Потомок Микеланджело - Анатолий Левандовский

Клиника Дюбюиссона прославилась еще в дни якобинского террора. Тогда в ней отсиживались «бывшие», темные дельцы и толстосумы, причем многие из них только благодаря этой мере предосторожности сумели уберечься от революционного трибунала и гильотины.

Теперь контингент больницы несколько изменился. В ней, правда, доставало по-прежнему представителей «старого порядка» — приверженцев Бурбонов и ортодоксальной католической церкви, но «лечились» и республиканцы, демократы и либералы, не ужившиеся с режимом, — компания весьма подходящая для генерала Мале, который быстро нашел общий язык с другими клиентами Дюбюиссона.

Но конечно же не вкусная еда, не тенистый сад и не приятное окружение доставляли особенную радость великому архонту филадельфов; он понимал, что отсюда бежать будет много легче, чем из тюрьмы, и это не могло не радовать. Все остальное, вплоть до фальшивых декретов и воззваний к армии, стараниями Базена и других филадельфов было давно подготовлено и вместе с отутюженным генеральским мундиром терпеливо ожидало вождя в положенном месте. Оставалось подумать о ближайших сообщниках, на помощь и поддержку которых можно было рассчитывать в первые часы осуществления теоретически отработанного плана.

Мале знал, что главные из его единомышленников-филадельфов временно сброшены со счетов, что Демайо, Базен, Анджелони и многие другие томятся в тюрьмах. Пользуясь своей относительной свободой, он попытался через Дениз наладить с ними переписку. С Демайо это сделать удалось быстрее всего. Старый друг, сидевший в Ла Форс, сообщил ему, что в той же тюрьме находятся люди, которые при проведении переворота могли бы оказаться весьма полезными. И тут поистине бесценную помощь Мале оказала еще одна женщина, в той же мере, что и Дениз, ответственная за успешное развязывание заговора.

4

Софи Гюго не была счастлива в браке. Ее супруг, капитан, потом полковник и наконец генерал Леопольд Гюго, отчаянный рубака и упорный службист, вовсе не был злым человеком и по-своему любил жену, но никогда не понимал ее и пальцем не шевельнул, чтобы этого понимания добиться. Их взгляды на жизнь абсолютно не совпадали. И если бы даже Софи могла простить мужу его постоянные измены, она, тонко чувствующая мечтательница, влюбленная в поэзию и классическую литературу, оказалась совершенно неспособной примириться с грубостью и духовной пустотой человека, признающего исключительно удовольствия стола и постели.

Тем не менее она родила ему троих сыновей, младший из которых, в будущем великий писатель, был наречен Виктором в честь своего крестного отца, друга семьи Гюго — Виктора-Фанно Лагори.

Отнюдь не аристократ по рождению, Лагори усвоил аристократические манеры в привилегированном коллеже Луи-ле-Гран. Впрочем, это был и без того человек тонкого душевного склада, вполне под стать его строгой, несколько меланхолической красоте. Благородная сдержанность прекрасно образованного Лагори особенно выигрывала рядом с шумной развязностью и бахвальством верхогляда Леопольда Гюго — этого не могла не чувствовать Софи, быстро сблизившаяся с новым знакомым, хотя отношения их долгое время носили чисто платонический характер.

Несмотря на внешнюю и внутреннюю изысканность, Лагори не испытывал симпатий к классу, господствовавшему при старом порядке. Он всей душой принял революцию, поступил в армию и к началу Директории уже имел чин полковника. Служа в Рейнской армии, он сошелся с командующим этой армией генералом Моро, стал его начальником штаба и ближайшим другом; его антипатия к Бонапарту возрастала по мере усиления авторитарных тенденций последнего, а это, в свою очередь, не могло содействовать его продвижению по службе. Во всяком случае, когда Моро представил начальника своего штаба к командованию дивизией, Бонапарт не утвердил представления, и Лагори пришлось уйти в отставку в чине бригадного генерала. К этому времени он, как и его шеф, был уже филадельфом, мечтал о республике и о возвращении к конституции 1793 года. Поэтому, когда Моро, приплетенный к заговору Пишегрю — Кадудаля был арестован, Лагори предпочел скрыться. И правильно сделал: наполеоновский суд заочно приговорил его к смерти.

Началась неимоверно тяжелая скитальческая жизнь опального генерала. Его поместье было конфисковано, на военную пенсию наложен секвестр. Живя на скудные средства, которые могла ему предоставить касса филадельфов, он постоянно менял убежища и даже отправился было вслед за Моро в Америку, но вскоре вернулся, почувствовав, что жить вдали от родины не сможет.

Именно в этот самый трудный час его жизни на помощь пришла любящая женщина.

К тому времени союз Софи и Леопольда Гюго окончательно распался. Новоиспеченный генерал жил вдали от семьи, при дворе испанского короля Жозефа, и — в ожидании развода — имел официальную любовницу, которую называл женой. Законной жене и детям он предоставил довольно солидную ренту, давшую возможность Софи приобрести в Париже, на улице Фельянтинок, обширный дом, в недрах которого и укрылся ее старый друг, ставший теперь самым близким и родным человеком. Счастливые любовники жили тихо и безмятежно, Лагори обучал маленького Виктора латинскому и греческому, читая с ним вслух произведения Тацита и Плутарха, полиция же, казалось, потеряла след мятежника, да и всякий интерес к нему.

На самом же деле все обстояло несколько иначе.

Вездесущий Фуше прекрасно знал, где обитает Лагори. Но к этому времени противостояние министра императору достигло кульминации, и хитрый оборотень не имел ни малейшего желания выдавать Наполеону его врагов.

Так продолжалось, пока пост Фуше не занял Савари.

В этой перемене возлюбленный Софи Гюго увидел якорь спасения.

В действительности же она имела для него роковые последствия.

5

Однажды Лагори вбежал в гостиную дома на улице Фельянтинок с просветлевшим лицом.

— Софи, дорогая, — радостно воскликнул он, — мне нечего больше скрываться! Как только ты получишь развод, мы обвенчаемся.

— Что случилось, Виктор? — удивилась Софи.

— Анн Савари, герцог Ровиго, стал министром полиции.

— Ну и что?

— А то, что это мой старый приятель по Рейнской армии, мы с ним на «ты», и он все сделает для меня!

— Ты так думаешь?

— Я чувствую это…

Лагори немедленно отправил министру дружеское письмо, прося его о справедливости. Через некоторое время написал еще. Поскольку ответа не было, решил собственной персоной явиться в министерство полиции.

Вернулся окрыленный.

— Все, как я и предполагал, — рассказывал он Софи. — Министр принял меня дружески, сказал, что старое прощено и забыто, обещал снять запрет с пенсии и даже устроить на государственную службу… Я в восторге, Софи.

Женщина с сомнением покачала головой.

— Не преждевременен ли этот восторг, мой милый? Ты ведь, конечно, оставил Савари наш адрес?

— Разумеется. Чтобы он мог известить меня…

Извещение пришло быстрее, чем Лагори ожидал.

На следующий день, когда семья в самом безмятежном настроении завтракала, раздался громкий стук в дверь.

Вошли двое жандармов.

— Вы бывший генерал Виктор Лагори? — спросил один из них.

— Я. Чем обязан этому посещению?

— Именем закона вы арестованы.

6

Для Софи начались хлопотливые дни.

Ее любимого отправили в Венсеннский замок — одну из наиболее безнадежных тюрем.

Женщина, не зная ни минуты покоя, начала стучать во все двери.

Она посылала ходатайства в министерство полиции, встречалась с Паскье и Демаре, добилась аудиенции у военного министра Кларка и даже у самого великого канцлера Камбасереса.

Во время этих хождений и хлопот она познакомилась и близко сошлась с Дениз Мале. Именно Дениз посоветовала ей добиваться, мотивируя слабым здоровьем Лагори, перевода его в госпиталь Дюбюиссона.

Но вторично тот же фокус не удался.

Савари наотрез отказался выполнить ее просьбу.

И все же старания самоотверженной женщины не остались безрезультатными. Через некоторое время Лагори было дано разрешение на выезд в Америку. В ожидании этого он был переведен в Ла Форс на свободный режим: ему позволили переписку и дали право принимать близких.

Нечего и говорить, как счастлива была Софи, получившая доступ в тюрьму Ла Форс. Она кормила своего нежного друга, всячески ободряла его и быстро подружилась с некоторыми из его товарищей по несчастью. В соседней камере сидел генерал Гидаль, филадельф, пытавшийся поднять восстание в Марселе и ожидавший военного суда. Свои «покои» он делил с корсиканским патриотом Бокеямпе, человеком решительным и пылким, ставшим жертвой недоразумения (его арестовали вместо однофамильца) и мечтавшим отомстить своему коварному земляку. Благодаря дружбе с Дениз Софи знала о замыслах Мале и всей душой сочувствовала его планам, она приняла на себя роль связного между Ла Форс и заведением Дюбюиссона. Посещая Мале, она заочно познакомила его с Гидалем и Бокеямпе. С Лагори Мале был знаком давно и теперь полностью доверился ему.