой на лице. Маркос подошел к ней, но остановился на приемлемом расстоянии, чтобы не поддаться желанию прикоснуться к ней.

– Это тот самый парень из колледжа? Как его зовут? Герман? – она спросила.

– Эрнан, – ответил Маркос.

Она тихо рассмеялась.

– Помнишь, каким плейбоем он был? На втором курсе он, должно быть, перецеловал всех в моем общежитии.

– Всех? – переспросил он, приподняв бровь.

Она повернулась к нему и посмотрела прямо в глаза.

– Я целовалась кое с кем другим на втором курсе.

Он заправил непослушную прядь за ухо и прикусил губу, чтобы не сказать какую-нибудь глупость.

– Я имею в виду тебя, – добавила она.

И тут же на ее лице отразилось волнение, как будто она не знала, откуда взялись эти слова.

Он заметил, как она ущипнула себя за руку через рукав рубашки, в которой была, хотя в бальном зале было действительно жарко.

Затем, посмотрев на Эрнана и свою бабушку, танцующих вальс, она вздохнула и добавила:

– Извини за Бису. У нее отличное здоровье и острый ум, но внезапно у нее случаются эти приступы, и она забывает то, о чем мы только что говорили.

Он понимал боль в ее словах, но позволил ей говорить.

– Она никогда не приезжала в Штаты, но целую вечность планировала приехать на свадьбу. Она знает, что мы с Брэндоном расстались, но продолжает забывать. Она думает… – Голос Нади дрогнул, как будто она не могла произнести эти слова. Затем она сделала глубокий вдох, как будто собиралась выпрыгнуть из самолета без парашюта. – Понимаешь, она думает, что ты мой жених. – Слова потонули в музыке, и он почувствовал такую нежность к ней, что его глаза затуманились. Черт возьми. Маркос не хотел поддаваться эмоциям, но он понимал, что ей приходится переживать. И это было нелегко.

– По крайней мере, она застыла в счастливом моменте, – сказал он, делая шаг к Наде. Эрнан переключил музыку на балладу Франко де Вита, и молодая пара медленно танцевала, глядя друг другу в глаза и забыв обо всем остальном мире.

Теперь уже Маркос сделал глубокий вдох, решаясь признаться.

– У моего отца проявилась ранняя стадия слабоумия, когда ему было под сорок. Долгое время у него все было хорошо, но, когда они с мамой попали в аварию и она умерла, он как будто тоже умер. Он застрял в каком-то забвении, в определенном отрезке времени, – поделился Маркос,