Битвы за корону. Прекрасная полячка - Валерий Елманов

«Ну понеслось», — подумал я, рассеянно кивая в такт его многочисленным примерам из Ветхого Завета.

— Князь не договорил, — перебила его Марина, первая устав слушать.

Пан Юрий осекся, недовольно посмотрел на дочь, но замечания не сделал. Взяв себя в руки, он рассыпался передо мной в извинениях, попросив продолжать.

Я был краток, рассказав о… некой хитрой боярыне. Мол, всем она была хороша: и умна, и красива, и домовита, да вот беда — очень любила поспать по утрам. Впрочем, она и вечером не больно-то рвалась помолиться. Имеется в виду, в том объеме, который требовался согласно церковным правилам. И тогда она, пользуясь тем, что была отгорожена от дьяков и священников перегородкой из плотного материала, не позволяющей ее увидеть, подобрала себе девицу, чей голос походил на ее собственный. Каждое утро и вечер та усердно и громко молилась, замещая таким образом свою госпожу. А для страховки, чтоб кому-то из священнослужителей не взбрело в голову заглянуть за перегородку, вместе со священниками молилась еще одна девица.

— А больше я ничего рассказывать не стану, — улыбнулся я. — Умному и без того с лихвой.

— И впрямь, — согласилась Марина, — куда больше. — И поблагодарила меня кивком головы, милостиво протянув для поцелуя свою руку и в очередной раз растянув свои губы, отчего на ее щеках близ носа появились две жесткие складки. Но глаза ее выдавали. Взгляд, устремленный на меня, оставался тяжелым и не сулил ничего хорошего.

«Кажется, моей карьере двойного агента приходит конец», — подумалось мне. Оставалось легкое сожаление, но, с другой стороны, рано или поздно это все равно должно было произойти, и скорее рано, чем поздно. Увы, но на Штирлицев в МГУ не учат. Однако я честно постарался сыграть свою роль до конца и, поцеловав ее руку, бодро пообещал:

— Со временем постараюсь поведать еще какой-нибудь случай… из жизни сей ловкой боярыни.

Мнишковна вяло кивнула, погруженная в свои безотрадные мысли. Ну и ладно. Что она не оставит своих попыток уцепиться за ускользающую власть, понятно, но по крайней мере в ближайшие дни помешать мне не сможет. Теперь можно заняться разборками с англичанами и отправкой ее соотечественников.

Глава 21

ЭКОНОМИКА ДОЛЖНА БЫТЬ ЭКОНОМНОЙ

Для начала я прикинул, сколько серебра смогу в самом крайнем случае вложить в казну в виде беспроцентного кредита, заменив англичан. В сундуках, хранящихся в каменном подвале моего подворья, оставалось в общей сложности двадцать восемь тысяч золотом и серебром, привезенных из Кракова. Некогда организованное мною первое в мире игорное заведение под названием «Золотое колесо», где весело крутилась рулетка, продолжало исправно работать. Итого, оставив на жизнь тысячи три, двадцать пять можно подкинуть. Маловато. Жаль, что нельзя реализовать имеющиеся расписки на общую сумму в сто семьдесят пять тысяч злотых. Плательщик — либо сам Мнишек, либо его сын Станислав. Они пока — мертвый груз.

Были еще сто тридцать две тысячи, полученные от Шуйского, но ими я распоряжаться не мог — они принадлежали Годунову. Зато из Кологрива гвардейцы доставили весь обоз, в котором помимо всего прочего находилось две трети контрибуций, кои мы заполучили с захваченных городов в Прибалтике, — одну треть мы сразу передали королеве. Итого: из общей суммы в пятьсот сорок тысяч рублей триста шестьдесят тоже пока хранились у меня.

Первоначально планировалось разделить эту сумму на две половины. Одну надлежало раздать войску, причем львиную долю моим гвардейцам, а вторую мы с Федором должны были вначале продемонстрировать во время торжественной встречи победителей всему народу, провезя серебро в открытых сундуках через всю Москву, а затем преподнести в дар Дмитрию.

Но, будучи в столице, я решил кардинально изменить правила дележки. То, что предназначалось войску, — свято. Гвардейцы и стрельцы должны получить положенное. Последние, разумеется, гораздо меньше, ибо они лишь занимали взятые города, вставая в них гарнизонами, но и без ничего оставлять их не следовало. А вот вторую половину, памятуя, сколь щедро швыряется деньгами Дмитрий, куда лучше порезать на три части: Годунову, мне и казне. Ни к чему «непобедимому кесарю» такие деньжищи. Все равно он их потратит не на дело, а на какую-нибудь ерунду: красивые цацки, драгоценные камни и прочие финтюфлюшки. А то и того хуже — вбухает на очередные подарки своей юной супруге и тестю. Словом, пусть вначале научится тратить с умом то, что есть, а потом распоряжается добытым нами.

Итак, суммируем и получаем триста с лишним. Неплохо. Но вначале попробуем обойтись минимумом, который и без того собирались сдать в казну. А учитывая повисший на волоске договор с Марией Владимировной, лучше всего, если эти шестьдесят тысяч окажутся внесенными от ее имени. Да, судя по запросам пана Юрия, этой суммы явно недостаточно для отправки «дорогих гостей» обратно, но ведь моя просьба составить подробный расклад расходов была сделана не из праздного любопытства. Дело в том, что я с помощью Власьева и дьяков из других приказов, получивших соответствующие задачи, составил свой подсчет действительно необходимых затрат.

Начал я следующее заседание с предупреждения всех членов Опекунского совета о том, что завтра нам надлежит принять посла королевы Ливонии, думного дьяка Бохина. Мнишек недовольно насупился, но я пояснил, что примем мы его не в Грановитой палате, и не в Золотой Царицыной, а в Средней Золотой. Там, дескать, не такое пышное убранство, да и размерами она куда меньше, вот и получится, что тем самым мы автоматически поставим дьяка на ступень ниже послов из Речи Посполитой.

Мнишек просиял. Такой расклад его устраивал, и он, радостный, сразу после обеда укатил на Посольский двор. Очевидно, решил лично известить Гонсевского и Олесницкого о своих заслугах и о том, как благодаря его личному усердию и старанию удалось добиться понизить статус ливонского посла.

Ну-ну. Пусть пташка резвится… до поры до времени.

Принимали мы Дорофея Бохина в присутствии всей Боярской думы. Те расселись, как и обычно, на пристенных лавках, а для нас были поставлены пять деревянных кресел перед помостом, на котором возвышался пустующий трон. Правда, все подголовники были пустыми, в смысле без двуглавых орлов и прочих царских атрибутов.

Торжественная процедура встречи посла Ливонии заняла изрядное количество времени, и солнце, согласно моим предварительным расчетам, оказалось в нужном месте. Дьяк был немногословен, кратко заявив, что государыня помимо городов решила поклониться великому и светлейшему императору всея Руси Дмитрию еще и звонкой монетой. Вручить оный дар ему было велено во время торжественной встречи с царем, но таковой не произошло, а теперь и прежнего государя нет, и будущий не родился, потому он и растерялся, не зная, как поступить с деньгой. Однако накануне он краем уха прослышал о столь ужасающей нехватке серебра в казне, что Опекунский совет согласен даже занять их под резу у англичан, потому и решился объявить о подарке королевы и ныне просит его принять.

Думцы радостно загудели, но спустя пяток секунд Мнишек опомнился, сообразив, что, если взять деньги, тогда точно придется подписывать договор с Марией Владимировной. О том ясновельможный и сообщил присутствующим. Остальные согласились — как бы ни хотелось принять серебро, но войны с поляками они опасались сильнее.

Однако мною был предусмотрен и такой вариант. Заранее проинструктированный дьяк, услышав, что торопиться не следует, не растерялся, но, изобразив на лице печаль, сокрушенно охнул и поинтересовался:

— И как тогда быть с дарами? Можа, хоть поглядите на них?

— А и впрямь, прежде чем станем судить да рядить, принимать или нет, неплохо посмотреть, — эдак скучающе, с ленцой заметил я.

— За погляд спросу нет, — вставил свое словцо и Власьев.

Любопытство одолело и самых осторожных. Дьяк повернулся к двери, торопливо махнул рукой, и мои гвардейцы стали вносить в палату сундуки. Один за другим. И прежде чем уйти за следующим, они открывали крышку, наглядно демонстрируя содержимое. Подыграло мне и солнце. Оконца в палате были узенькими, но проникающих сквозь них лучей вполне хватало, чтобы прогуляться по грудам золотых монет, видневшимся в каждом из сундуков, и заставить их переливаться.

На двенадцатом или пятнадцатом по счету сундуке кто-то из бояр, не выдержав, охнул, прошептав во всеуслышание:

— Да откель же у нее столько?

В мертвой тишине его фраза была хорошо слышна, и Бохин, повернувшись к нему, самодовольно улыбнулся:

— Да ты погодь, боярин. Тут и половины нет.

Ответом был новый восторженный вздох.

Однако весь дар полностью не занесли. Двадцатый сундук занял остаток свободного пространства между пристенными лавками — не зря я выбрал палату поменьше, — и гвардейцы, внеся следующий, принялись растерянно оглядываться, ища незанятое местечко. Не найдя его, один предложил: