Чужаки - Владимир Вафин

— Не знаешь, пидор? Не знаешь? — Саня с силой оттолкнул его.

Казбек упал. Из-под него вырвалось ведро и покатилось по полу. Казбек руками стал закрывать лицо.

— Что ты «крошишься»? Я о твою рожу руки марать не буду.

— Уралец, Санек, это не я! — канючил Казбек.

Санька схватил его за шею и ударил в живот. Казбек скрючился от боли. Санька окунул его голову в унитаз и спустил воду.

— Кто? Говори! Повторить, ишак? — требовал Санька.

— Не надо, — задыхаясь, прохрипел Казбек. — Это Михей с Шурупом, — и он бросил на Саньку трусливый взгляд.

— Живи, мразь, — сквозь зубы процедил Санька и оттолкнул Казбека.

Склонившись над металлическим чайником, Санька припаивал к нему отвалившийся носик. Отложив паяльник, он критически оглядел свою работу и пошел в «бендежку» к мастеру. Там за наполовину початой бутылкой «Портвейна» сидели Пончик, Михей и мастер Иван Матвеевич.

— Все готово, — сказал Санька, подавая чайник. Мастер внимательно осмотрел его, потрогал пальцем припаянный носик, затем поднес чайник под струю воды.

— Вроде не течет. Молоток, Оленик, — похвалил он. — Хочешь винца?

— Да нет.

— А че? Завязал? — ухмыльнулся Михей.

— Меня вино любит, — в тон ему ответил Санька.

— Ну вот и пей, — наливая в стакан, произнес мастер.

— Да вот я его не люблю.

— Ладно... отдыхай, — буркнул мастер, махнув рукой. Выйдя из «бендежки», Санька подошел к вешалке, где висели длинные полотенца, ухватился за нее и подтянулся. Не выдержав, она рухнула на пол вместе с ним. На шум выскочил воспитатель и ударил Саньку по лицу. Он вскочил и бросился на Пончика.

— Будь ты на воле, алкофан, я бы тебя уронил! — задыхаясь от злобы, произнес Санька.

— Чего, чего? — прохрипел Пончик. — Ах ты, гавнюк! — он замахнулся, но Санька ловко увернулся и встал в стойку.

В коридор сбежались пацаны. Одни держали в руках молотки, другие — тяжелые ножницы по металлу.

— Вы что, пацаны? Это что, бунт? — дрогнувшим голосом пробормотал Пончик, отступая к «бендежке».

— Бей ментов, — прокричал кто-то.

Из «бендежки» выскочил мастер и с остекленевшими глазами бросился к телефону. Пацаны преградили ему дорогу и сбросили аппарат на пол. Мастер стоял в нерешительности.

— В побег! Уходим! — неожиданно крикнул один из пацанов и рванулся к двери.

Остальные бросились следом за ним, быстро сокращая расстояние до забора и проходной.

Весть о побеге разнеслась по училищу в считанные минуты. Пацаны, обгоняя друг друга, бежали к проходной. Вместе с ними хромал парень на костылях. Дежурные воспитатели и «воры» палками останавливали ребят. У хромого отобрали костыли и начали его ими бить. Кто-то из пацанов упал на бордюр, и на побеленном кирпиче появилась кровь.

Одна из многочисленных групп ребят прорывалась к проходной. Санька, находившийся среди них, краем глаза увидел хромого подростка, с трудом пытавшегося подняться, и занесенную над ним палку. Он бросился к пацану и закрыл его от удара своим телом.

«Воры» с дежурными гнали беглецов на плац, окружив их и не давая прорваться.

На плац на скорости влетел «Уазик» и резко притормозил. Из него выскочил директор и побежал к окруженной толпе подростков. Фуражка слетела с его головы, и ветер погнал ее по земле. Подбежав, он прорычал:

— Строиться, ублюдки! Кому сказал!

— Построились, вафлы. Вы че, совсем нюх потеряли? — кричали «воры».

— Строиться по отрядам! — орали воспитатели.

Угрюмые, в крови подростки стали строиться. Директор одернул китель и, застегивая его на все пуговицы, пошел вдоль строя, вглядываясь в озлобленные глаза пацанов. Отойдя от строя, он вдруг развернулся и, вложив в голос всю мощь, взревел:

— Вы еще об этом пожалеете, ублюдки! Я вам устрою...

Пацанов после усиленной строевой подготовки, разборок в кабинете директора отправили в баню. На голых телах многих из них были видны синие кровоподтеки, рубцы.

К Емеле, печальному на вид мальчишке, подошел 3ефир и отобрал у него новые трусы.

— Отдай, — начал просить пацан.

— Верни, Зефир, — раздался за его спиной спокойный, твердый голос.

Он резко обернулся. Перед ним стоял Санька и вытирал голову.

— Слушай, Уралец, ты снова тянешь на старшаков, — сжав кулаки, проговорил Зефир. — Ты думаешь, если Михей в «кондее» сидит, то можно права качать?!

Он не успел договорить. Сильный удар свалил его на пол. Зефир поднялся и, прикрывая рукой челюсть, прошипел:

— Все, паскуда, хана тебе...

Когда он выскочил из душевой, к Сане подошли пацаны.

— Ты, Санек, прям, как гладиатор, — с восхищением произнес один из них.

— Да, пацаны, мы, действительно, как гладиаторы. У нас вытравляют душу, заставляя драться друг с другом, ментам на потеху. И таких, как Зефир, Шуруп и всякая мразь, уже поставили на колени, чтобы они, как сторожевые псы, охраняли нас. Только на псов они не похожи. Шакалы они.

Рустам где-то раздобыл гитару и пацаны, кто был в наряде, собрались в спальне послушать его тоскливые песни о воле, о доме, о тех, кто ждет. Санька, дослушав песню «Гимн малолеток», подошел к нему и попросил гитару. К удивлению собравшихся ребят он, быстро поворачивая колки, подстроил инструмент, потом поставил аккорд. Пацаны притихли в ожидании.

...И в бою «кто сильней!» он знал лишь свои кулаки.Здесь «ломали» живых детей, сжав свободу в тиски.Затянули петлей, скрутив по рукам и ногам,Заставляя закон учить и читать по слогам.

Пацаны, которые возвращались из кино, не досмотрев скучную картину, услышав слова песни подходили ближе к Саньке и останавливались, как вкопанные.

Сквозь решетки окна глядел он на призрачный свет.Он боялся звезду убить, может, скорый рассвет.Словно в сердце вошло стекло и заныло в груди.Сквозь колючую сеть прошел, сквозь конвоя ряды...

В спальню влетел Казбек:

— Где Уралец? Его Цезарь зовет в бытовку.

Санька допел куплет и встал, отложив гитару. Рустам пытался удержать его, положив руку на плечо, но тот сбросил ее.

— Не надо... не стоит, это мое дело...

— Тогда возьми, — Рустам разжал ладонь, и Санька увидел лежавший на ней кастет.

— Нет, я сам! — сказал он и пошел в бытовку.

Войдя, он увидел Цезаря, оседлавшего стул и щелкавшего ногтями по зубам. Возле него разместился Михей. За спиной Саньки встали Казбек и Шуруп.

— Что же ты, Уралец, — вызывающе начал Цезарь, — не хочешь жить по нашим законам, не уважаешь «воров», мочишь «старшаков»?! Это же беспредел, анархия. А мы анархию не уважаем.

Он отодвинул стул и, оскалив зубы, подошел к Саньке. Шуруп с Казбеком схватили его за руки и Цезарь ударил его в солнечное сплетение. Ожидая удара, Санька напряг пресс, оттолкнулся от державших его парней и ногами ударил Цезаря в лицо. Тот отлетел, сметая на своем пути стулья. Санек пригнулся и, подставив подножку, бросил через бедро Казбека, а правой рукой нанес удар Шурупу, мешком рухнувшему в угол. Заметив, что на него надвигается Михей, Санька подпрыгнул и выбросил ногу, впечатав ее в его лицо. Коротким ударом в челюсть он встретил Цезаря. Почувствовав на себе чьи-то руки, обхватившие его сзади, Санька резко откинул голову назад и ударил затылком. Шуруп взвыл от боли и зажал нос, останавливая хлынувшую кровь. Подлетевший Казбек наотмашь полоснул Саньку заточкой. Тот попытался отскочить, но лезвие успело чиркнуть по майке, оставив на ней алую полоску. Перехватив руку Казбека, Санька загнул внутрь его кисть и резко надавил на нее. Казбек вскрикнул от боли и выронил заточку. Санька огляделся вокруг и, зажав рукой кровавую рану, вышел из бытовки. В его глазах уже угасал звериный блеск. Пройдя мимо столпившихся пацанов, он сел на свою кровать.

Сквозь толпу протиснулся Рустам.

— Сильно резанули? — с участием спросил он.

— Да нет, слегка, — поморщился Санек. — Сигареты есть? Закури.

Рустам закурил, затем, стряхнув пепел на ладонь, потер им рану.

Кто-то из подростков тоже закурил, чтобы получилось побольше пепла. Саньке протянули чистую майку.

— Рустам, выйдем, — надев ее, произнес он.

Они вышли из корпуса. За ними увязалось несколько парней.

— Назад, пацаны, в спальню. Емеля, останься, — сказал Санька.

Когда все ушли, он долго стоял, задумавшись, а потом обреченно произнес:

— Это все, теперь меня потянут на зону за этих козлов.

— Точняк! И что ты думаешь делать? — спросил Рустам.

— Я тут обкашлял, короче, пока киношку крутят меня не хватятся. Я решил уходить в побег. Поможешь, Рустам?

— Идем к хоздвору, — после минутного размышления твердо произнес Рустам.