Туда, где кончается Лес - Лада Монк

поцелуй,

Чтобы в миг, когда и моя жизнь сегодня должна будет завершиться,

Когда женой и мужем объявят меня и Темного Милорда,

Не было у него возможности уста мои осквернить.

И пусть касание губ моих, как поцелуй влюбленной принцессы,

Снимать заклятья способный,

Станет тебе прощением всех прегрешений,

И примут душу твою высокие Небеса над нами,

И обретешь ты покой.

Нан, прошу, не гони меня,

Позволь мне поцеловать тебя в этот горький для нас двоих час,

Чтобы знали мы оба,

Что предприняли все возможное, дабы друг друга спасти, пусть и тщетно.

Не хочу я сбегать и по белому свету бродить, зная,

Что не встречу там больше тебя.

И позволил тогда Нан Симаре приблизиться к креслу.

Побоялась она про зелье ему рассказать,

Чтобы зря не давать надежду ему,

Полумертвому и полуживому.

Обхватила руками Малейн его похолодевшее лицо,

Локотками задела его исторгавший огонь от сочившейся крови торс,

А затем, в темные глаза его, блеск потерявшие, поглядев,

Губ его своими коснулась.

Между тем заклинание, оставившее весь город окаменеть,

Не подействовавшее лишь на Нана, иного рода чарами,

Неснимаемыми и несмываемыми,

Пораженного,

Начинало рассеиваться,

И пробуждаться ото сна стали горожане и придворные,

Бродячие артисты и разбойники,

Сам Темный Милорд.

Зная, куда невеста его направится, сбежав с торжества,

Прибыл к убежищу он воровок

И взбежал по лестнице,

Разбивая подошвами осколки на более мелкие.

В сомкнутых в кулаки ладонях его

Между пальцами, покрывшимися красными и белыми пятнами от силы,

С которой сжаты они были,

Различить можно было черные перья и цвета ночи глубокой когти.

Вырвал их Милорд из тела ворона

За секунды считанные до того,

Как отважился осужденный служить чернокнижнику вечно

В небо подняться и испариться,

Клятву нарушить,

Которую дал его род под страхом смерти, по принуждению.

Потерял ворон правую когтистую лапу,

Но не нужны ему были ноги,

Поскольку крылья свои он расправить сумел.

Не осталось больше узников у Темного Милорда

Ни с кольцом, какое лапы почтовых птиц утяжеляет,

Ни с кольцом обручальным.

Когда в поцелуе соприкоснулись губы Нана и Симары,

Неровная рассыпчатая оболочка из пепла и угля,

Сердце де Рейва оковавшая,

Расщепилась и грудь его в виде вороха десятков искр покинула.

Там, где искры рассыпавшиеся коснулись стен и пола,

Вырастали угольные шипы.

Оградили они рядами штыков

Принцессу и паяца от воровок и мага.

Возникавшие в случайных областях черные иглы задели руку темного Милорда,

И тогда он выронил кольцо, что Вольф и Алекса волшебным назвали.

Предприняв попытку подобрать и себе возвратить кольцо,

Чародей наступил на шипы,

Праздничный плащ его в двенадцати местах оказался пробит и пригвожден к полу,

Решетчатым сводом клетки над ним сомкнулись сталагмиты угольные.

А кольцо, убежавшее от него,

Напоролось на шип

И, обтянувшее увеличивавшийся, тянувшийся к потолку каменный столб,

Порвалось,

Металлической деформированной лентой упало оно к ногам Темного Милорда.

Скрылась давно Черно-Белая Луна, небо залили солнечные лучи.

И лучи осветили взъерошенные волосы, в которых осталась одна покрытая пеплом прядь,

Прекратившую кровоточить глубокую рану,

Голубые вены и розовые капилляры под кожей,

К коим вернулись тепло, энергия и жизнь.

Нан открыл глаза, и первым, что он перед собой увидел,

Были сверкавшие от слезинок ресницы,

Покрывшиеся блеском засохших потоков влаги, придававшим ей сходство с фарфоровой куклой,

Скулы принцессы Малейн.

Симара: Нан, ты жив!

Посмотри на меня,

Так сильна моя радость,

Что, в ее фейерверках теряясь,

Забываются все словами,

Какими выразить ее можно бы было!

Подними на меня глаза,

Как я счастлива снова в них жизнь разглядеть!

Почему же молчал ты о злых чарах, наложенных на тебя?

Разве же не знал ты, что тебя я могу излечить?

Де Рейв: Милостивые боги и Малейн моя,

Возликовал я, почувствовав в себе снова жизнь!

И теперь глаза мои, страдавшие и застланные ранее слезами,

Распахнуты и весь мир, всех людей обозреть хотят!

И теперь тело мое, исторгавшее кровь и болью иссушенное,

Наполнилось энергией и ощущеньем,

Что любая дорога мне теперь по плечу!

Умоляю, прости мне молчание мое:

Я боялся тебе навредить,

Не хотел я тебя испугать,

Потому мне скрываться пришлось.

Думал я, что спасения мне нет,

Что неотвратима смерть моя,

Но ты освободить меня от тяжких оков смогла!

Разве не я тебе говорил, что, появись у тебя возможность,

Ты бы силы свои все приложила,

Чтобы совершить подвиг?

О, Малейн, ты спасла меня от гибели,

Нет на свете ни слов, ни наград,

Чтоб тебе за это воздать.

А уж если пожелаешь — забирай мое уцелевшее сердце.

Всё, без остатка!

Потому что никому больше, кроме тебя,

Не доверю я повелевать намерениями его.

Благодарен тебе я, прекраснейшая.

Симара: О, я так верила и ждала, что поможет тебе Лекарство,

О котором мы с тобой говорили!

Темный Милорд уничтожить его попытался,

Чтоб тебе не позволить дольше оставаться со мной,

Но нашла я способ тебе помочь.

Несколько капелек на губы свои я нанесла,

Оказалось достаточно их для того, чтобы жизнь тебе возвратить.

Милорд: Неправа ты, Симара.

И двух росинок хватило бы,

Чтобы рану, нанесенную паяцу, исцелить,

Но проклятье, которое я на него наложил,

Не снимается ни Лекарством, ни иными противоядиями.

Действие магии глубже и значительнее,

Чем влияние ядовитого пойла, клинка и огня.

Ранят чары не только тело,

Но и ту часть человека,

Которая неосязаемой и незримой является.

И проклятого де Рейва не спасло бы даже Лекарство,

На которое ты столько надежд возложила.

Знай: случилось иное.

Произошло то, чего я так страшился:

Полюбила другого ты,

Да так полюбила,

Что сильнее секиры смерти твой кулак, для защиты ближнего сжатый, оказался.

Не снимают проклятья ни зелья, ни волшба,

Но два средства имеется иных: благословение и поцелуй влюбленной венценосной особы.

Значит, боги к союзу вашему благосклонны.

Значит, ты полюбила, и твой поцелуй

Все разрушил мое колдовство.

Поцелуй принцессы,

Когда искренне женой и напарницей во всех бедах и радостях она решит быть для мужчины,

Заколдованным лебедям, медведям и жабам возвращает облики принцев,

Лечит шрамы и раны, нанесенные без клинка, пуль и когтей,

Исцеляет болезни, которые лекарям неизлечимыми кажутся.

И когда ты сказала, что Лекарство исцелило де Рейва…

О, как больно мне признавать!

Лучше бы до этой секунды меня разрубили шипы угля и камня!

Вы неправы, принцесса Малейн.

Его спас поцелуй.

Симара: Я полюбила?

О, так вот, как называется это воскрешающее чувство — любовь!

Тот, кто любим, не подвержен мукам