Тысяча поцелуев, которые невозможно забыть - Тилли Коул

рвали мне сердце. Неужели так и не поняла, что теперь уже ничто не сможет оторвать меня от нее?

— Ш-ш-ш… Дыши, малышка, — прошептал я и, поймав взгляд Поппи, положил ее ладонь себе на грудь и ободряюще улыбнулся. — Дыши. — Чувствуя под ладонью ритм моего сердца, она понемногу успокоилась.

Я вытер ее мокрые щеки. Она шмыгнула носом. Ее грудь еще содрогалась от рыданий.

— Извинения не принимаются, — сказал я, завладев наконец ее вниманием. — Тебе совершенно не за что извиняться. Ты же сама говорила, что прошлое не имеет значения. Теперь важно настоящее. То, что есть. Эти мгновения. — Усилием воли я сдержал порыв чувств. — Наше последнее приключение. За мной еще много поцелуев для твоей банки. А ты… ты просто будь со мной. Люби меня, как я люблю тебя. Вместе навсегда… — Договорить не получилось.

Я смотрел в ее глаза и терпеливо ждал, а когда дождался, улыбнулся.

— На веки вечные, — прошептала она.

Я закрыл глаза, чувствуя в себе ее сокрушительную боль.

Поппи хрипло рассмеялась.

— Вот и молодец. — Я поцеловал яблочки на ее щеках.

— Молодец, — эхом повторила она, — потому что люблю тебя.

Поппи подняла голову и поцеловала меня. А потом откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Секунду-другую я смотрел на нее, потом выпрямился и уже закрывал дверцу, когда Поппи прошептала:

— Поцелуй четыреста тридцать четвертый, от моего Руне, на пляже… когда его любовь вернулась домой.

Через стекло было видно, что она уже уснула. Щеки ее раскраснелись от слез, но губы, даже во сне, сложились в подобие улыбки.

Любоваться ею можно было бесконечно как совершенным созданием, равного которому, возможно, и не существовало.

Обойдя машину спереди, я вытащил из заднего кармана джинсов пачку сигарет и щелкнул зажигалкой. Глубоко затянулся и, почувствовав успокоительный прилив никотина, закрыл на секунду глаза.

На горизонте, оставляя за собой розовые и оранжевые отблески, бледнело и таяло закатное солнце. Берег почти опустел, задержалась только пожилая пара, которую я видел раньше.

Только теперь, наблюдая за ними, сохранившими любовь через столько лет, я не позволил себе поддаться печали. Оглянувшись на спящую в машине Поппи, я почувствовал себя счастливым человеком. Несмотря на всю боль, через которую мне пришлось пройти. Потому что… я здесь… и я так люблю тебя…

Она любила меня.

Поппимин. Моя девушка. Она любила меня.

— А большего мне и не надо, — сказал я ветру. — Сейчас мне большего не надо.

Бросив окурок на землю, я осторожно сел на свое место и повернул ключ зажигания. Мотор ожил мгновенно. Уезжая с пляжа, я говорил себе, что мы обязательно сюда вернемся.

А если не вернемся, как сказала Поппи, то все равно этот миг останется с нами. И ее поцелуй останется с ней.

А со мной останется ее любовь.

* * *

Мы свернули на подъездную дорожку, когда уже наступили сумерки, и в небе начали просыпаться звезды. Поппи проспала всю дорогу до дома. Проезжая по темным улицам, я слышал ее легкое, ровное дыхание и чувствовал себя спокойнее.

Припарковавшись у дома, я вышел, открыл дверцу с ее стороны, расстегнул ремень безопасности и взял Поппи на руки.

Легкая как пушинка, она инстинктивно прижалась к моей груди. Теплое дыхание коснулось моей шеи. Я подошел к передней двери и уже поднялся на верхнюю ступеньку, когда дверь открылась. В прихожей стоял мистер Личфилд.

Я переступил порог, и он посторонился, позволив мне отнести Поппи в ее спальню. В гостиной, перед телевизором, сидели миссис Личфилд и девочки.

Мама Поппи тут же поднялась и, подойдя ко мне, шепотом спросила:

— Как она? Все хорошо?

Я кивнул:

— Просто устала.

Миссис Личфилд наклонилась и поцеловала Поппи в лоб.

— Спокойной ночи, милая.

У меня защипало в глазах. Миссис Личфилд кивнула.

Я прошел по коридору и тихонько открыл дверь спальни. Осторожно, как только мог, опустил Поппи на кровать и улыбнулся, когда она, не просыпаясь, провела рукой по той половине, на которой обычно спал я.

Подождав, пока ее дыхание выровняется, я сел на край кровати и погладил Поппи по щеке. Потом наклонился, нежно поцеловал и тихонько прошептал:

— Я люблю тебя, Поппимин. На веки вечные.

Уже поднявшись, я заметил стоящего у двери мистера Личфилда, молча наблюдавшего за всем происходившим.

Наткнувшись на его взгляд, я стиснул зубы, медленно вдохнул и, не сказав ни слова, прошел мимо него в коридор. Поскольку фотоаппарат остался в машине, мне пришлось сходить за ним.

Потом я вернулся в дом, чтобы оставить ключи от машины на столике в прихожей. Как раз в этот момент из гостиной вышел мистер Личфилд. Я остановился, а он протянул руку за ключами. Я опустил их на его ладонь и уже повернулся к выходу, когда он спросил:

— Хорошо провели время?

Я невольно напрягся, но все же заставил себя ответить и, посмотрев ему в глаза, кивнул. Потом помахал миссис Личфилд, Айде и Саванне, вышел на крыльцо и спустился по ступенькам. На нижней меня догнал мужской голос.

— Знаешь, она тоже тебя любит.

— Знаю. — Я остановился на секунду, но оборачиваться не стал. А потом пересек лужайку между нашими домами, прошел в свою комнату и бросил фотоаппарат на кровать. Поначалу я планировал подождать несколько часов, а потом пойти к Поппи, но чем больше смотрел на сумку с камерой, тем сильнее мне хотелось посмотреть, какими получились фотографии.

Фотографии танцующей в море Поппи.

Понимая, что могу передумать, я схватил фотоаппарат и, не включая света, в темноте, пробрался в темную комнату в подвале. Найдя дверь, я повернул ручку, переступил порог, включил свет и остановился. Странное чувство овладело мной.

Поппи была права — мой отец подготовил комнату для меня. Все оборудование стояло там же, где и два года назад. Прищепки и шнуры только и ждали, когда их используют по прямому назначению.

Сам процесс проявления шел легко, как будто никакого перерыва и не было. Ничто не забылось, и узнавание, приходившее последовательно на каждом шаге, доставляло приятное удовольствие. Казалось, я и родился с умением это делать.

Наверное, это и было тем, что называют даром. Поппи как-то поняла, без чего мне не обойтись в жизни, а вот меня прошлое ослепило так, что я прошел мимо.

В нос ударил запах химикатов…

Работу я закончил примерно через час. Развешенные на шнурах фотографии одна за другой являли запечатленные на них мгновения. Красный свет не мешал рассмотреть пойманные, выхваченные из жизни чудеса. Я проходил вдоль прищепленных снимков, чувствуя, как разгорается в груди огонек волнения. Губы сами собой