Легенды и мифы Древнего Востока - Анна Овчинникова

Ночью же, когда все заснули, бедняк открыл ларец, и птицы упорхнули в окошко. Теперь «царский дар» весил на две мины меньше, чем тогда, когда его принимал градоправитель.

Поутру богач встал и в ужасе схватился за голову: ларец пуст, золото пропало!

— Так-то ты следишь за порядком в своем городе! — воскликнул «посланец царя», в притворном гневе разрывая на себе одежды. — Государь найдет, как покарать градоправителя, который даже в собственном доме не смог уберечь царское золото от воров! А может, ты сам его и украл? Признавайся!

И бедняк, налетев на своего врага, избил его с головы до пяток.

— Не губи! — зарыдал вельможа. — Возмещу я тебе пропавшее золото!

Он вручил Гимиль-Нинурте две полновесных мины золота, а взамен разорванной одежды подарил новую, еще богаче. Потом правитель с поклонами проводил грозного гостя до колесницы, радуясь, что так дешево отделался. А бедняк, хлестнув коней бичом, крикнул:

— Эй, господин! Один раз я тебе уже отплатил, осталось еще два раза!

Поняв, что его провели, градоправитель, хоть и был крепко избит, долго смеялся над хитростью пройдохи. Ну, теперь-то уж он не попадется на удочку!

А Гимиль-Нинурта пошел к брадобрею, изменил до неузнаваемости внешность и явился к правителю под видом искусного лекаря, уроженца Иссина.

«Лекарь» безошибочно указал, где именно у страждущего болит (ему ли не помнить, куда он метил кулаками?) — и градоправитель воскликнул:

— Да ты и впрямь искусный лекарь!

— Искусней не найдешь в самом Вавилоне! — скромно согласился бедняк. — Но я всегда занимаюсь врачеванием только в темном уединенном месте. Как говорил мой наставник-ашипсу: «Для познания тайны темна дорога!»

Правитель последовал за Гимиль-Нинуртой в такое место — и там бедняк второй раз основательно поколотил своего обидчика.

— Два раза я тебе отплатил — еще один раз остался! — напомнил он на прощанье.

— Ну уж нет! — простонал избитый вельможа. — Больше ты не выманишь меня из дома!

Гимиль-Нинурта только засмеялся, а потом на остатки из вырученного золота нанял человека, научив его, что нужно делать.

Правитель тем временем лежал в постели, охая и грозя самыми страшными карами негодяю с козой. Ну, попадись этот мерзавец ему в руки!..

— А я здесь! — раздался вдруг с улицы громкий крик. — Вот он я — тот, что приходил к тебе с козою! Мэ-э-э!

Все домочадцы и слуги градоправителя дружно ринулись на улицу и рассыпались по переулкам в поисках супостата. Даже хозяин дома не утерпел — тоже выскочил и устремился на крики.

И тут из-под моста на него прыгнул Гимиль-Нинурта, в третий раз избил с головы до пяток:

— Все, приятель, теперь мы квиты!

Градоправитель еле живым вернулся домой, а бедняк вышел за городские ворота и, довольный и веселый, отправился в вольную степь.

Вавилон: падения и взлеты

Не иначе как Гимиль-Нинурта решил примкнуть к хапиру. Это многонациональное сборище бедняков и беглых рабов, укрывавшихся от притеснений местных владык и погромов войск египетских фараонов, обосновалось в лесистых горах Ливана — вотчине великана Хубабы. Община хапиру чем-то напоминала вольницу запорожских казаков и долго оставалась головной болью для многих средиземноморских правителей. При фараоне Эхнатоне, который не интересовался ничем, кроме своей религиозной реформы, хапиру (к этому времени объединившиеся в государство Амурру) до того обнаглели, что вторглись в Палестину и захватили несколько финикийских городов. Царьки многих мелких государств жаловались, что их рабы убивают своих господ и бегут к хапиру; пару веков Амурру было для фараонов и их ставленников костью в горле, пока не превратилось в обычное небольшое царство, просуществовавшее приблизительно до 1100 года до н. э.

Но вернемся к нашим вавилонянам!

Примерно в это же время — около 1110 года до н. э. — царь Навуходоносор I из II династии Иссина взял реванш за все беды, которые Вавилон претерпел из-за эламитов. Он разбил войска Элама у крепости Дер и так основательно потрепал эту страну, что лет на триста вывел ее из политической игры. Навуходоносор I одерживал победы и над ассирийцами, однако вскоре удача вновь повернулась к Вавилонии спиной. Сперва последовали два победоносных похода ассирийского царя Тиглатпаласара I, потом — вторжение южно-арамейских племен халдеев (или сутиев)… И если с халдеями вавилоняне в конце концов сумели сжиться, то с ассирийцами дело обстояло куда сложней.

К тому времени Ассирия превратилась в самую могучую и агрессивную державу Востока, и на протяжении VIII и IX веков до н. э. Вавилон то освобождался от ее власти, то подчинялся ей вновь. Наконец в 689 году до н. э. это противостояние разрешилось страшной катастрофой. Ассирийский царь Синаххериб Бесноватый, выведенный из себя непокорностью Вавилона, в очередной раз взял город и приказал навсегда стереть его с лица земли. Сокровища вавилонских царей и статую Мардука вывезли в столицу Ассирии Ниневию, немногих уцелевших после резни жителей продали в рабство, после чего город был подожжен. Несколько дней огонь пожирал вавилонские дома, дворцы и храмы, а когда отбушевали пожары, ассирийцы засыпали канал Арахту, разрушили дамбы, и на пепелище хлынули воды Евфрата.

«Дабы в грядущие времена никто не мог найти даже место этого города, я залил его водой! — с чувством выполненного долга возвестил Синаххериб в своих анналах. — Город и дома в нем, с основания до верхних покоев, я срыл, разрушил, сжег огнем!»

Но Бесноватому оказалось мало физически уничтожить великий город, он решил впридачу уничтожить его символически: по приказу царя вавилонскую землю погрузили на корабли, отвезли в Дильмун и там развеяли по ветру…

Такой катастрофы Вавилон еще никогда не переживал; казалось, для города и впрямь все было кончено!

Но спустя несколько лет Бесноватого убили в храме двое его сыновей, а третий сын Синаххериба, Асархаддон, придя к власти, решил заново отстроить самый большой торговый центр Востока. Чтобы обелить память отца, он объявил разрушение Вавилона гневом Мардука, чьей воле, дескать, послушно следовал Синаххериб. Этим тонким дипломатическим ходом ассирийский царь убивал сразу двух зайцев: давал понять вавилонянам, что их бедствия — кара верховного божества за строптивость, а кроме того, обеспечивал себе их благодарность за возрождение Вавилона. «Своими мятежами против Ассирии вы провинились перед небесной властью, — недвусмысленно намекал Асархаддон, — но теперь гнев бога иссяк, и я буду столь великодушен, что верну вашему городу былую славу и великолепие».

И Вавилон воскрес из грязной топи.

Десятки тысяч военнопленных трудились на этой «стройке века», осушая заболоченную почву, восстанавливая канал, соединяющий Евфрат с Тигром, поднимая из развалин дома, храмы, дворцы и башни. Ассирийский зодчий Арадаххешу вновь возвел зиккурат Э-таменанки, в город начали возвращаться жители… И, чтобы еще раз подтвердить свое расположение к Вавилону, Асархаддон женился на тамошней уроженке.

Кто после этого может сказать, что жизнь была однообразной? Вот уж кто не мог пожаловаться на скуку! От разорения и гибели к блистательному взлету, а от него, глядишь, к новому падению! Средства в вавилонскую недвижимость могли вкладывать только люди с железными нервами.

Потому-то в те беспокойные времена пользовалась такой огромной популярностью поэма о боге войны и чумы Эрре. Сложенная в Месопотамии еще в конце II тысячелетия до н. э. во время нашествия кутиев, она много раз переписывалась в Вавилонии во время многочисленных вторжений, прокатывавшихся через эту страну.

Поэма о боге чумы

Это случилось еще в ту пору, когда Эрра был холостяком и день-деньской полеживал в своем храме, отдыхая от ратных дел. Рядом с ним нетерпеливо ерзали семь Сибитти — злобных демонов, сыновей Ану.

Сразу после рождения Ану нарек каждому из сыновей свирепый жребий: первого он сделал неукротимым в буйстве; второму велел жечь огнем, полыхать пожаром; третьего уподобил свирепому льву-людоеду; четвертого наделил могучей силой, сокрушающей горы; пятому велел пройтись по земле ураганным ветром; шестого послал разить людей направо и налево; седьмого одарил змеиным ядом — пусть развлекается, истребляя смертных!

Снабдив детишек отеческими наставлениями, Ану послал их к Эрре на производственную практику, и вскоре Сибитти стали незаменимыми помощниками бога войны и чумы.

Вот и сейчас им не терпелось приняться за дело. Устав в конце концов ждать, когда их патрон раскачается, они осыпали Эрру непочтительными насмешками:

— Что сидишь ты дома, как слабый ребенок!Как не знающим воли, нам ли есть пищу женщин?Нам ли в страхе дрожать, как не сведущим в битве?Уйти на волю — для мужчины праздник.Даже князю во граде не снискать пропитанья,Забранят его люди, он посмешищем станет,Как он руку протянет уходящим на волю?Пусть даже крепок сидящий во граде,Над ходящим на волю как верх возьмет он?Хлеб пусть в граде обилен, не сравнится он с зольной лепешкой,Сладкое цеженое пиво с водой бурдюка не сравнится,Пышный дворец не сравнится с походной палаткой![109]

Пора в поход, на волю, в сражение! — голосили непоседливые Сибитти. — Расколошматим кого-нибудь в пух и прах — все равно, кого и за что — и наше имя вознесут игиги и ануннаки, а все прочие боги почтительно склонятся перед тобою, Эрра! Сколько можно сидеть без дела?