Жена на миллион - Айрин Лакс

насильно, а ты именно так все и повернешь, стоит мне лишь начать трогать тебя!

— А ты не начинай, — советует ехидно и только после этого она пересаживается на другой конец ванны.

Моя жена все еще обижена, сверкает издалека глазами, но я чувствую, что уже нащупал тропку для возврата — витиеватую и сложную. Еще не раз моя мелкая съехидничает и, возможно, зарядит мне коленом в пах, но я готов плестись столько, сколько потребуется, чтобы вернуть ее себе целиком. Ее и нашего малыша. Может быть, даже двух…

Улыбаюсь ей.

Серафима в ответ пытается поджать губы, выглядеть сердитой.

— Вытяни ножки, можешь расслабиться. Здесь тебе ничто не угрожает.

— Кроме тебя и твоих камер.

— Отключу, — отвечаю в тот же миг. — Но заверяю, что физически записи больше не хранятся непосредственно здесь. Украсть не получится. Я пересмотрел некоторые пункты и усилил безопасность.

— То есть нас и сейчас снимает. Прекрасно! — фыркает.

Ловлю тонкую лодыжку и притягиваю к себе под водой, поглаживая пальцами.

— Чего ты боишься?

— Снова стать посмешищем! Как ты не понимаешь? Я тебе доверилась, самое ценное, интимное и очень личное оказалось под пристальными взглядами чужаков! — расстраивается.

— Готов поспорить, они завидовали, что мне досталась такая красотка. Хочешь, я выясню, кто эти записи видел и заставлю забыть? Навсегда?

— Что ты имеешь в виду?

Щелкаю пальцами и изображаю пистолет.

— Лично проконтролирую.

— Не стоит! — мгновенно меняется в лице. — Я бы не хотела еще больше смертей, просто ты, кажется, не понимаешь! Тебе бы все шутить, а я зря теряю время.

— Стой! — перехватываю пальцами тонкую ножку крепче, когда Серафима пытается встать, тяну к себе, расположив на вздыбленном члене, провожу мягкой ступней снизу-вверх и обратно.

— Озабоченный… Только это и интересует.

— Я тебя хочу. Скучал. Что в этом такого? Неужели ты по мне ни капельки не скучала?

— Скучала, — признается. — Только уверена, что все было зря. Я хочу развод.

Я продолжаю водить ее ступней, притягиваю вторую ножку еще ближе, опустив на пресс.

Серафиме приходится лечь в ванной, чтобы было удобно. Несмотря на ерничество, она мне все-таки хоть еще немного, но доверяет, иначе бы взбрыкнула пяткой по носу или еще куда-нибудь.

— Согласен, — наклонившись, поцеловал крохотные пальчики на ноге и снова опустил ступню на свой пресс, кайфуя даже от такой близости. — Нам нужен развод.

Серафима быстро взмахивает ресницами.

— Удивлена?

— Не ожидала, что ты так быстро согласишься.

Смущена? Сбита с толку? Ай, девочка, ты просишь того, чего сама не хочешь!

— Нам нужен развод… Этот брак не так основан, не то, о чем ты мечтала. Я дам тебе развод на фиктивный брак, — усмехаюсь. — Что же касается настоящего, то как я уже сказал, Багратовы не разводятся, и я не собираюсь.

— Ты меня запутал.

— Хочешь, распутаю?

Опускаю обе руки на бортик ванны, Серафима может мгновенно убрать ножки оттуда, где они сейчас, но вместо этого она продолжает меня трогать, водит большим пальчиком по стали напряженного члена, еще больше заставляет каменеть и желать ее. Проказница!

Терплю эту сладкую пытку, в ней есть какой-то свой особенный кайф, когда находишься в шаге от пропасти и неясно, выгорит ли затея или мы вместе рухнем вниз, ни за что не собрав себя из осколков.

— Я согласна на развод, хочу освободиться от навязанных условий!

— Семьдесят девять пунктов! — напоминаю ей, показывая цифру, набитую на руке.

— Ооо… — ротик вытягивается соблазнительным овалом. — Только не говори, что это из-за меня.

— А ты вспомни? — подсказываю, когда я ее сделал. — Из-за тебя, конечно.

— Не стоило! — но сама смотрит с большим интересом, который разгорается в ее светлых глазах все сильнее.

— Расскажи о беременности, о том, как жила в это время.

— Пряталась ото всех, здесь не о чем рассказывать.

— О ребенке расскажи! — то, что прятал и чему не давал волю, вырывается наружу требованием.

Сбавить обороты не получается.

Я сдерживался до этого момента, но сейчас, сказав вслух о нашем ребенке, плотно накрывает осознанием, шквалом эмоций топит разумное. И я, наплевав на то, что развел нас по разным бортикам ванны, подгребаю к Серафиме, утянув к себе на колени, прижимаюсь грудью к ее спине, поменяв нас местами.

— Багратов! Хватит! — возмущается, ерзая попкой возле особо опасной зоны.

— Тшшш… А то насадишь себя на член, так просто слезть не получится.

— Только о нем и думаешь!

— О тебе думаю, — опускаю губы в изгиб шейки. — Расслабься, опусти голову мне на плечо и расскажи обо всем. Я тебе — тоже. Поделюсь.

— Да неужели? — фыркает недоверчиво. — Ты? Расскажешь?

— Попробую. Хочу расставить все точки над i.

Немного подталкиваю бедра вверх, Серафима неосознанно изгибается, еще крепче прижавшись ко мне своей попкой. Ладонями глажу ее тело, сомкнув на тонкой талии замком.

— Ты родишь мне ребенка, — наслаждаюсь словами.

Удовольствие такое сильное, что не улыбаться не получается, счастье размывает границы допустимого.

— Мне хочется и петь, и рассказать о своем грядущем отцовстве всему миру, и удержать это втайне, чтобы злоумышленники не прознали. Сохранить, сберечь, лелеять… Смотреть, как растут наши дети. Даже если вот здесь, под моими ладонями, всего один малыш, на одном я не остановлюсь.

Серафима замирает, слушая мои слова.

— А меня ты спросить забыл, да? Я, кажется, уйти от тебя собиралась.

— Уходи, — прикрываю глаза. — От себя не уйдешь, значит, и от меня — тоже. Может быть, даже сбежать надумаешь или помучаешь меня из вредности, из чувства обиды, но я знаю, ты будешь моей. Ты останешься моей. Так будет.

— Пророк, что ли? И как с тобой бороться? — спрашивает почти отчаянно.

— Не надо бороться. С тобой я воевать устал, но за тебя я еще повоюю, — прикрываю глаза, наслаждаясь моментом, когда Серафима опускает голову на мое плечо.

Расслабляется окончательно.

Уверен, она в своей чудной головке еще гоняет