Молчание - Мишелль Сагара

Мария сглотнула и кинула.

– Огонь...

– Я думаю, огонь не убьет нас теперь.

– Ты не уверена.

– Нет. Но нам нужно уходить.

Руки Марии напряглись вокруг сына.

– Что произойдет, когда мы уйдем? – Спросила она Эмму.

– Я не знаю. Мне жаль.

Мария снова кивнула, и Эмма поняла почему она не пошевелилась.

Это был ее сын, ее мертвый сын, а это были единственные мгновенья, когда она могла быть с ним снова. Это был подарок – ужасный, болезненный подарок – и она хотела продлить эти мгновенья настолько, насколько это было возможно, потому что, когда она снова раскроет свои объятья, он уйдет.

Эмма Холл, которая не плакала на людях, с трудом сдерживала слезы в глубине своего горла, когда поняла и увидела.

– Эмма, – сказала Маргарет ей в спину.

Но Эмма подняла руку, взмахом требуя тишины. Пространства.

– Просто... дай им минуту, – наконец смогла она произнести.

Мария, однако, повернулась, ее глаза расширились.

– Маргарет? – Ее голос был мягким; это был первый раз с тех пор, как она обняла своего сына, что она оторвала губы от его волос полностью. – Я вижу вас.

Маргарет кивнула.

– Да.

– Но Эмма не...

– Нет. Вы будете всю свою жизнь видеть мертвых. Мне жаль, дорогая.

Рука Марии напряглась вокруг сына.

– Я не могу. – Она поцеловала его волосы, его лоб, его маленькие влажные щечки, держала его, шептала слова материнской любви в ухо, пока он не сказал ей, что она щекочет его.

– Эмма, – снова заговорила Маргарет.

– Что?

– Лонгленд здесь.

Эмма прикрыла глаза.

– И, Эмма?

Она не хотела слышать больше. Но она, все равно, слушала.

– У него Эллисон и ребенок Марии.

Глава 15

– Как... Откуда ты знаешь?

Маргарет долго ничего не говорила, а затем посмотрела на отца Эммы. Он засунул руки в карманы – было странно, что у мертвых были карманы, ведь они не могли ничего нести – и сказал:

– Еще кто-то тоже наблюдает.

Это не имело никакого смысла.

– Я знаю, что происходит с тобой, – сказал дочери Брэндан Холл. – Я наблюдаю за тобой. Я – еще – не как Маргарет, но у меня есть какое-

то ощущение того, что ты видела, о чем ты беспокоишься.

Эмма подняла руку и посмотрела на Марию. В основном, она выглядела смущенной, но страх коснулся края ее лица. Эмма не побеспокоилась сообщить Марии хоть что-то о Некромантах, потому что даже представить не могла, что они встретят их.

Единственным ребенком, который был в опасности здесь, как предполагалось, был Эндрю, который уже был мертв. Но ребенок, которого несла Эллисон, был жив. И в руках человека, который, если верить Чейзу, а Эмма, как это не противно, верила, никогда не сомневался, убивая кого-либо.

Она глубоко вздохнула, успокаиваясь. Паника ей здесь помощницей не была.

– Маргарет, – произнесла она, когда слова отца дошли до нее. – Там есть кто-то, кого вы знали при жизни?

– Да, дорогая.

– Может он нам помочь?

Она не ответила.

Эмма подбежала к двери и потянула ее, открывая; ручка была теплой, но еще не горячей. Она дернула широкую дверь и дым ворвался в комнату; это все, что она могла сделать, чтобы не повернуться и не закричать на Эндрю. "Мы привели сюда твою мать, она несет тебя, черт побери..."

"Черт, ему четыре года, Эм. Думай. Просто думай." – Она направилась по коридору в спальню Марии, которая была в нескольких шагах дальше; дверь была приоткрыта, поскольку они так оставили ее. Огонь против высоты лестницы, но какая часть лестницы уже сожрана огнем, она не могла сказать.

Это не имело значение. Она пробралась к передним окнам, окнам спальни, и какой-то инстинкт заставил ее прижаться к полу. Воздух здесь был чище, но не намного. Она медленно выглянула из одного из окон и изучила Роуэн-авеню.

Она увидела Лонгленда на улице. В его руке была рука Эллисон, а руки Эллисон – обе – были защитно обвиты вокруг ребенка.

Ни Майкла, ни Эми, ни Скипа. Эмма почувствовала боль, реальную боль и внезапный страх. Где остальные? Были ли они живы? Чейз предупреждал ее. Чейз, такой сердитый, полностью уверенный в своей правоте, и такой чертовски правильный.

– Эмма.

Она подняла голову и увидела своего отца, стоящего посреди комнаты. Возле него стояла Мария с сыном на руках, ее лицо было очень бледным, а губы того же цвета, что и кожа.

Эмма сглотнула.

– Папа, – сказала она, все еще хриплым голосом. – Что я делаю?

– Просто думай, Эм.

Она хотела закричать на отца, но крича на отца, она сделала бы не больше, чем ребенок на руках Эллисон. Но это ничем не поможет и ничего не изменит.

– Мария, – прошептала она. – Станьте в стороне от окна, не стойте перед ним. Не позволяйте им увидеть вас.

Мария поколебалась и кивнула, пересекая комнату в направлении окон, смотревших в ночь, и пропускавших воздух, относительно прозрачный и чистый.

– Что случилось? У кого мой... Эллисон и мой сын?

– Его зовут Меррик Лонгленд, но его имя не имеет значения. Он... – Мария скривилась. – Они называются некромантами. Я немного знаю о них, но я знаю несколько фактов.

– Давай.

– Они пожирают мертвых.

– Но...

– Не их трупы. Я думаю, их называли бы вампирами. Или зомби. – Боже, она несла полную ахилесицу, когда была напугана. – Они пожирают души мертвых.

Мария была неглупой женщиной. Ее руки напряглись вокруг сына.

– Что это дает им?

– Силу.

– Силу?

Эмма кивнула.

– С этой силой они могут делать кучу вещей, которые мы технически называем магией.

– Пожалуйста, скажи мне, что он здесь не из-за моего сына.

– Я хотела бы. Но я не знаю, почему он здесь, а ваш сын... – она сглотнула. – Ваш сын поддерживал огонь и мог сжечь меня, даже когда я не могла видеть его и дотронуться.

– Что он хочет от Эллисон?

– Я не знаю. Но я могу предположить, что вероятно меня.

– Но... но зачем?

– У меня есть то, что он считает своим. Он, вероятно, хочет это обратно.

– Разве ты не можешь просто отдать ему это?

– Нет. Так же как ты не смогла бы отдать ему Эндрю.

Мария действительно была не глупа.

– Ты говоришь о других, – сказала она, ее голос стал тусклым. – Джорджес, Кэтрин, Маргарет и еще двое. Я не помню их имена.

Эмма кивнула, а когда они вышли в зал, добавила:

– Сьюзанн и Эмили.

– Он может использовать их, потому что они мертвы.

– Больше всего это выглядело бы так, будто даешь заряженное ружье человеку, который обещал тебя убить. – Она поморщилась и добавила. – Прости, Маргарет, – говорить о людях только как о стратегических объектах было верхом несправедливости, что делало ее похожей на Меррика Лонгленда больше, чем ей хотелось.