Что играет мной? Страсти и борьба с ними в современном мире - Галина Калинина

«Зависть есть меч обоюдоострый, кото­рый наносит вред обоим: как самому завист­нику, так и тому, кому он завидует, но не преж­де последнему, чем первому. Завистник, преж­де чем сделает вред другому, прободает свое собственное сердце, тяжко страдает душою, изменяется в лице и горько вздыхает. Хорошо сказал св. Василий Великий завистнику: «О чем ты вздыхаешь? О своем ли несчастии или о чужом счастии?» И справедливо: завистник страдает не столько от своего несчастья, сколько от чужого счастья: он терзается серд­цем, когда видит ближнего своего выше себя, в счастье и почете. И для Каина не столь горь­ко было то, что Бог отверг его жертву, сколько то, что Он благоволил принять жертву его бра­та; он не тужил о своей потере, а скорбел, смотря на счастье брата; он не думал испра­вить себя примером добродетели братней, но становился от того еще худшим. И сколько тот преуспевал пред Богом в добре, столько сей ожесточался во зле; тот возвышался в очах милосердия Божия, а сей нисходил в глубину погибели».

Свт. Димитрий Ростовский

Обидчивость.

В повседневной жизни мы счи­таем обидчивость или ранимость человека ско­рее его бедой, нежели виной. Конечно, попада­ются люди с гипертрофированной ранимостью, которые вызывают своими постоянными обида­ми исключительно раздражение, но подобные случаи довольно редки. Чаще люди ранимые, уязвимые противопоставляются бездушным и циничным индивидуумам, у которых нет «неж­ных чувств», «слабых мест» и пр. Люди комфор­тные, самодовольные, самодостаточные нередко пугают окружающих. А к понятию «уязвимос­ти», «ранимости» относится принципиальная способность человека на глубокие душевные пе­реживания. Как ни странно, глубокими пережи­ваниями люди почему-то считают преимуще­ственно переживания негативные: скорбь, боль, обида и пр. Так, например, далеко не всегда верна пословица о том, что друг познается в беде. При углублении в познании человеческой природы становится понятно, что настоящая дружба и настоящая близость познаются вовсе не в беде, а именно в радости. Беда проверяет исключительно приятельские отношения. Ра­дость же проверяет крепкую дружбу. Мы готовы прийти на помощь в самых сложных ситуациях, мы готовы одолжить денег, предоставить дом и еду. Но значительно труднее оказывается сорадоваться, чем сопереживать. В момент радости мы не чувствуем ни собственной значимости, ни собственной необходимости, мы играем роль ста­тистов, которые вытеснены примой на второй план. И эта роль становится самой трудной, поскольку менее всего подходит нашим тщес­лавным самолюбивым натурам: она перемещает нас вглубь сцены и заставляет подыгрывать чу­жому успеху. Искренне сорадоваться умеют да­леко не многие. Есть даже особый тип людей: когда у тебя все плохо — они лучшие друзья, как только жизнь нормализуется — начинаются конфликты, ссоры, недовольства.

Отступление это, хоть и увело нас несколько от темы разговора, тем не менее представляется крайне важным, поскольку демонстрирует тот факт, что умение испытывать негативные эмо­ции далеко не так однозначно предстает со зна­ком « + ». В конечном итоге наркоман, лишен­ный наркотика, тоже очень страдает, что, впро­чем, не свидетельствует о его глубоком внутрен­нем мире.

Точно так и ранимость вовсе не говорит о душевной тонкости и чуткости. Напротив, мно­гие психологи суверенностью заявляют, что обид­чивость — проявление эгоизма: человек требует от окружающих любви и внимания, а не получая их, испытывает сильные негативные эмоции. Из этого мы соответственно можем сделать вывод, что обидчивость есть непосредственный резуль­тат тщеславия. Нас задевают чужая невнима­тельность, резкое слово, неудачная шутка. Этот забыл позвонить в день рождения, другой не оценил наш великодушный жест, третий не счел должным отблагодарить нас за услугу. Как же так? По нашим представлениям, весь мир дол­жен вращаться исключительно вокруг нас. Все должны о нас помнить, нас замечать, нас ценить и любить. Ежели они поступают иначе, то мы обижены, задеты, раздавлены...

Мы так искренне и совершенно бескорыст­но помогаем людям, а они, понимаете ли, не ценят! Мы говорим им: «Да что вы, не стоит благодарности», — а они и в самом деле не благодарят нас — каков удар!

Мы приходим к человеку с открытой душой, с лучшими намерениями, делимся с ним сокро­венными тайнами, а он, воспользовавшись на­шим доверием, устраивает подлости. Мы разо­чарованы, мы в отчаянии, мы обманулись в са­мых своих лучших ожиданиях, нас предали...

Что есть по сути своей обидчивость, как не тщеславие, не получившее удовлетворения? Любая обида подразумевает нанесение некото­рого ущерба человеку, его личности. Когда мы ударимся, то чувствуем боль. Она является ре­акцией, спровоцированной инстинктом самосох­ранения, то есть любовью к телу (медицина дав­но объяснила, что боль — это реакция нервных клеток на аномалии в теле). Боль — сигнал о неисправности, сигнал, сообщающий о том, что нам нанесен ущерб. Боль, которую испытывает человек от обиды, является таким же сигналом. Как известно, внутренняя боль, то есть сильное огорчение, имеет порой такой отчетливый ха­рактер, что иногда выражается на физическом уровне в виде спазмов в районе грудной клетки, затрудняет дыхание, сковывает движения и про­воцирует напряжение в теле. Боль душевная есть тоже сигнал о неисправности, проявление инстинкта самосохранения, любви к себе, само­любия.

Кстати, напомним, что самолюбие и эгоизм — это искаженные греховные проявления той не­обходимой и здоровой любви к себе и к своей душе, которые вынуждают нас заботиться о сво­ем спасении и бороться со своим ветхим «я».

Но как инстинкт самосохранения, тоже впол­не естественный и натуральный, может обер­нуться в гипертрофированное оберегание себя от любого дискомфорта, так и гипертрофирован­ная любовь к себе, к своей личности претворяет­ся нередко в чрезмерную обидчивость.

Кроме того, можно заметить, что наиболее обидчивыми бывают те люди, которые более всего требуют к себе внимания. Подобное на­блюдение опять же подтверждает нашу теорию. Люди самодостаточные, не нуждающиеся в пос­тоянном подтверждении окружающими собствен­ных достоинств, значительно меньше и мягче реагируют на чужие неблаговидные поступки и фразы в отношении собственной персоны.

Есть полезный совет в борьбе с обидчивос­тью, данный одним священником. Внушите себе такую простую и справедливую мысль: вам ник­то ничего не должен. Сразу станет легче жить и дышать.

«Если кто-либо из ближних причинит нам обиду — не допустим мы в своем сердце господ­ствовать злобе! Помните, что в ином случае нашими слабостями сразу же воспользуется враг человеческого рода. Он будет, несомненно, вну­шать нам, что обида слишком велика и непрос­тительна; станет раздувать малое в большое, представлять из мухи слона. Злоба же, войдя в сердце, не даст нам покоя ни днем, ни ночью, ни на молитве, ни на работе. Она будет точить наше сердце, да так сильно, что мы выбьемся совер­шенно из колеи. Смотрите же, не давайте места диаволу! И если заметим в своем сердце обиду на ближнего, то поспешим к примирению, если только это возможно. Бывает, правда, и так, что человек просит прощения, а обиженный не про­щает. В таком случае, оставляя все на совести ближнего, станем очищать самих себя пред Бо­гом и пред людьми» (Иоанн, митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский)

Застенчивость.

Многие психологи сходятся на том, что застенчивость есть также проявле­ние излишнего тщеславия. Люди застенчивые, как правило, крайне строги к себе, оценивают себя по высшему счету и более всего на свете боятся допустить какой-либо промах. В тех или иных ситуациях во многих из нас проявляется застенчивость. Так, придя в незнакомую компа­нию, мы будем вести себя не так, как обычно. Почему? Просто мы не уверены, что наше обыч­ное поведение, приемлемое в тех или иных кру­гах, покажется нормальным здесь, понравится здесь. Если мы сами так критично и негативно оцениваем свое повседневное поведение, то по­чему бы не изменить его в принципе, а не в исключительных ситуациях? Именно в этом от­личие застенчивости от христианской скромнос­ти: застенчивость как проявление тщеславия есть лицемерие, потому что человеком движет не желание исполнить евангельские заповеди в от­ношении ближних, а житейское самолюбование.