Путь между - Надежда Ожигина

И король опять впечатался в его худющую спину, состоящую исключительно из выпирающих костей. Но крик протеста и возмущения замер у него на губах: проводник глухо застонал, пригибаясь почти к самой земле, цепляясь руками за посох. Денхольм дернулся поддержать изогнувшегося в припадке Эй-Эя, но качнулся, теряя равновесие, хватая руками воздух… Изумленно и растерянно огляделся:

— Где он? Куда делся?!

— Смотри, куманек! — ткнул пальцем Санди в долговязый силуэт, мелькнувший вдалеке. — Вон он, мерзавец!

— Ага, следы на тропинке остались! А ну, давай за ним, — азартно присвистнул король. — Надоели загадки!

Они побежали по тропе, стараясь не упускать из виду серое пятно драного плаща. Но вскоре все равно потеряли.

— Ничего, — утешил сам себя Денхольм. — Следы четкие, не скроется!

Они бежали, кусая пересохшие губы и задыхаясь сбитым дыханием, почти не замечая, как безоблачное небо заволокло тучами, как усилился ветер, благо по устоявшейся привычке он дул им в спину, словно подгоняя, поторапливая. Усталость брала свое, и голод опутывал ноги пудовыми веригами, и острые иглы вонзались под ребра, прихватывая легкие, добираясь до сердца…

— Я больше не могу! — Денхольм выплюнул слова вместе с комком непроглоченной слюны.

Остановился, задыхаясь кашлем, осмотрелся слезящимися глазами. И увидел дым. Черный, сальный, разрастающийся в полнеба. Жадный дым близкого пожарища.

— Где горит, Санди? — каркнул он сквозь судороги в горле.

— Там! Смотри, деревня!

Откуда взялись силы?

Король не успел осознать.

Он просто поймал себя на том, что снова бежит сломя голову, прыгая через рытвины туда, откуда доносятся крики и плач, стоны и проклятия. Туда, откуда все ощутимее тянет гарью и паленым мясом, куда тащат ведра с водой перемазанные сажей крестьяне.

Вскоре они увидели горящий дом, толпу людей, злые языки пламени.

И почти сразу же — проводника. Закопченный Эйви-Эйви с опаленными волосами копался в сумке неподалеку от пожилой женщины в обгоревшем платье, с кожей, покрытой красными волдырями ожогов.

— Сюда лей, образина! Не трать воду попусту! — рявкнул один из пытавшихся сбить непокорное пламя. — Всех вытащили?!

— Всех! — ответил ему нестройный хор голосов. — Пришлый Крину вынес, больше не было никого!

Проводник тем временем откопал книжицу в сафьяновом переплете, зашептал, зашевелил губами, листая страницы.

— Нужен дождь, — услышал запыхавшийся король, — иначе не потушат…

И тут пришла в себя женщина. Закашлялась, заметалась. И над пожаром пронесся раздирающий уши вой:

— Люди, где мой ребенок?! Там мой сын!

Странно размытый силуэт мелькнул мимо оторопевшего Денхольма. Он хотел переспросить шута, но Санди рядом с ним не оказалось. Обернувшись, он успел заметить, как шут окатил себя ведром воды и, не колеблясь, кинулся в пламя. Дико заорав, король прыгнул следом…

И запнулся на середине рывка.

Непонятная, словно скрытая до поры, сила держала его, беспомощно барахтавшегося, отбивавшегося, не пускала дотянуться до меча… Прошло несколько мучительно долгих минут, прежде чем он осознал, что бессильно трепыхается в объятиях собственного проводника.

— Пусти! — завопил король, впиваясь зубами в проступившие жильные канаты предплечья. — Там же Санди!

Эйви-Эйви тоже завопил, богохульствуя на незнакомом языке, но лишь сильнее сжал худые руки.

— Не пущу, одного хватит! — прорывалось сквозь ругань. — Зубы разожми, щенок, а то стукну — многих не досчитаешься!

Тут затрещала, проваливаясь и оседая, крыша, полетели в разные стороны огненные комья, люди кинулись врассыпную… Эйви-Эйви опустил руки, напряженно всматриваясь в столп пламени. Король ткнулся к нему в плечо, всхлипывая и отказываясь верить…

— Не реви, — оборвал его проводник. — Выскочил он. И ребенка вынес. Не реви, вон идет…

И в тот же миг хлынул дождь. Сам по себе. Ливень такой силы, словно на небесах сжалились и опрокинули на чадное пожарище гигантскую лохань.

Король часто смаргивал крупные капли и не мог прорваться взглядом за водяную завесу. Как в тумане видел он шута, будто закутанного в серый текучий плащ, и не верил в реальность происходящего. Ливень встал стеной между ними, разделяя навеки, кидая в иные пространства… Просто застыли рядом король и все еще закрывающий его собою старик, а по ту сторону дождя — опаленный и довольный собою Санди, прошедший сквозь пламя… Было тоскливо и жутко, и в сердце горела боль утраты…

— Совсем спятил, — вздохнул прозаичный Эйви-Эйви. — Гроза начинается, пошли в укрытие. Похоже, там моя помощь нужна, — и легонько подтолкнул короля.

Денхольм сделал шаг, другой. Потом пошел быстрее. Наваждение схлынуло, осталось тягостное недоумение. И печаль. Когда они вошли в соседнюю избу, их встретили приветственными криками. Усталые люди оттирали налипшую копоть и поправляли нервы добрым элем. Посреди комнатушки на столе восседал шут, с кружкой в руке, целый и невредимый, порой похожий на знак вопроса, но неизменно кипящий нездоровым весельем.

— О-го-го! Куманек! — жизнерадостно завопил он, едва завидев короля. — Видал, как я?! А ты, маг-недоучка! Тучи грозовые на небе, а от тебя дождя не допросишься!

— Как тебе удалось? — срывающимся шепотом спросил король, не в силах подойти и обнять самого родного человека на свете.

— А я знаю? — вздохнул шут. — Я не думал об этом, братец, просто вошел и вышел…

— Так и надо, так и надо, — забормотал проводник. — Именно не думая. Я вот задумался и не рискнул сунуться туда второй раз. Правда, не знал, что там ребенок, не почуял…

— А он в чулане с охранным знаком был заперт! — словно сжалившись, пояснил Санди. — Видать, наказали, насилу нашел! Ну что ты на меня, как на привидение, пялишься? Хей, куманек?

— Он тебя похоронить успел, — проворчал Эй-Эй, потирая укушенное плечо. — Отпел и оплакал по всем правилам. Цветочков на могилку, правда, не собрал, ну да наверстает…

— Спасибо, конечно, — неловко поклонился ошалевший шут. — Да только рановато, куманек, ты так не считаешь?

Король подошел к другу, еле переставляя ватные ноги, протянул руку, заставляя себя коснуться все еще подрагивающего в непонятной дымке лица… И заплакал от облегчения, почувствовав тепло человеческого тела, увидев тень, услышав сердце. Живой! Живой… Разрыдался. Совсем не по-мужски.

— Ну ладно тебе, — забормотал смущенный и встревоженный шут, пытаясь неумело утешить. — Я тебя тоже люблю, братец, привык как-то за долгие годы. Ну ты что, совсем сбрендил? Будет, будет…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});