Что играет мной? Страсти и борьба с ними в современном мире - Галина Калинина

Однажды одному из авторов пришлось на­блюдать своего хорошего знакомого в непри­вычной для него обстановке. Вечный лидер, человек, находящийся всегда в центре внима­ния, вдруг совершенно стушевался и вел себя необычайно тихо и скромно. Перемена пора­жала. И только сейчас, осознавая, как связаны тщеславие и застенчивость, становится хоро­шо понятна его реакция на незнакомый кол­лектив. Он оказался в чужой среде, которая явно отнеслась бы к нему недоброжелательно, продемонстрируй он свое повседневное пове­дение. Мало того, и сама среда ему не сильно понравилась. Но незнакомая компания была связана с его другом, весьма близким челове­ком, мнением которого он дорожил. Таким образом, застенчивость, чувство неловкости, продемонстрированные в тот момент, выяви­ли все то же тщеславие, то есть стремление, страстное желание получить у окружающих одобрение своего поведения и неуверенность, что окружающие поведение одобрят.

Любопытно отметить, что нередко комплекс неполноценности — застенчивость в острой фор­ме — проявляется в ощущении, что весь мир на тебя смотрит, при этом смотрит неодобритель­но, с насмешкой, с издевкой. Подобные ощуще­ния, к примеру, возникают у закомплексованных подростков. Внутренняя нервозность доходит до абсурдных ощущений. Чудовищная рефлексия, вечный взгляд на себя со стороны: как я сел, как я встал, как я посмотрел. Застенчивость в выс­шей своей стадии делает человека центром все­ленной в любой момент его жизни, устремляя глаза всех остальных обитателей мира исключи­тельно на него.

Молодая женщина на сеансе у психолога жаловалась на то, что не может без дрожи в коленках входить в магазин, в котором рабо­тает продавщицей. Она входит, опустив голо­ву и уставившись под ноги, так как точно зна­ет, что взгляды всех мужчин в магазине уст­ремлены на нее. Ей стыдно за свою фигуру, походку, осанку. Каждый вход в магазин пре­вращается в пытку. На вопрос психолога, смот­рела ли она когда-нибудь по сторонам и если нет, то как она может знать, что все взгляды устремлены на нее, девушка краснела и отве­чала, что глаз никогда не поднимала, но точно знает, что все мужчины пристально ее рас­сматривают...

Ложь — стремление искажать истину в мыс­лях, словах или поступках.

Грех лжи, хотя первоначально бывает спро­воцирован какой-либо из страстей, в конеч­ном итоге сам по себе может превратиться в страсть. Ложь — отрицание истины, и отец лжи — сатана. Поэтому всякий грех уже есть ложь.

Мир наполнен ложью, он как кривое зерка­ло, искажающее Божий порядок. В той или иной степени все мы склонны лгать. Одни делают это открыто, другие говорят нечто похожее на прав­ду, как бы полуправду. Обычно под грехом лжи подразумевается вранье, так или иначе осознан­ное. Но понятие лжи в христианской аскетике значительно шире. Вот как разделяет ложь прп. авва Дорофей:

«Есть три различных вида лжи: иной лжёт мыслию, другой лжёт словом, а иной лжёт самою жизнию своею. Мыслию лжёт тот, кто принима­ет за истину свои предположения, т. е. пустые подозрения на ближнего; такой, когда видит, что кто-нибудь беседует с братом своим, делает свои догадки и говорит: он обо мне беседует. Если прекращают беседу, он опять предполагает, что ради него прекратили беседу. Если кто скажет слово, то он подозревает, что оно сказано для оскорбления его. Вообще в каждом деле он по­стоянно таким образом замечает за ближним, говоря: он ради меня это сделал, он ради меня это сказал, он это сделал для того-то. Таковой лжёт мыслию, ибо он ничего истинного не гово­рит, но всё по одному подозрению, а от сего происходят любопытство, злословие, подслуши­вания, вражда, осуждения...

Некогда в бытность мою в общежитии было мне такое диавольское искушение, что я стал было по движениям и по походке человека заключать о его душевном устроении, и со мною встретился следующий случай. Однажды, когда я стоял, про­шла мимо меня женщина с ведром воды; сам не знаю, как я увлёкся и посмотрел ей в глаза, и тот­час помысл внушил мне, что она блудница; но лишь только пришёл мне сей помысл, я стал очень скорбеть и сказал о сем старцу, авве Иоанну: «Владыко, что я должен делать, когда я невольно замечаю чьи-либо движения и походку, и помысл говорит мне о душевном устроении сего челове­ка?» И старец отвечал мне так: «Что же? Разве не бывает, что иной имеет естественный недоста­ток, однако с великим усилием и трудами исправ­ляет его? Потому и нельзя из этого заключать чьего-либо душевного устроения. Итак, никогда не верь своим догадкам, ибо кривое правило и прямое делает кривым. Мнения человеческие ложны и вредят тому, кто предаётся им»...

А словом лжёт тот, кто, например, от уныния поленившись встать на бдение, не говорит: «Про­сти меня, что я поленился встать»; но говорит: «У меня был жар, я до крайности утомился работою, я не в силах был встать, был нездоров», и говорит десять лживых слов для того, чтобы не сделать одного поклона и не смириться. И если он в подобном случае не укорит себя, то беспре­станно изменяет слова свои и спорит, чтобы не понести укоризны.

Также когда случится ему иметь какой-ни­будь спор с братом своим, то он не перестаёт оправдываться и говорить: «Но ты сказал, но ты сделал, но я не говорил, но такой-то сказал», и то, и другое, чтобы только не смириться. Опять, если он пожелает чего-нибудь, то не хочет ска­зать: «Я этого желаю», но всё извращает слова свои, говоря: «У меня такая-то болезнь, и это мне нужно; это мне приказано», и лжёт до тех пор, пока не удовлетворит своему желанию. И как всякий грех происходит или от сластолюбия, или от сребролюбия, или от славолюбия, так и ложь бывает от сих трёх причин. Человек лжёт или для того, чтобы не укорить себя и не сми­риться, или для того, чтобы исполнить желание своё, или ради приобретения и не перестаёт делать извороты и ухищряться в словах до тех пор, пока не исполнит желания своего. Такому человеку никогда не верят, но хотя он и правду скажет, никто не может дать ему веры; и самая правда его оказывается невероятною...

Жизнию своею лжёт тот, кто, будучи блуд­ником, притворяется воздержным; или, будучи корыстолюбив, говорит о милостыне и хвалит милосердие, или, будучи надменен, дивится сми­ренномудрию. И не потому удивляется доброде­тели, что желает похвалить её, ибо если бы он говорил с сею мыслию, то он сперва со смирени­ем сознался бы в своей немощи, говоря: «Горе мне, окаянному, я сделался чуждым всякого бла­га», и тогда уже, по сознании своей немощи, стал бы он хвалить добродетель и удивляться ей... Но лживый человек, или боясь стыда — чтобы не смириться, или желая обольстить кого-нибудь и повредить ему, говорит о добродетелях и хвалит их, и удивляется им, как будто сам поступал так и знает их по опыту: таковой лжёт самою жизнию своею. Это не простой человек, но двойствен­ный, ибо иной он внутри, и иной снаружи, и жизнь его двойственна и лукава...»[75]

Ложь открытая отчетливо осознается гово­рящим. Она произносится намеренно, ради ка­ких-то целей или, напротив, из страха перед наказанием. Иногда мы наблюдаем случаи «не­мотивированной» лжи. Вроде бы человек лжет чисто из «любви к искусству». Тем не менее впечатление это обманчиво. Если разобраться как следует, то становится видно, что ложью мы всегда так или иначе преследуем какую-то цель. Просто не всегда цель эта очевидна.

Нередко мы считаем совершенно естествен­ным лгать и скрывать что-то от окружающих. Так, например, подростки, даже честные и прав­дивые с друзьями мальчики и девочки, считают вранье родителям или учителям абсолютной нор­мой и совершенно не переживают по поводу подобных обманов. Впрочем, вранье детей роди­телям — пример очевидный. И все взрослые люди знают, что это плохо. А сколь часты ситуа­ции наоборот — когда родители врут детям, по пустякам и не только. Вот обыденный пример: мама смотрит телевизор, ребенок спрашивает, когда она придет к нему. «Через 15 минут», — не задумываясь, отвечает мама, прекрасно зная, что фильм закончится минимум через час.

Опоздав на полчаса на работу, мы на автома­те выпаливаем, что автобуса долго ждали, бу­дильник не прозвонил или что-нибудь в этом роде, даже не задумываясь о том, правду сказали или нет. Разговаривая по телефону с неприят­ным человеком, точно так же, не задумываясь, ссылаемся на несуществующие дела, чтобы за­кончить разговор. Отказываясь одолжить день­ги, объясняем, что нет ни копейки, хотя только что получили зарплату.

Такая вот автоматическая ложь переполняет всю нашу жизнь. Мы не каемся в ней на испове­дях, мы вообще не замечаем ее. Казалось бы, мы не всегда получаем от нее какую-то выгоду. Но это не так. Отвечая по телефону неприятному человеку: «Я занят», мы тем самым избавляем себя от скучного собеседника и в то же время остаемся в его глазах хорошим человеком. Мы говорим, что врем, дабы его не обидеть. Но это тоже не так. Потому что, если бы мы заботились о нем, то уделили бы ему больше внимания, а не искали способов от него отвязаться.