Память – это ты - Альберт Бертран Бас

согревали.

Видя, во что превратился Эдем после пожара, ради безопасности решили все переселиться в Замок. Хотя день был бесконечно длинным, Хлое не спалось. Больше года прошло с тех пор, как генерал Миранда хладнокровно убил ее отца. С тех пор, как она послала одну из своих пуль в шею его сыну и, к несчастью, оставила в живых его самого, хотя и не промахнулась. Скольких страданий можно было бы избежать, если бы она не поторопилась с тем последним выстрелом? Или подождала и убедилась, что он жив? Эти вопросы стали ее ежедневной пыткой, и ей предстояло жить с ними до тех пор, пока история, начавшаяся на крыльце ее дома, не закончится раз и навсегда.

Хлоя бродила по лесу недалеко от развалин. Она чувствовала, что ей не место подле этих людей, ее жизнь – одиночество и горы. Дошла до знакомого уступа. Здесь свирепствовал ветер, и Хлоя подставила ему лицо. Он напоминал о ветре, умиравшем возле ее пещеры.

Сияла луна, Хлоя села на поваленный ствол сосны и достала из кармана маленький томик стихов, которые знала наизусть. Открыла наугад и с наслаждением понюхала страницы. Потом стала читать про себя. Она помнила каждую строфу и каждую строчку и все же предпочитала извлекать их из книги, а не из памяти. Ей нравилось нежно касаться пальцами чуть шершавых страниц. Нравилось читать и вспоминать.

Хрустнула ветка, у Хлои зашевелились волосы. Отбросив книжку, она вскочила и стала озираться, с винтовкой на изготовку:

– Кто бы ты ни был, лучше выходи, пока я тебе башку не снесла.

Из кустов, подняв руки, показался Паскуаль.

– Не стреляй, – усмехнулся он. – Я сдаюсь.

– Черт, чуть тебя не пристрелила, – проворчала Хлоя, опуская винтовку.

Паскуаль опустился на бревно и со стоном потянулся. Ночная панорама была великолепна.

– Видно ровно столько, сколько нужно, чтобы ощутить красоту вокруг.

– В этом я с тобой совершенно согласен, – ответил Паскуаль, внимательно глядя на Хлою.

Та подошла ближе и присела рядом.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она. Ее напряжение контрастировало с уверенностью, которую излучал Паскуаль.

– Я только хотел выразить соболезнования. Из-за Вдовы… Знаю, вы дружили.

– Она была необыкновенной женщиной и столько тайн унесла с собой…

– Поэтому ты здесь?

– Я хотела побыть одна.

– Почему?

– Вероятно, потому, что мне нравится быть одной.

– Если ты к чему-то привыкла, это еще не значит, что тебе это нужно. Беляночка, ты же знаешь, что не виновата в случившемся, правда?

– Я в этом не уверена.

– Так и знал… Видишь? Это твоя первая ошибка.

– Есть и другие?

– Я серьезно. Не лишай других их доли ответственности, ладно? Все мы воюем и погибаем. Я не хочу, чтобы ты считала себя ответственной, когда настанет мой черед получить пулю. Не лишай меня этого.

Хлоя посмотрела на Паскуаля в упор и увидела, что он серьезен как никогда.

– А теперь скажи, – приказал тот.

– Что я должна сказать?

– Что ты не виновата.

– Да ну, отстань…

– Скажи!

– Не хочу!

– Это не только твоя война. Это наш выбор тоже, а ты присваиваешь его.

– Ничего я не присваиваю.

– Тогда скажи. Не…

– Черт с тобой! Я не виновата. Доволен? Конечно, я не виновата, что этот психопат бегает за нами днем и ночью и убивает все, что движется! Не виновата, что он сжег наше единственное нормальное убежище! Не виновата, что Зануда лишился бабушки, а отец Тобиас…

– Тихо, тихо. – Паскуаль обнял ее. Он сам вызвал этот приступ и теперь раскаивался.

Хлоя дала себя обнять, орошая слезами плечо Паскуаля, который впервые почувствовал, что пробил броню этой гордой воительницы.

– Лучше?

– Я устала… – ответила Хлоя, пытаясь взять себя в руки.

– Я тоже. Пойдем к остальным. Ред придумал, как отплатить мерзавцу. – Паскуаль уже встал, когда заметил на земле книгу. – Что это?

– Ничего, – буркнула Хлоя, вытирая слезы.

Наклонившись одновременно, они столкнулись лбами. Оба рассмеялись. Паскуаль поднял книгу:

– “Двадцать стихотворений о любви и одна песнь отчаяния”, Пабло Неруда.

– Ты умеешь читать…

– Конечно. А ты что думала? – Его голос звучал слегка обиженно. – Я ходил в католическую школу. Скажем так, выучился… из-под палки. А ты?

– Меня научил… один друг.

– Значит, у Беляночки тоже есть свои тайны, а?

– Это не тайна… Это никто, – задиристо ответила Хлоя.

– А похоже, что кое-кто.

– Просто человек, которому я помогла сто лет назад, – отрезала та, вырывая книгу из сильных рук Паскуаля.

– Как бы то ни было, прости его. – Хлоя взглянула растерянно, и Паскуаль улыбнулся: – Ну же! У тебя на лице написано, что этот никто тебя разочаровал.

– Люди должны выполнять свои обещания.

– И что же он обещал?

– Вернуться, – сухо ответила Хлоя.

– В его защиту я скажу, что сейчас такие времена, когда исполнять обещания непросто.

– Знаешь по опыту?

– Хочешь меня задеть?

– Неважно.

– Подожди, – взмолился Паскуаль, удерживая ее за руку.

– Чего тебе?

– Я тоже нарушил обещание. Я обещал жене, что буду любить только ее.

– Паскуаль…

– Я знаю, что и ты неравнодушна ко мне, Беляночка…

Хлоя промолчала, не в силах придумать отговорку. Слова закончились, настал черед действий. Красавец-партизан страстно целовал ее под луной.

День был тяжелый, жестокий, скорбный для всех. Ночь обещала быть намного лучше – по крайней мере, для них двоих.

15. Тайная миссия

Мотор автомобиля производства испано-швейцарской компании ревел, в то время как сам автомобиль мчался по горному серпантину. Несмотря на все мои мольбы и просьбы, капитан Амат сидел за рулем, а я рядом. Окошко было открыто, меня укачивало. Капитан никогда не пускал меня за руль этого чуда. Было бы логично, если бы машину вел человек, у которого две руки, но Амат словно решил непрерывно доказывать, что ему все по силам.

Мы направлялись в Эндай, пограничный городок во Франции напротив Ируна, расположенный между Биаррицем и Сан-Себастьяном. Там была запланирована встреча каудильо Франко с немецким фюрером.

Капитан Амат твердил, что этот немец втянет нас в мировую войну и приведет к погибели. Тогда я впервые услышал слово “нацист”. Я не понимал беспокойства капитана: какой идиот захочет привлечь нас на свою сторону и заручиться нашей помощью, глядя, во что мы превратили собственную страну за три года войны? Разве не видно, что мы и сами себе помочь не можем?

Кроме того, в горах еще оставались небольшие партизанские отряды, которые беспокоили армию и пытались доказать, что война продолжается.

Капитан сосредоточенно рулил единственной рукой, а я взглянул на часы у него на запястье. Он не снимал их даже во время сна. На первый взгляд они были самые обычные, со слегка потертым ремешком. Но стрелки всегда показывали одно и