На день погребения моего - Томас Пинчон

институционального коллекционирования, классификации и выставок. Решение раздать запасы виски лишь ускорило падение уровня учтивости, о чем в ближайшие дни написали все газеты независимо от того, были ли они связаны с властями. Из окон башенки можно было увидеть масштабные разрушения, простиравшиеся до горизонта  — обугленные деревья еще тихо дымились, искореженные стальные конструкции упали или опасно покосились, улицы возле мостов или паромных пристаней были запружены запутавшимися каретами, фургонами и трамваями, на которых население сначала пыталось сбежать, потом их бросили, и вот они лежали невостребованные, опрокинутые, поврежденные столкновениями и пожаром, похожие на животных, которые умерли несколько месяцев назад и которых еще не убрали.

До катастрофы украшенные усами лица с выражением оскорбленной добродетели за этим изогнутым столом принадлежали главным образом ставленникам мэра, которые были не большими мошенниками, чем того требовало время  — порождения Таммани-Холла могли в случае необходимости обеспечить голоса в количестве, достаточном для членства в Попечительском совете этого новомодного музея. В отличие от членов попечительских советов более высоких учреждений, здесь ни у кого не было состояния или происхождения  — горожане, если кто-то из них и хватал звезды с неба, это были не падающие звезды.

 Научные светила  — свидетели, которые до наступления Событий могли относиться к этим политиканам немного свысока, теперь не могли выдержать их пристальные, а иногда и инквизиторские, взгляды. Теперь они стали Архангелами муниципального возмездия для человека, в основном потому, что не осталось подходивших на эту роль  — Мэр и большинство членов Городского совета стали одними из первых жертв огнедышащего Существа (в больших банках и торговых домах до сих пор царил полный хаос), поклявшись собраться заново в Нью-Джерси. Единственными сформированными частями, которым хватило смелости бороться с непосредственными последствиями, были Белые Крылья, с достойным подражания бесстрашием продолжавшие невообразимые работы по расчистке со своей обычной жизнерадостностью и дисциплиной. Сегодня фактически единственными движущимися фигурами на этом безлюдном пост-урбанистическом участке, которые можно было увидеть из окна этого зала, была небольшая группа воинов в колониальных шлемах, которые шли за повозкой для сбора мусора и одной из последних выживших лошадей Столицы.

 Иногда эта комиссия по расследованиям проводила ночные заседания, заходя с бокового входа, где слабые и беззащитные приучились ждать столько, сколько должны. Ночью Музей являл собой аллею земных контрфорсов, он был неосвещенный и исполинский, тайные ходы между залами, внутри на уровне улицы несколько миниатюрных пивных садов, открытых допоздна благодаря доброте и мудрости районной полиции — камень за камнем в этой наклонной кладке, цвет желтой сажи в сумерках, размытый, словно фотография в журнале.

 —  Эскимосы верят, что у каждого предмета вокруг них есть свой невидимый правитель, в целом  — недружелюбный, правоприменитель древних законов, которые появились на самом деле еще до появления человека, он следит, чтобы сила, которая была вызвана, не причинила вреда людям, и получает подношения в различной форме.

Упоминание живущей в веках практики заставило членов Комиссии навострить уши и податься вперед.

  — Мы искали и хотели доставить в Музей не столько видимый объект, сколько его невидимый управляющий элемент. С точки зрения эскимосов, кто-то из членов нашей экспедиции нарушил ритуал, выказав глубокое неуважение, из-за чего Сила была вынуждена следовать своей природе, требуя подходящего возмещения.

 —  Подходящего? Учитывая огромные потери имущества, не говоря уж о жизнях невинных жертв...подходящего для чего, сэр?

  — Для городской цивилизации. Поскольку мы забрали существо с его родной территории. Обычные санкции  — плохой лед, метели, враждебные призраки  — теперь были недоступны. Условия воздаяния приняли характер, более подходящий новому окружению  — пожары, повреждения зданий, паника толпы, разрушение инфраструктуры.

 Той ночью было достаточно неприятно. Этот город даже в лучшие свои дни славился подспудным ропотом тревоги. Все, кто там жил сознательно, каждый день рисковали, но считали: что бы ни произошло, оно произойдет достаточно медленно для того, чтобы успеть проконсультироваться хотя бы с одним человеком, «всегда будет время», как говаривали горожане. Но в эту беспощадную ночь события развивались слишком быстро даже для того, чтобы их понять, не говоря уже о том, чтобы проверить или проанализировать, фактически можно было только бежать и надеяться, что тебя не убьют. Вот точнейший срез общего восприятия  — каждый человек в городе, где все страдали от неудобства, испытывал Панический страх. Все годы бурного роста и коррупции их постоянно предупреждали о такой возможности. Город становится все более вертикальным, плотность населения растет, все станут заложниками в случае такого вторжения... Кто за пределами города мог бы представить, что они  — жертвы, которых застали врасплох, и кто, если на то пошло, мог представить такое в самом городе? Хотя многие впоследствии получили молниеносную прибыль, надев эту трогательную маску.

 Удалось установить несколько фактов. В недра пригорода, откуда узкая речушка с незапамятных времен течет в город, прибыло грузовое судно, на котором в путах скорее оптимистических, чем надежных находилась Фигура со сверхъестественными способностями, и в изустных преданиях не говорилось, как ее остановить. Кажется, все в городе знали, что это за существо  — все знали это с самого начала, но принимали эту историю настолько как должное, что действительный приход существа был последним, чего люди ожидали, включая то, что его жестокие дары могли значить для любых граждан, которых существо решило бы одарить, о чем ученые мужи, доставившие существо сюда, старые полярники, жившие на расстоянии всего нескольких обитых металлом коридоров, странным образом не догадывались.

Теперь, точно зная время прибытия, силой мысли подняв свою температуру до необходимой отметки, существо начало методично и неумолимо выжигать себе дорогу из заточения. Те, кто предпочел оставаться на корабле, пока будет такая возможность, по очереди, словно от некоего морального истощения, вдруг решали плюнуть на всё, бросались вплавь, писали вышестоящему начальству, вылезали через люки, спускались по водосточным желобам на улицы города. Но, учитывая уменьшение количества мгновений нормальной истории, где во времени они смогли бы найти убежище? Никакое сопровождение из хулиганов злачных мест, никакие тайные помещения а анкерных опорах какого-либо из больших мостов, никакие железнодорожные или водные туннели не могли спасти хотя бы одного из этих нечестивых беглецов от того, что на них надвигалось.

Пламя и кровь надвигались на них беззаботной массой. Как раз в вечерний час пик электроэнергия по всему городу отключилась, газопроводные магистрали начали воспламеняться, пламя отражалось в тысячах окон на каждом перекрестке, словно упреждая пророчество, булыжники взлетали в