Потомок Микеланджело - Анатолий Левандовский

Савари попробовал обратиться за консультацией к Паскье, но был встречен своим помощником довольно холодно.

Префект парижской полиции терпеть не мог Савари.

Объясняя впоследствии причину этого, Паскье утверждал, что виной всему была феноменальная глупость министра, но, видимо, главное коренилось в другом. Паскье чувствовал себя обойденным и люто завидовал герцогу Ровиго. Выходец из служилой аристократии, претерпевший гонения при якобинцах, Этьен-Дени Паскье был очень хитрым и ловким чиновником — в этом отношении он вполне мог соперничать со своим прежним шефом. Будущее показало, что он знал себе цену и умел ловко использовать обстоятельства. А сейчас Паскье казалось, что Наполеон недооценил его. Он ведь, Паскье, прилежно копал под Фуше, выводил на чистую воду все шашни бывшего министра, обо всем исправно доносил императору и рассчитывал (вполне заслуженно, не так ли?) получить освободившийся пост, а пост достался другому, и в подметки ему не годившемуся, он же (всего-навсего!) был сделан префектом парижской полиции… Затаив злобу, он ничем не помог своему новому начальнику, поскольку страстно желал, чтобы тот продемонстрировал свою глупость и беспомощность. Наконец Савари не выдержал и, чувствуя, что абсолютно не в силах разобраться в служебных бумагах, оставленных Фуше, решил пожаловаться императору.

Наполеон мгновенно понял все.

Он отправил Фуше альтернативный приказ: или экс-министр немедленно отдаст похищенные документы, или будет арестован и отправлен в тюрьму.

Фуше попробовал торговаться.

Но с Хозяином тягаться было трудно.

Со вздохом сожаления пришлось извлекать то, что было запрятано в тайники. Но что сгорело, то сгорело, и при всем желании вернуть испепеленное было невозможно.

И хваленая полиция Наполеона с легкой руки своего многолетнего руководителя так и осталась до конца империи прихрамывающей на одну ногу. Во всяком случае, обстоятельные материалы о филадельфах были утрачены безвозвратно.

22

Едва новый министр полиции с грехом пополам стал входить в курс дела, как случилась новая невзгода.

Савари начала донимать Женева.

В Париж приехал префект департамента Леман барон Каппель и, испросив аудиенцию у министра, чуть не довел его до обморока нескончаемым потоком жалоб. Он расписывал невероятные трудности в своей работе, сетовал на ограниченность своих полномочий, молил о помощи.

— Но что вас так-то уж особенно тревожит? — удивлялся Савари.

— Понимаете, ваше сиятельство, — объяснял Каппель, — этот город всегда был заражен республиканской болезнью. А теперь, когда там действуют филадельфы, положение стало угрожающим…

«Филадельфы, — отметил про себя Савари. — Я не раз слышал это слово от императора… Но кто они такие? Это надо будет уточнить». Он с омерзением смотрел на бледное лицо Каппеля, на его пшеничные брови и рыжеватую шевелюру и с не меньшим омерзением слушал его неправильную, сбивчивую речь. Немец до смерти надоел и не желал этого понимать.

— Кого же конкретно вы имеете в виду? — зевая, спросил министр.

— Буонарроти, ваше сиятельство, Буонарроти в первую очередь. Это их коновод. С ним вместе агитируют Террей, Вийяр и другие. Немалую роль играет и Марат…

— Марат? — изумился Савари. — Ведь он же давно умер!

— Это другой Марат, с вашего позволения. Брат того… Э, ну того самого, которого вы имеете в виду…

— Ах, брат… Ну, это другое дело… А что вы сказали о Буонарроти?

— Это их коновод, ваше сиятельство.

«Коновод… Слово-то какое… — размышлял Савари. — А между тем об этом Буонарроти мне приходилось что-то слышать, и, кажется, не такое уж плохое… Он все преувеличивает, проклятый немец. Вот уж правда: у страха глаза велики».

— Хорошо, барон, я понял вас, — отрезал он, стремясь окончить затянувшийся визит. — Когда вернетесь в Женеву, изложите все письменно и пришлите мне…

Он тут же вызвал Паскье и попытался расспросить его о филадельфах.

Префект полиции удивленно смотрел на своего шефа. «А ты еще глупее, чем можно было ожидать, — подумал он. — Нечего сказать, хорош! Министр полиции, не знающий ничего о самой могущественной антиправительственной организации!.. Ну, на мою-то помощь пусть не рассчитывает».

— Филадельфы? Были такие, — нехотя ответил он министру.

— Были? А сейчас, что же, их нет?

— Филадельфы действовали при Директории и тогда представляли внушительную силу. Но вскоре после 18 брюмера они исчезли. Остатки их были ликвидированы при вашем предшественнике…

«Ну и чудесно, — подумал Савари. — А этот барон целый час плел мне невесть что… Слава богу, я от него отделался. Неплохо было придумано — пусть пишет из Женевы!»

Но радость его была преждевременной. Вскоре из Женевы пришло первое объемистое и дотошное послание Каппеля. Савари дал формальный ответ. А затем рапорты, запросы и требования из департамента Леман посыпались, точно из рога изобилия — по два, по три раза в месяц, и каждое требовало ответа, и все это так надоело Савари, что он уже был и не рад, дав этому проклятому Каппелю подобное предписание…

23

Впрочем, в первых посланиях, несмотря на их объемность, не было ничего существенного, чего бы Савари уже не знал. Повторяя и размазывая жалобы, высказанные в Париже, Каппель обличал деятельность масонских лож и особенно сетовал на ложу «Искренних друзей», которой руководил Буонарроти. Этот Буонарроти, по словам префекта, весьма речист и на каждом собрании ложи восхваляет якобинское прошлое. Ложу облюбовал мелкий люд города; посещают ее и многие офицеры французских частей, стоящих близ Женевы.

Все это Савари было известно, и придавал он всему этому небольшое значение, но один вопрос его все же заинтересовал. Масоны… А при чем здесь филадельфы, о которых столько бубнил ему Каппель?..

Он решил отправиться за разъяснениями к императору.

Наполеон, вопреки обычному, принял его нелюбезно. Император был поглощен подготовкой к новой войне, все его мысли были заняты армией и планом грядущего похода, а тут этакая ерунда…

— Масоны, — сказал он, — довольно безобидная организация, пусть она вас не тревожит. Когда-то я сам посещал одну из подобных лож. Это пустые болтуны.

— Мне тоже так казалось, ваше величество. Но меня донимает префект департамента Леман. Он без конца жалуется на масонов и на Буонарроти!

Буонарроти… Это имя погрузило Наполеона в задумчивость. Вспомнилось старое. Их дружба, совместная деятельность, его восхищение этим необычным человеком… И почему он разошелся с Буонарроти, почему не сумел привлечь его? Разница в политических убеждениях? Но это же малосущественно! По-видимому, не сумел привлечь потому, что не очень старался. А зря. Этот человек был бы ему весьма полезен. Много полезнее, чем оборотень Фуше. Или этот, так называемый «Ровиго»…

…Властитель забыл в тот момент, что политические убеждения для настоящего человека играют основную роль. Забыл, почему не привели к успеху все его попытки привлечь Моро, Уде, Мале. С неприязнью взглянул он на ухоженное, благообразное лицо своей креатуры. И вдруг сказал:

— Послушайте, Савари, кто из нас министр полиции — вы или я?

Савари оторопел, но быстро ответил:

— Я, ваше величество.

— Так вот, — продолжал Наполеон, — мне надоело ваше крохоборство и ваши бесконечные вопросы по всякому пустяковому поводу. Вы не даете мне покоя, хотите превратить меня в свою няньку. Ваш предшественник был несравненно более самостоятелен…

«И при этом предавал тебя, — с обидой думал Савари, — а я служу тебе верой и правдой, и вот благодарность».

— У вас огромный штат помощников, Савари, на содержание которых я не жалею средств. Вы располагаете такими мастерами сыска, как Паскье и Дюбуа, Демаре, Вейра и многие другие. Используйте их знания, их опыт, их нюх. Но при этом запомните одно…

Наполеон встал, давая понять, что аудиенция окончена.

— Запомните, что мы живем в очень сложное время и со всех сторон окружены врагами. И главными врагами являются не те, кто болтает чепуху в масонских ложах, но те, кто прикидывается лояльным, а на деле плетет интриги и всеми способами будоражит народ. Запомните, Савари: действовать нужно спокойно, аккуратно и бесшумно. Действуйте, Савари. Выявляйте заговоры, уничтожайте заговорщиков. Но умейте делать это без излишней огласки. Лишние разговоры мне сейчас не нужны. И не ищите заговоров там, где их нет. Мне не нужна буря в стакане воды — меня беспокоят проблемы куда более серьезные, чем ваши «масоны»…

…С этого приема Савари ушел в весьма взбудораженном состоянии. Но потом — довольно быстро — успокоился. Ему показалось, что он уловил главную мысль императора: «Не ищите заговоров там, где их нет». Ну что ж, он достаточно понятлив. Отныне он будет действовать именно так, как приказано.

24

В январе 1812 года Каппель переслал Савари рапорт барона Мелюна, специального комиссара полиции в Женеве.